Клод Дюфрен - Великие любовницы Страница 30

«Все, что вы говорите, мадам, было бы правильно, если бы Его Величество брал деньги на бирже, но снова потрошить кошельки торговцев, ремесленников, крестьян не представляется возможным. Именно они кормят короля и всех нас; с них достаточно одного господина, и они не хотят содержать еще и кузенов, родственников и любовниц».

Естественно, чтобы в очередной раз утешить ненаглядную, Беарнец прибегнул к средству, которое она любила больше всего: он отдал ей часть наследства своей недавно скончавшейся сестры Екатерины. Увы, ни одно из этих благодеяний, ни один из знаков внимания не смогли тронуть сердце фаворитки. Устраиваемые ею сцены, испускаемые ею вопли, эхо которых серьезно вредило репутации короля, так угнетали последнего, что Сюлли предложил ему переехать на некоторое время в его особняк при арсенале. Мало того, на короля вновь сплели сети заговорщики, в первых рядах которых опять стояли д’Антраги. На сей раз у Генриха больше не оставалось сомнений в причастности Генриетты к заговору. На допросе она упорно от всего отказывалась, а потом призналась, что состояла в компрометирующей переписке с королем Филиппом III Испанским, но лишь с той целью, чтобы обеспечить безопасность своих детей в случае, если Генрих будет убит, а в убийстве обвинят ее и ее семейство! Да-да, так вот прямо и сказала, читатель, ты не бредишь! И все же для того, чтобы вырвать из сердца Генриха эту гибельную страсть, нужно было нечто большее. Процитируем мнение Сюлли об этом достойном сожаления любовном приключении:

«Любовь, которую Генрих испытывал к мадемуазель д’Антраг, была одним из тех несчастных шуток судьбы, которые распространяют медленно действующий яд по всей жизни, потому что сердце, хотя и чувствует весь вред такой любви, но, увы, не имеет ни сил, ни желания вылечиться от нее. Сей муж исполнял все капризы, на которые была только способна гордая и честолюбивая женщина. Маркиза де Верней была достаточно умна, чтобы реально оценивать все влияние, которое она имела на короля, и использовала это влияние, чтобы приводить в отчаяние».

Сюлли не ошибся в своих выводах: покладистость короля не знала границ. Проведенное расследование доказало многочисленные измены маркизы как в области политики, так и в области чувств. Кроме уже упомянутого Суассона, она путалась с неким сеньором де Сигонем, а также с неизбежным Бельгардом. Решительно, его вкусы полностью совпадали со вкусами короля! Перед лицом таких признаний Генрих должен был бы покончить с роковой для него страстью. Ему удалось угрозами вырвать свое злополучное обещание жениться из рук Франсуа д’Антрага, которого он отправил в Бастилию вместе с его сыном графом Овернским. Вскоре их обоих приговорили к смертной казни, а Генриетте было предписано отправиться в монастырь в Турени. Но у Генриха не хватило мужества довести дело до заслуженного конца: Франсуа д’Антраг получил помилование и был сослан в его замок Маркуссис. Наказание его сыну было также смягчено, но ему предстояло провести в Бастилии двенадцать лет. Что же касается маркизы, то ей удалось остаться в Париже. В своем письме королю она выразила раскаяние и назвала себя «рабыней короля»! Генрих заглотил эту наживку. В октябре 1606 года, спустя год после описанных выше драматических событий, Беарнец написал ей: «Я люблю вас с еще большей страстью, чем раньше».

Не одно только семейство д’Антрагов испытало на себе снисходительность короля: принц Бульонский, также замешанный в заговоре, скрылся в столице своего государства[68] Седане. Генрих во главе своей армии выкурил его оттуда. Взяв его в плен и привезя в Париж, он поспешил простить и этого фигуранта. Да, действительно, доброта короля не знала границ, и Генриетта смогла еще раз ею воспользоваться. Пробыв в тени несколько месяцев, она снова появилась на людях осенью 1606 года, даже более уверенная в себе, чем раньше. Она без особого труда смогла снова занять свое прежнее положение и получить прерогативы «королевы сердца». В наглости своей она дошла даже до того, что стала принимать короля в своей спальне в Лувре, что, безусловно, приводило в отчаяние королеву. Беарнец снова почувствовал весь свой давний пыл к маркизе де Верней. Все письма, которые он ей посылал, начинались со слов «мое милое сердечко», «моя душечка» или «мое все», а заканчивались словами «миллион раз целую твоих мальчуганов».

