Анатолий Уткин - Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии. Страница 30

Стремясь капитализировать грандиозную ноябрьскую победу и расчистить дорогу для социальных реформ, президент пошел на очень рискованный шаг, нарушая соотношение конституционных ветвей власти. При этом он выдвинул свою инициативу как ход исполнительной власти, то есть принял огонь на себя. 4 марта 1937 года он собрал противников Верховного суда, блокирующего «Новый курс», в отеле «Мэйфлау-эр». Президент шутил, но близко знавшим его было опгутимо напряжение в его голосе. Он самым серьезным образом предупредил свою партию, что победы будут возможны в будущем лишь при одном условии — действовать в интересах большинства народа. Близится новый кризис, очень отличный от того, который сковал страну четыре года назад. Социальное напряжение усиливается, и отступать защитникам народных интересов некуда. Зал молчал, когда Рузвельт дошел до кульминации: «Необходимо мужество, чтобы служить интересам нации. Для нашей партии совет, который дает мужество, — это совет мудрости. Если мы не поведем за собой американский народ, это сделают за нас. Ненакормленная, плохо одетая и живущая в непотребных жилищах треть нации нуждается в помощи СЕЙЧАС. Нужно помочь фермерам, не знающим, какая конъюнктура их ждет на рынке в будущем году, СЕЙЧАС. Тысячам мужчин и женщин, работающих за недостаточную зарплату, нужно помочь СЕЙЧАС. Детям, которым следует сидеть в школах и которые работают на шахтах, нужно помочь СЕЙЧАС… Если мы желаем сохранить доверие тех, кто голосовал за нас, чтобы демократия восторжествовала, мы должны действовать СЕЙЧАС».

Президент выступил и с «беседой у камина» по радио. Он изложил аргументы, говорящие о его приверженности демократическим институтам. И повторил аргументацию в пользу решительного преодоления обструкции Верховного суда, лишившего конституционной силы главные мероприятия «Нового курса». Президент размышлял о причинах бед страны, и размышлял вслух. В апрельской «беседе у камина» он снова обвинил большой бизнес, который «контролирует деньги других людей, контролирует рабочую силу, жизни других людей». Разумеется, верхнему классу это не нравилось. Дж М Кейнс пытался из Манчестера ослабить эту атаку, подать ее более мягко. Он писал президенту Рузвельту, что «лидеры — большого бизнеса — это не ухмыляющиеся своей жертве звери». С ними нужно обращаться «как с домашними животными, даже если они плохо воспитаны и не натренированы так, как вам бы хотелось».

Стремясь увеличить расходы на внутренние программы, Рузвельт вынужден был еще более уменьшить военный бюджет и перенаправить деньги в экономику. На этом пути он столкнулся с начальником штаба армии генералом Макартуром. Это был трудный оппонент. В Белом доме Макартур без обиняков сказал: «Когда мы потерпим поражение в следующей войне и американский парень будет лежать в грязи с вражеским штыком в животе и вражеским сапогом на горле, я хочу, чтобы в своем проклятии он назвал имя не Макартура, а Рузвельта». Президент побледнел «Вы не должны так разговаривать с президентом!» Макартур был вынужден извиниться и предложить свою отставку. Рузвельт быстро пришел в себя. «Не валяйте дурака, Дуглас».

В целом Рузвельт уже отбросил примирительный тон. Опасность для «Нового курса» обозначилась справа, где ожесточившиеся капиталисты стали организовываться. Во время «ста дней» большинство из них поддержало призыв Джозефа Медилла Паттерсона на критику «Нового курса» администрации. В «Нью-Йорк Дейли Ньюс» Паттерсон писал «Что бы сделал или не сделал президент Рузвельт, мы собираемся стоять на его стороне. Мы намерены воздержаться от суровой критики, по меньшей мере, на один год». Но не прошло. и года, как противники Рузвельта обрушились на него за слова, навеянные Евангелием от Матфея: «Менялы покинули свои высокие места в храме нашей цивилизации». Первым, кто выступил, был Альф Смит: «Почему мы не выступаем против программы общественных работ (CWA). Ответ прост. Не следует убивать Сайта Клауса во время такого тяжелого Рождества» [17]. После этого Рузвельт написал одному из своих послов: «Неизбежная атака уже началась, ведомая группой Меллона и Миллса, в банковском деле и в контролируемых ими отраслях промышленности». Президенту пришлось отложить мероприятия в сфере социальной безопасности и изменения в налоговом кодексе.

