Юрий Жуков - Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы Страница 30

Особенно удалась Базэну в этом романе анатомия эгоистического мужского начала, воплощением которого является Абель, прежде всего жаждущий получить от супружеской жизни лишь радостные для него мгновения.

Он не чувствует, что создание семьи — это новый этан жизни, требующий от него равной с женой ответственности за воспитание своих детей.

Базэн блистательно рисует нравы этого удушливого провинциального мирка, мелочность и пустоту его обитателей, абсолютную бесперспективность их тупого существования. Но провинция 1967 года — это уже не провинция времен Бальзака и Флобера и даже не провинция 1948 года, в нее вторгается распространяющийся из‑за океана культ вещей, несущих с собой комфорт и придающих ей фальшивый блеск показной «домашней культуры». Французскую мелкую буржуазию — а Базэн рисует жизнь и нравы именно мелкой буржуазии — нынче подавляет владычество телевизора, стиральной машины, пылесоса, холодильника, рабом которых она становится.

Абель Бретодо полюбил Мариэтт за то, что она «была чуточку стрекозой, но в гораздо большей степени муравьем». Но очень скоро стрекозиная легкость его супруги исчезла полностью, и Мариэтт стала всего лишь домашним трудолюбивым муравьем. Ее интересуют только дети — а их становится все больше! — семейные праздники и приобретение всех тех новейших вещиц, которые ей властно навязывают торговая реклама и женские журналы. К тому же в жизнь семьи Абеля бесцеремонно вторгаются многочисленные родственники жены из племени торгового дома Гимарш.

У Мариэтт нет профессии, она нигде не работает — так принято в буржуазных семьях, — ее интересы ограничены постоянной заботой о совершенствовании комфорта в доме. Она всецело поглощена чтением бесчисленных объявлений в газетах и журналах и хождением по магазинам, ей хочется купить все эти сложные кухонные и прочие машины для дома, без которых, как ей представляется, не может обойтись ни одна «приличная семья». Деньги она тратит без счета, и в конце месяца Абель всегда испытывает трудности.

Абель робко пытается протестовать. Но Мариэтт, которая у нас на глазах превращается из очаровательной невесты и милой молодой супруги во властную и требовательную мать большого семейства, подавляет его сопротивление— «доля льва превращается в долю львицы». Итак, «Le Matrimoine» — женская власть, женское засилье?

Не совсем так. Абель тоже отнюдь не ангел. Он несет свою долю ответственности за то, что его жизнь и жизнь Мариэтт столь сера, бессодержательна, бессмысленна, тосклива, скучна и просто невыносима. Он сам стал обывателем, которому уже иедостунны духовные радости и который находит усладу лишь в случайной влюбленности в молодую девушку, напоминающую ему Мариэтт такой, какой она была в первые годы замужества.

Эрве Базэн спокойно, методично и, мы бы сказали, деловито описывает тоскливую супружескую жизнь четы из Анже год за годом — с 1953 но 1967–й. Эти четырнадцать лет медленного увядания героев романа не готовят взрыва, грозы. Автор лишь показывает, как постепенно голубое небо некогда счастливого супружества затягивается тучами и становится давящим, гнетущим. Базэн не навязывает своих выводов, но читатель сам приходит к заключению, что в конечном счете во всем виновата не только Мариэтт, виноваты не только ее властные и бесцеремонные родственники — виноват и сам безвольный Абель.

Здесь многое поучительно, многое заставляет читателя подумать о жизни, о том, как иногда она ломается, как человек, поскользнувшись сначала на каком‑то пустяке, сходит, сам того не замечая, с избранной им тропы и попадает в болото. И в этом — ценность того большого семейного романа, который написал Эрве Базэн.

Но не только в этом. Подтекст романа — отнюдь не навязчивый, но весьма убедительный — напоминает нам о социальной подкладке беды несчастной семьи Бретодо: ведь в конечном счете первопричина их беды — тот образ жизни, который сделал поистине невыносимым существование Абеля и Мариэтт, и общественный строй, породивший этот образ жизни.

И сама логика литературного творчества, которое в представлении Эрве Базэна является инструментом действия и борьбы, подтолкнула его к тому, чтобы немедленно вслед за «Супружеской жизнью» взяться за написание нового, социально–философского романа «Счастливцы с острова Отчаяния», о котором я упоминал выше. «Тут я поддался желанию обратиться к большим идеям, прежде чем я снова займусь тематикой личной жизни», — заявил Базэн в мае 1970 года, поясняя свой новый творческий замысел.

