Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 30

Документальный материал особого отдела НКВД 19-й армии во главе с полковником (госбезопасности) Королевым дает некоторое представление об обычной каждодневной работе НКВД, следившего, между прочим, также за военными комиссарами и политруками: она состояла, коротко говоря, в разоблачении, аресте и ликвидации «предателей». Постоянно приходилось обрабатывать «многие сотни сообщений» ротных доносчиков по поводу солдат. С 25 до 27 июля 1941 г. особый отдел только одной дивизии и его караульная команда арестовали «до 1000 беглецов с фронта». А вот что гласили некоторые случайно подобранные отдельные записи: «Перед строем расстреляны 7 человек… Далее расстреляны без приговора суда 5 человек: 3 дезертира и 2 изменника родины, которые попытались перебежать к противнику. По приговору военного трибунала расстреляны 3 дезертира, самострелов, 2 перебежчика и 2 человека за самовольное оставление поля боя». «29 августа с. г. перед строем был расстрелян командир 3-го батальона 400-го стрелкового полка Юргин Федор, член ВКП(б). Юргин не выполнил приказ командира полка майора Новикова о наступлении».

Каковы были обычные методы, видно и из случайно обнаруженного «спецдонесения» особого отдела НКВД 264-й стрелковой дивизии начальнику особого отдела НКВД 26-й армии майору (госбезопасности) Валисю о первых боевых действиях 1060-го стрелкового полка. Когда молодые солдаты 4-й роты 2-го батальона спасовали, станковые пулеметы открыли по ним огонь и убили не менее 60 из них: «Командир и политрук расстреляли всех, кто попытался сдаться». Согласно письму писателя Ставского «дорогому товарищу Сталину», только в 24-й армии в районе Ельни в течение нескольких дней августа 1941 г., по данным командования и политотдела, было «расстреляно за дезертирство, паникерство и другие преступления» 480–600 солдат. Перед лицом таких цифр документы заполнены также данными о единичных и массовых расстрелах в частях Красной Армии. «Поразительно велико число каждодневных казней за дезертирство и самострелы», — гласило одно немецкое итоговое сообщение. Поэтому не удивительно, что, как сказано в одном месте, уже только существование особых отделов оказывало «на офицеров и солдат парализующее воздействие», или, как признавали перед немцами военнопленные генералы Снегов и Огурцов и другие высокопоставленные офицеры: «Страх перед таинственной властью НКВД был непреодолим», «среди всех офицеров царит сильный страх перед НКВД». Это с готовностью признал 9 августа 1941 г. и командующий 6-й армией генерал-лейтенант Музыченко, который сам по себе мог быть причислен к верным системе офицерам: «НКВД — страшный орган, который может уничтожить каждого из нас в любой момент». Один из тех, кто был близок к событиям, комиссар 176-й стрелковой дивизии Филев, коротко свел функции особых отделов к следующему: «Любая контрреволюционная деятельность тотчас беспощадно подавляется драконовскими мерами».

Далеко идущее ограничение полномочий офицеров в пользу вновь введенных военных комиссаров и политруков и создание независимого от армии секретного аппарата НКВД показались Сталину еще недостаточными, чтобы должным образом держать за горло вооруженные силы, за которыми он следил с недоверием. На основе приказа № 001919 Ставки Верховного Главнокомандования, подписанного 12 сентября 1941 г. Сталиным и маршалом Шапошниковым, в течение пяти дней в каждой дивизии надлежало сформировать так называемые заградительные отряды из «надежных бойцов», из «надежных, стойких, преданных командиров, политруков, младших командиров и солдат», как говорится в другом месте, силой до батальона. Эти хорошо вооруженные, оснащенные также несколькими танками и бронемашинами заградительные отряды получили полномочия препятствовать самовольному отступлению фронтовых частей силой оружия и пристреливать всех впавших в панику солдат, которые хотели уклониться от боя.

Из исполнительного приказа № 04/00378 командующего 19-й армией генерал-лейтенанта Лукина и члена Военного совета дивизионного комиссара Шекланова от 15 сентября 1941 г. видно, что заградительные отряды формировались вовсе не только от случая к случаю, а действительно являлись штатными и «самостоятельными» частями. Однако, наряду с этими постоянными заградительными отрядами дивизий в «1 роту на 1 полк», располагавшимися на высотах артиллерийских позиций, уже в июле 1941 г. отмечены специально сформированные полковые заградительные отряды. По показаниям командира полка майора Кононова, этим отрядам, формировавшимся перед боевыми действиями из членов партии и комсомола (для маскировки — всякий раз в ином составе), было приказано расстреливать всех «трусов», то есть всех тех, «кто по каким-либо причинам не рвался слепо вперед». В тыловых районах армий, особенно на дорогах и возле узловых пунктов, кроме того, расставлялись замаскированные заградительные команды «военного комиссара и начальника особого отдела», чтобы задерживать подозрительных солдат, переправлять их в «спецлагеря НКВД», где они «проверялись», то есть большей частью расстреливались.

