Автор неизвестен - Журнал День и ночь Страница 30

— Нет, спасибо, сынок! Посиди лучше рядом. Я тебе сказку расскажу. Всё будет хорошо. Всё-всё хорошо. Не бойся. Знаешь? Ты вырастешь красивым и очень-очень богатым.

— А ты?

— А я всегда рядом с тобой. — вздохнула тихонько мать, глубоко дышать ей, видимо, приходилось больно. И она продолжала свою странную сказку, не похожую на те, что рассказывала раньше. Может быть, она увидела что-то в своих предсмертных снах среди глубинных пластов времени и пыталась утешить сына, — У тебя будет высокий дом на берегу моря. И сад с персиками. Большая собака по кличке Рекс станет играть с твоими детьми и охранять двор, и бассейн у тебя будет, свой и просторная машина, не как у соседа Львовича, а какие у самых богатых бывают. Ты веришь мне, сынок?

— Я верю тебе, мама. А почему папа так редко приходит?

— Он занят, Дарик. Но он тебя очень любит. И я его люблю. И тебя люблю.

В дверь постучали. Львович снова пришёл поглядеть — жива ли ещё Лена-Леночка, не испустила ли дух, освободив им с женою часть дома. Вдохнул с открытой неприязнью воздух поселившихся снов. Сморщился.

Лена-Леночка обернулась виновато на цветы, точно просила у них прощения за частые появления Львовича, что их подарил. Она всё-всё понимала. И, возможно, старалась освободить этот мир поскорее.

— Сегодня я прошу тебя, Львович, пожалуйста, пусть Дарик переночует у вас. Хорошо? И вернись ко мне. Мне что-то тебе сказать нужно. — голосом, сходящим на «нет», произнесла она. И, когда Дарик уходил, поцеловала сына так мягко и нежно, как будто в последний раз.

А это и было в последний раз. Дарик решил, что её забрали сны.

Львович вызвал скорую, позвонил Эльдару, которого все считали отцом Дарика, и сказал, что зайдёт по очень важному делу.

...Они шли недолго. Ледяной ветер Цеместской бухты сбивал мальчонку с ног. Зимний неприветливый Новороссийск, укрытый тучами к Новому году, готовил Дарика к новой жизни. Жизни без матери. Пятилетний ребёнок не плакал. Он был уверен — есть ещё отец, который будет с ним всегда. Дарик не думал о Лене-Леночке, а только о цветах, жёлтеньких крокусах, оставленных в вазе, когда окна открыли настежь, чтобы проветрить помещение от снов смерти... У него есть хотя бы куртка, а у цветов такой нет.

Тем временем Львович читал выведенный старательно на бумажке адрес:

— Улица О-со-а-виа-хима.

— О-со-авиа-хима — это что? — спросил Дарик.

— Общество содействия авиации, и, неверное, химии что ли, не знаю. Это как досааф .

— Что такое досааф ?

— Добровольное содействие армии и флоту. Что такое армия и флот, Дарик уже знал, поэтому не стал спрашивать.

Эльдар снимал у бабки Сергевны комнату в домике на этой самой улице с названием, перекачивавшим из глубокой совдепии.

Избёнка хлипкая, тоже продуваемая насквозь, без отопления и воды, вызвала прерывистый вздох у Львовича, когда впускала их в сени.

— Эльдар есть?

— Да шляется где-то.

— Мы подождём?

— Да ждитя!

Львович уверенно устроился на лавке у выхода, Дарик рядом.

— Эльдар. Эльдар. Знаем мы, какой он Эльдар, — ворчала Сергевна, — в паспорте-то видела: не Эльдар он, а Николай. Сам себя величает каким-то дурацким именем. Говорит — это мой имиджевый псевдоним. Он что? Писатель что-ли? Какой у него может быть псевдоним?

Львович молчал, как воды в рот набрал. И Сергевна успокоилась. Тоже присела ждать квартиранта.

В сенях загремело ведро. Двери шумно распахнул высокий и очень красивый мужчина. Он совершенно не был похож на всех местных работяг. А скорее, на приезжего Денди из Лондона или Бремена.

— Принимай, Эльдар, наследство, — без вступлений заявил Львович, — сын тебе остался вот. А Лена-Леночка больше не с нами. Похороны готовить надо. Её пожиток и не хватит, чтобы провести ритуал. Сам знаешь. А вещи мальца здесь все в этой сумке.

— Нет у меня денег, — отвернулся к окну, поджав губы, Эльдар, — говорили уже. И вроде решили всё.

А по взгляду, брошенному в сторону Львовича, Дарик угадал недосказанную фразу: «Чё припёрся-то?»

Львович замялся, но, прикинув, как и планировал заранее, что, если он возьмёт на себя трудную часть по погребению, комнатёнка Лены достанется полностью ему, и он сможет пускать туда к лету квартирантов, пробубнил:

— Ну, извиняй, если что не так. Недосуг мне. — И, оставив Дарика, вышел восвояси.