В основу этого романа положен весьма интересный реальный факт. Далеко–далеко в южной части Атлантики, в одиннадцати тысячах километров от Франции и в трех тысячах километров от ближайшей суши — Африканского материка, лежит крохотный островок Тристан–да- Кунья. Там, у подножия вулкана, в 1815 году английские власти поселили капрала и трех солдат, — этот крохотный гарнизон должен был следить за подступами к острову Святой Елены, куда был сослан Наполеон.

После смерти Наполеона этих солдат забыли. Они жили там трудной жизнью. К ним присоединилось несколько моряков с кораблей, потерпевших крушения у негостеприимных берегов Тристана–да–Куньи. Потом из Африки приехали женщины. Создались семьи. Крохотная колония медленно росла: к 1961 году на острове было уже двести шестьдесят четыре жителя. Они жили как община первобытного коммунизма — все у них было общее, все жители были равны. Единственный закон, который регулировал отношения колонистов, гласил: «Да не поднимется здесь никто выше кого‑либо другого». У них не было ни начальства, ни полиции. Люди сажали картошку на склонах потухшего вулкана, разводили овец, охотились на птиц, ловили лангустов, которых очень много у берегов этого острова.

— Жизнь обитателей Тристана–да–Куньи была все же очень сурова — недаром с давних времен его прозвали Островом Отчаяния. И все же люди, населявшие его, привыкли к этой суровой обстановке и даже были по–своему счастливы — ведь их никто не угнетал, — рассказывает Базэн. — И вдруг в 1961 году грянула катастрофа: вулкан пробудился и потоки раскаленной лавы полились к морю, сметая все на своем пути. Жителей острова едва успели эвакуировать. Их вывезли в далекую Англию, которая теоретически считалась их родиной. И что же? Произошел весьма интересный и поучительный социальный феномен. Хотя колонистов с Острова Отчаяния встретили с большой помпой — это была большая сенсация, еще бы — на родину вернулись люди, жившие как в самые–са- мые стародавние времена, — и газетчики, социологи, благотворители ходили за ними толпами, — колонисты с Три- стана–да–Куньи не ужились в современной Англии; и едва пришло известие о том, что вулкан угомонился, они тут же дружно потребовали, чтобы их отвезли обратно.

Возник большой скандал, но островитяне настояли на своем, и их отправили восвояси…

Вначале Базан отнесся к этой истории просто как к любопытному факту: дескать, еще один пример того, как трудно дается людям, живущим по старинке, приспособление к современной цивилизации. Но памятные майские события 1968 года во Франции, когда миллионы рабочих, служащих, студентов — и прежде всего молодежь — взбунтовались против порядков, устои которых кое–кому казались незыблемыми, заставили его посмотреть на историю непокорных жителей Острова Отчаяния по–другому.

— Я себе сказал, — говорит он, — посмотри‑ка, это очень поучительно. Ведь жители Тристана по своему образу жизни и философии — это как бы наши прапрадеды, и вот все произошло у них так, как если бы наши прапрадеды сказали «нет» нашему обществу задолго до того, как это сделали их праправнуки. И я отправился в путешествие — сначала поехал в Англию, чтобы собрать сведения о том, как там встретили жителей Тристана–да- Куньи, потом совершил невероятно долгое и трудное путешествие к ним самим. Они уже начали восстанавливать свой поселок, возрождать прежний образ жизни. Но вот что любопытно: молодежь, познакомившаяся в Англин с благами современной техники, не сочла нужным от них отказываться. Сохраняя свои традиционные моральные ценности, островитяне теперь осваивают современную технику, и комбинация эта чрезвычайно поучительна…

У Базэна нет готовых ответов на сложные вопросы, которые возникли перед ним, когда он посетил эту первобытную коммуну, вооруженную современными средствами производства, но живущую по законам далеких предков: у них до сих пор нет денег, они живут обменом, у них по–прежнему нет полиции и нет грабежей и даже мелкого воровства. Если кто‑либо заболел, соседи безвозмездно обрабатывают его поле; если человек состарился и у него нет детей, за ним ухаживают сообща. И между прочим, — замечает Базэн, — эти люди в подавляющем большинстве своем нерелигиозны — лишь четверть из них молится богу…

Писатель был глубоко заинтересован удивительной историей «счастливцев с острова Отчаяния». Его книга, как сам он говорит, — это «соединение репортажа с философской сказкой». В поисках социальных корней заинте-