Эта постоянно изливаемая королем нежность не смогла смягчить сердце фаворитки. Почувствовав, что избранный ею метод удачен, она продолжала то остужать любовника холодностью, то распалять его. А король продолжал вымаливать у нее ласки. Письмо, датированное осенью 1606 года, показывает нам состояние души этого вечного влюбленного:

«Сердечко мое, я так завидую подателю этого письма, который сможет вас увидеть. Я начинаю верить, что вы любите меня самого. Сердце мое, не сомневайтесь в том, что я люблю вас сильнее, чем весь мир…»

И еще одно столь же значимое письмо: «Я пожелал увидеть вас в моих объятиях сразу же, как увидел вас… Любовь моя, когда я сплю, все мои сны только о вас, когда я бодрствую, все мои мысли обращены к вам. Письму этому повезет больше, чем мне, поскольку оно будет спать с вами. Судите сами, завидую ли я ему. Доброй ночи, все мое, целую ваших мальчуганов миллион раз».

Эта столь шумно проявлявшаяся любовь не помешала, однако, королю сделать еще одного сына некой белокурой особе по имени Жаклин де Бюэль. Ребенка назвали Антуаном де Бурбоном, а потом он получил титул графа де Море. Мадам де Бюэль была столь же неверна королю, как и Генриетта д’Антраг, и изменила ему с принцем де Жуэнвилем, знатным лотарингским вельможей. Вечный повеса рассердился и поменял Жаклин на мадемуазель Шарлотту дез Эссар, которой подарил титул графини де Роморантен и по доброй традиции… ребенка. На сей раз родилась девочка, которую назвали Жанной-Батистой де Бурбон. Мадемуазель дез Эссар прикидывалась невинной овечкой, ей не составило труда убедить доброго Генриха в том, что это так и было. За это она была поселена во дворце и стала получать ренту. До тех пор, пока бывший любовник Шарлотты господин де Бомон не передал королю письма, которые эта «чистая девушка» написала ему во время их романа. Это открытие очень возмутило Вечного повесу: Шарлотта была сослана в монастырь… откуда очень скоро вышла, чтобы стать любовницей… архиепископа Реймса кардинала де Гиза. Как мы видим, в выборе любовников эта особа не придерживалась строгой системы.

В числе побед Беарнца не забудем упомянуть… сестру Генриетты Марию д’Антраг, которую до того «попробовал» все тот же Бельгард, верный соратник короля в этой области.

Все эти дамы, как мы видим, наградили короля наследниками. Незаконнорожденных детей Генрих одинаково любил и требовал, чтобы они воспитывались вместе с его детьми от Марии, что очень огорчало королеву, которую угнетала мысль о том, что ее отпрыскам приходилось жить вместе с отпрысками «путаны». Как и его мамаше, будущему Людовику XIII не нравилось то, что он был вынужден играться с братьями и сестрами «левой руки», но Генрих блаженствовал, глядя на свою маленькую семью.

После завершающего всплеска 1608 года страсть короля к Генриетте д’Антраг начала затухать. Неужели Генрих наконец-то увидел истинную сущность «королевы сердца»? На самом деле, он уже давно не питал иллюзий на ее счет, но у Генриетты, когда она того хотела, были эффективные средства для того, чтобы привлечь его к себе. Так что же произошло такого, что ее средства соблазна перестали работать? Конечно же, своими постоянными переменами настроения, своими ставшими известными изменами она в конце концов утомила Генриха. Но есть еще одна причина перемены отношения к ней короля. Эта причина была старой как мир: он влюбился в другую женщину, вернее, в девушку, даже совсем еще девчонку. Шарлотте де Монморанси было всего пятнадцать лет, но любовь, которую она внушила почти шестидесятилетнему мужчине, казалось, не испугала ее. Эта юная особа была очень развитой для своего возраста и, кроме того, сказочно грациозна. «Нельзя было найти ничего более прекрасного и более веселого», – сообщает нам поэт Малерб. Именно Малерба Генрих попросил написать эти стихи, которые он посвятил той, что стала последней любовью его жизни:

Когда красавицу, чье преступленье – моя страсть,На алтаре для жертв увидел я, готовой пасть,Как агнец для закланья,Когда увидел, что пиратами похищена онаИ переменчивой судьбой была обреченаНа муки и страданья,Несчастная излила криком боль свою:«Алькандр, о мой Алькандр, избавь меня, молюОт бед, ведь ты так смел!»Я в ярости хотел уж было за оружие схватиться,Но остановлен был судьбой, и только слезам дал пролиться.И это было все, что я сумел.

Как сказал поэт, судьбе не было угодно, чтобы Генрих сделал Шарлотту третьей «королевой сердца». Возможно даже, что он думал о том, чтобы сделать ее королевой Франции, и сделал бы это, если бы кинжал Равальяка не врезался между ним и его мечтой.