Антон Антонов-Овсеенко - Проект «Украина». Три войны России с Украиной Страница 30

«На основе дальнейшего обострения промышленного и сельскохозяйственного кризиса во всей Польше и Западной Украине в особенности невиданно усилилась грабительская политика оккупационного правительства. Правительство, капиталисты и помещики усилили наступление на условия труда рабочего класса ЗУ, ограбление крестьянских масс привело к ужасающей нищете западно-украинскую деревню и к возникновению очагов массового голода. Растет национальный гнет, последние же фашистские распоряжения (закон о товариществах, самоуправлении, школьный плебисцит, закон о школе и т. д.) стали орудием обостренной экстерминационной политики. Применяя наиболее дикий террор, проводя кровавые карательные экспедиции на Волыни, применяя чрезвычайные суды и виселицы, правительство стремится к подчинению себе массовых культурно-просветительных и спортивных организаций»[191].

Разумеется, коммунистам было выгодно преувеличивать тяготы польской оккупации украинских земель — для того, чтобы убедить население в том, что грядущее пришествие Советов облегчит их положение. Но в значительной части оценки происходившего даже и с коммунистической точки зрения были правдивыми. Но самым интересным с точки зрения потенциала украинского националистического движения в резолюции ЦК КПП стало признание превосходства националистической идеологии в среде жителей Западной Украины над идеологией коммунизма: «Капиталистическое наступление в нефтяной промышленности не встретило широкого отпора со стороны пролетариата. Напряжение массовой крестьянской борьбы ослабло. Антиоккупационные, национально-освободительные выступления народных масс удается перехватывать украинским националистическим партиям»[192].

Антиоккупационные, национально-освободительные выступления народных масс удается перехватывать украинским националистическим партиям.

Но не только иностранная оккупация украинских земель привела к всплеску национализма: существенную роль в этом сыграло международное коммунистическое движение, с 1917 г. управлявшееся и финансировавшееся преимущественно из Кремля. Для украинцев это среди прочего означало лишь одно: что очередная московская империя пытается поработить их так же, как и все остальные, но под прикрытием коммунистической идеологии. Понятными в этом смысле кажутся определения Яневского, который считает, что «история нашего (и не только нашего) народа в XX веке доказала, что коммунизм есть абсолютное зло. Злом, хоть и относительным, является и национализм — со слюнями ли во рту, или с «патриотическим» блеском в глазах. Или с топором в руке»[193] [выделено Яневским. — А. А-О].

Но вернемся к архивам коммунистического подполья в Польше в 30-e гг. прошлого века. В архивном документе под заголовком «На фронте национально-освободительной борьбы» сообщалось, в частности, что «результаты хищнического хозяйствования ярче всего выступают на примере западной украинской трудящейся деревни, которая в результате налогов, штрафов, ростовщических долгов, голода земли, феодальных форм эксплуатации и т. п. обречена на постоянный голод. Однако тяготы, установленные оккупантом, не уменьшаются… С 1930 г. введено в Польше 18 новых налогов, кроме того некоторые из них возросли в 5, а даже в 7 раз… еще более значительную роль играют штрафы, которые взимаются под любыми предлогами, например за то, что уборная слишком чистая… в сумме 50–70 зл. с целью отпугнуть крестьянина от участия в революционной борьбе»[194]. Из этого же архивного материала становятся очевидными и размеры подавления поляками украинской национальной культуры:

«Из украинских школ остались только крохи. Из общего числа 3128 школ в 1918 г. до 1932 г. осталось не больше 500 школ, причем а) Холмщина, Полесье, Волынь не имеют ни одной украинской школы. б) Большинство школ формально украинских фактически польские, имеют польский учительский состав и т. п. / Циркуляр министерства от 30/Х-28 явно констатирует, что “все начальные школы как государственные, так и частные на всей территории польской республики… являются в полном смысле этого слова польскими школами. О других школах в польском государстве не может быть речи”»[195].