В период кризиса 1942 г. заградительные отряды были восстановлены. Ведь Сталин в своем известном приказе № 227 от 28 июля 1942 г. вновь обратился к этому испытанному учреждению и подчеркнул свое требование еще одним дополнительным приказом от 31 июля 1942 г., подписанным им самим и теперешним начальником Генерального штаба генералом Василевским.[105] Согласно им, под руководством сотрудников особых отделов непосредственно за каждой дивизией устанавливались и подчинялись Военным советам армий хорошо вооруженные заградительные отряды до 200 человек в каждом. В случае беспорядочного отступления и они должны были опять же «расстреливать на месте паникеров и трусов». Если добавить к политуправлениям и политотделам, к особым отделам, к заградительным отрядам еще и юстицию военных прокуратур и военных трибуналов, а также введенные приказом № 227 штрафные батальоны и штрафные роты и, кроме того, принять во внимание варварские методы, использовавшиеся этими органами, то становится ясно кое-что о подлинных движущих силах так называемого «массового героизма» и «советского патриотизма» солдат Красной Армии в «Великой Отечественной войне Советского Союза». Однако именно применявшиеся методы еще требуют более детального рассмотрения.

В целом здесь можно констатировать, что бесчеловечное обращение с советскими солдатами отличалось от обращения с советским гражданским населением в районе военных действий только своей завершенностью. Девиз выдвинул Сталин, когда он 3 июля 1941 г. призвал не оставлять противнику «ни килограмма хлеба, ни литра горючего» и безусловно уничтожать «все ценное имущество… которое не может быть вывезено». 7 июля 1941 г. это было еще раз особо внушено населению советским радио. Уничтожать следовало весь подвижной состав, все запасы сырья, все горючее, каждый килограмм хлеба и каждую голову скота. Осуществление провозглашенного теперь разрушительного принципа означало, что тем самым неизбежно разрушались и основы жизни гражданского населения. И точно так же должна была вызвать не поддающиеся учету последствия и подвергнуть население угрозе жесточайших репрессий со стороны немецких и союзных им войск развязанная в то же время, противоречащая международному праву партизанская война.

Уже 29 июня 1941 г. Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) дали указание мобилизовать на борьбу против немцев все силы «советского» населения и организовать широкомасштабную народную войну в тылу врага. Какой облик должна была носить эта «народная война», может прояснить типичная для многих аналогичных призывов[106] директива ЦК КП(б) Белоруссии от 1 июля 1941 г.,23 которая поручала создаваемому «партизанскому движению» следующие задачи: «Уничтожать любую связь в тылу противника, взрывать или повреждать мосты и дороги, поджигать склады горючего и продовольствия, грузовые машины и самолеты, устраивать железнодорожные аварии, уничтожать врагов, не давая им покоя ни днем, ни ночью, уничтожать их всюду, где их удастся настичь, убивать их всем, что попадется под руку: топором, косой, ломами, вилами, ножами… При уничтожении врагов не бойтесь применять любые средства: душите, рубите, жгите, травите фашистских извергов». Согласно показанию захваченного партизана Козлова от 1 октября 1941 г., член ЦК Казалапов из Хольма [Холмечь?], кроме того, призывал еще мучить немецких солдат и раненых «перед расстрелом, калечя их».

Не только партизанские отряды и группы, рекрутированные из мужского населения отчасти насильно, под угрозой расстрела, начали теперь партизанскую войну, противоправную с позиции международного права, вопиюще противоречившую духу и букве Гаагских конвенций о законах и обычаях войны. В нее было безответственно втянуто все гражданское население, как показывает уже обращение, направленное командующим Западным фронтом маршалом Советского Союза Тимошенко, а вместе с ним — членом Военного совета Булганиным 6 августа 1941 г. всем жителям «оккупированных врагом территорий». «Атакуйте и уничтожайте немецкие тыловые связи, транспорты и колонны, сжигайте и разрушайте мосты, рвите телеграфные и телефонные провода, поджигайте дома и леса, — призывали они “рабочих, крестьян и всех советских граждан”. — Бейте врага, мучьте его до смерти голодом, сжигайте его огнем, уничтожайте его пулей и гранатой… Чтобы производить разрушения в тылу врага, широко используйте местные средства, применяйте вспомогательные средства, требующие взрывчатки… Поджигайте склады, уничтожайте фашистов как бешеных собак.» Обо всем этом было легко говорить тем, кто чувствовал себя в безопасности; последствия должен был нести народ. Ведь во всем мире нет армии, которая бы не использовала самые жесткие репрессии против такого метода ведения войны.