Глава шестая Ослабление кризиса

На этом этапе с политической сцены ухолят старые бойцы «Нового курса» — Моли, Тагвел, Ачесон, Рич-берг, Берль, Дуглас, Джонсон. Восходит новая плеяда — Феликс Франкфуртер, Джеймс Лэндис, Маринер Экклз, Том Коркоран, Бен Коэн.

Характерен в конечном итоге принятый Акт о холдинговой компании: если в течение пяти лет она не докажет свою общественную полезность, то закон такую компанию закрывает.

Медленные изменения

Так или иначе, но страна постепенно оправлялась от кризиса. Журнал «Тайм» писал именно в это время: «Депрессия уходит в глубины памяти, а признаки бума множатся по стране». Министр финансов Моргентау докладывал о растущих накоплениях министерства финансов. Но путь не был прямым, и собственно все тридцатые годы являют собой хотя и устремившуюся вверх, но синусоиду со взлетами и падениями. Один из спадов пришелся на весну 1938 года, когда пять миллионов человек заново потеряли работу. Четырнадцать процентов населения выживали за счет государственной и общественной помощи.

Классическая экономическая теория требовала, чтобы в трудные времена правительство поддерживало низкие цены, низкую зарплату и строго сбалансированный бюджет. «Очищенная» от этого сурового обращения, экономика должна была выйти на путь роста к пику промышленного цикла. Рузвельт нашел еще одного революционера, не согласного с классической теорией. Дж. М. Кейнс рекомендовал из Манчестера увеличить государственные расходы, не заботясь о балансе государственного бюджета. 1 февраля 1938 года Кейнс писал Рузвельту: выздоровление экономики возможно только в случае широкомасштабного обращения к общественным работам и массовым правительственным расходам. Жилищное строительство является лучшим видом общественных расходов. Государству следует также обратиться к управлению железными дорогами и системой коммуникаций в целом.

Любопытно, как Кейнс делится с Рузвельтом своим мнением о бизнесменах. Они очень отличаются от политиков, их страшит попадание в сферу публичной открытости, их достаточно легко убедить стать «патриотами», их легко сбить столку, они легко пугаются и чрезвычайно расположены изобразить оптимизм, они неуверены в себе, патетически откликаются на доброе слово.

Совет Кейнса думать об экономике, а не о деньгах полностью совпадал с решимостью Рузвельта помочь «обездоленной трети населения». Он предложил «огромному большинству нашего населения вооружиться духом Джефферсона, Джексона и Линкольна, с тем чтобы отнять власть и привилегии у незначительного меньшинства… Мы знаем, что существует горстка бизнесменов, банкиров и предпринимателей, которые будут сражаться до последнего, чтобы сохранить свой контроль над индустрией и финансами страны. В этой борьбе мы не пойдем на компромисс со злом». В середине апреля 1938 года он предложил конгрессу выделить дополнительные три миллиарда долларов на программу общественных работ.

«Беседуя у камина» с нацией на эту тему, президент Рузвельт сказал, что просит конгресс о дополнительных средствах на строительство домов, на создание дамб от наводнений, на полезные всему обществу дела. Этими средствами должен был распоряжаться Временный национальный экономический комитет. Сработал ли фактор активности государства? Как бы там ни было, но фактом является, что кривая роста снова пошла вверх и индекс Доу-Джонса, отражающий деловую активность, вырос за восемь месяцев с 99 пунктов до 158.

Дело не всегда заканчивалось мирным путем. Противники Рузвельта далеко не всегда с уважением относились к избирательному вердикту нации. Можно было встретить армейских офицеров, отказывающихся поднять тост за своего главнокомандующего. «Еще один Сталин — только значительно хуже». «Мы словно живем в Советской России». Бостонский хозяин книжного магазина заявил, что будет продавать сборники речей президента, «только если они будут завернуты в его кожу». В высших экономических сферах о нем говорили как о человеке, разрушающем американский образ жизни. Был пущен слух, что его улыбка — результат пластической операции, что он не заработал честным трудом в этой жизни ни единого цента. И вообще, он просто нью-йоркский еврей и живет на деньги матери. В журнале «Нью Рипа-блик» М. Чайлдс писал, что «историки будущего с недоумением воззрятся на эту фанатическую ненависть к президенту, которой сегодня (сентябрь 1938 года. — А.У.) охвачены мужчины и женщины правящего класса Америки. Никакое слово, кроме «ненависть», в данном случае не подходит. Эта страсть, это бешенство, доводящее до лишения разума, проникающее в верхнюю сферу американского общества. Эта ненависть стала для них idee fixe».