Вместе с тем польские оккупанты, по свидетельству того же коммунистического источника, основывали «с помощью петлюровцев и другой контрреволюционной сволочи организации, в которые пытается привлечь массы, обещая им всякие льготы, отмену штрафов и т. п.»[196]. И здесь, конечно, возникает явное противоречие, происходящее из того, что если для украинского националистического движения образ Симона Петлюры был изначально символом устремления к государственной независимости, то польские власти не признавали за оккупированными землями Украины никаких прав на самоопределение.

Не стоит забывать, что восточные земли Украины с 1920 г. оккупировали еще и Советы: промышленность и сельское хозяйство на этих землях так же безжалостно эксплуатировались, а национальная культура и самосознание украинцев подавлялись в не меньшей степени, чем в оккупационной зоне поляков. Жесточайшим проявлением этой безжалостной эксплуатации стал голодомор 1932–1933 гг. Не удивительно поэтому, что печатный орган Украинской военной организации (УВО — предтечи ОУН) «Наш курьер» в номере от 18 июня 1933 г. следующим образом формулировал основную задачу украинского национализма: «Взорвать на Востоке Европы московскую империю»[197].

…Ученого-историка Михаила Грушевского нельзя напрямую причислять к националистам, хотя его труды, как уже упоминалось, фактически легли в основу и стали научным руководством для формирования не только национального самосознания, но и националистического мировоззрения. И в исторической ретроспективе Грушевский безусловно выглядит настоящим апологетом украинства. Таким он и был. Восприняв поначалу пришествие Советов «в штыки», Грушевский в 1919 г. эмигрировал в Австрию, но затем, в 1924 г., вернулся на родину, усмотрев и в новом режиме возможность содействовать восстановлению национальной культуры и языка. Его, как и многих, обманула псевдодемократическая риторика большевиков, но сама История вскоре властно напомнила Грушевскому о неотвратимости действия своих законов. Большевистский режим не был по своему существу демократическим изначально, вектор его развития указывал на тоталитаризм, каковой вскоре же, к концу 1920-х гг. и начал демонстрировать свой свирепый оскал. В 1931 г. ученого арестовали, были также репрессированы члены его семьи, многие ученики и сотрудники, а сам он умер в 1934 г. в Кисловодске от перенесенных страданий.

Между тем исследователь-украинист Джон Армстронг не считает случайностью, что «эта кампания преследований явилась простым совпадением по времени с коллективизацией сельского хозяйства в Украине. Во многих отношениях образование колхозов… ударило по украинскому крестьянину гораздо сильнее, чем по российскому. Первый был в основном более зажиточным, и, следовательно, терять ему было больше; кроме того, отсутствие традиционной общинной сельскохозяйственной организации в Украине делало для него новую систему более чуждой и отталкивающей»[198].

Образование колхозов ударило по украинскому крестьянину гораздо сильнее, чем по российскому. Первый был в основном более зажиточным, и ему было что терять.

Можно не соглашаться с Армстронгом в том, что «именно украинское крестьянство составило огромную, если не преобладающую часть тех несчастных миллионов людей, депортированных как “кулаки” в Сибирь или Казахстан либо в голодные жалкие трущобы разрастающихся советских городов»[199]: сталинский строй уничтожал крестьянство вне зависимости от национальной принадлежности и местонахождения его представителей; го́ря на российской, белорусской, калмыцкой и других землях советской империи от «раскулачивания» было не меньше, чем в Украине. Но можно не сомневаться в том, что раскулачивание в Украине породило «потенциальную основу для национального восстания, которую создавал экономический и социальный гнет со стороны иностранных правителей подобно тому гнету, что существовал до войны со стороны польских и русских правительственных чиновников и землевладельцев»[200].

Но все же центральную роль в формировании украинского национализма сыграло население западных областей Украины. Местные жители, как это было показано ранее, менее всего испытывали привязанность к родственным славянским народам в лице поляков и великороссов, куда больше их притягивали к себе культура и образ жизни стран Западной Европы, в частности Австрии и Германии. Недаром тот же Грушевский после оккупации Украины Советами в 1919 г. выехал именно в Вену. Земли же бывшего Галицко-Волынского княжества по итогам Первой мировой войны, напомним, находились под оккупацией Польши.