— Постой-постой! — вскинулся Эльдар, догнал пришельца у остановки и долго говорил с ним, размахивая руками и горячась.

— Молока-то будешь? — спросила Сергевна у Дарика.

— Буду, — ответил мальчик.

Планета загадок

От лета к лету баловала Николая Цеместская бухта женщинами, пока не понял он — зачем вкалывать на цементном заводе, если любая представительница прекрасного пола готова для тебя накрыть стол, постелить постель, да и денег дать в придачу.

Он родился красивым. Как рождается один сочный корень морковий из тысячи тощих на грядке — крупным, спелым, желанным. И крыска то тебя цапануть хочет, и медведочка, и мышка, и хомячок! Что-то застенчивое в глазах, в разрезе ноздрей, в линиях сладостных губ заставляло баб поворачивать за ним головы. Прекрасный, как Парис, лёгкий, как Купидон, Николай присвоил себе имя Эльдар, понравившееся ему, и отправлялся с утра «по бабам», как на работу. Вёл курсы танцев для отвода глаз. Возвращался измотанный, измочаленный, но с деньгами.

Проснулся. Зарядка. Надо обязательно быть в форме! Загар. Бег. Море в любую погоду. Обязательное чтение вслух для лучшего запоминания энциклопедии афоризмов великих классиков, и стихов Байрона, Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Шекспира.

Там на пляже — киоск, где работала Любка. Угощала кофе утренним, всегда с пенкой. Любка, вежливо выслушав и восхитившись новыми стихами, просила его тела не часто, может, раз в неделю, не то, что другие. Тело своё он отдавал нехотя. И не даром.

От киоска, если пройти пешком до поворота: жена начальника санатория ждёт — не дождётся его новых анекдотов и афоризмов.

А за нею можно навестить либо жену мента, либо жену майора. Всегда свеж, юн и нов он ловил на чужие мысли глупых бабочек, которые и сами мечтали пойматься. Вечера же, как кривая вывезет: кабаков по побережью — тьма. Почти во всех он побывал.

Отдыхающие. Одинокие. Замужние. Какая разница. Красавец мужчина. Элегантный. Вежливый. Образованный. Молодой. Разговор поддержит. Улыбнётся. Не торопит коней. Себе знает цену. Наклонится для поцелуя, а, прикоснувшись, райским чудом одарит. В море — первый пловец. В баре — лучший танцор.

Сказочку одну он помнил с детства. Кто рассказал? Да, какой-то бродяга приезжий, на богатых дамочек глядя, прожигающих деньги у моря. Якобы байка такая есть. Шёл Цыган. Видит — шикарная особа отдыхает под деревом. Поворачивает он к ней и спрашивает: «Можно ли мне вас поцеловать?» «Нет!» — отвечает дама. «А за пять рублей?» Дама подумала, что ей пять рублей не лишние и позволила. «А можно ли мне поцеловать вашу ножку за пять рублей?» И снова позволила дама. «А повыше?» Дама разрешила опять. Расцеловал Цыган даму. Разохотил. И пошёл. «Куда же ты уходишь?» — спросила она, — «Разве ты не хочешь меня снова поцеловать?» «Не хочу» — сказал Цыган. Но дама уже и не могла его так просто отпустить. «А за пять рублей?» «Нет!» — сказал Цыган. «А за десять?» «И за десять!» — ответил он. «А за сто?» «Дашь двести — доцелую. А нет, так и нет!» — ответил мошенник. Так и пришлось барышне раскошеливаться. А Цыган повадился к ней каждый день ходить, пока все денежки у неё не кончились.

Очень хорошо Эльдару врезалась в память цыганская байка, и так по душе пришлась, что стала его «стратегемой».

Горячие, страждущие, желающие и хотящие женские тела дарили ему свои «величайшие» благосклонности в виде хрустящих бумажек от лета до лета. А лето то тянулось с мая аж до ноября. Намётанным глазом, как опытный психолог, он выбирал из толпы новую добычу. Иногда Эль-дар попадал в полосу безденежья, когда поставив, всё на карту, — попадал на «искреннюю любовь». Нужна она была ему, как рыбке зонтик!

Лена-Леночка для него, как семечка в подсолнухе. Спросила однажды:

— Сколько у тебя было женщин? — наивная глупышка.

— Вот видишь, сколько кирпичей в этом доме? — не посмел он солгать. Да зачем-то дурочка не поверила. Забеременела. И сына в честь своего дружка назвала. Добрая душа. Последних крошек не жалела. Наверное, любила. С ума сходила от его красоты. Жаль, заболела. Ой, как жаль — умерла. Но Дарика-то зачем ему в обузу оставила? Кто докажет, что это его сын? Ни ему не доказать, потому что и угол не отсудить никоим образом, чтобы Сергеевну ненавистную больше не видеть. У Львовича все юристы схвачены, оплачены. И куда его теперь, по прихоти судьбы свалившегося на шею сынишку?

Эльдар вернулся, хлопнув дверью, очень злой.