Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2001) Страница 31

Званцев с удивлением покрутил в руках проволоку.

— Товарищ полковник, не наша проволока. У нас выдают стальную, а это простой медный провод. Боевики ставили, не иначе...

— Какая боевики! Разве им это нужно, — громко в негодовании крикнул старик и сразу осекся, понимая, что сморозил глупость.

— Нет, уважаемый старейшина, мы растяжки против мирного населения не ставим. Мы пришли освободить вас от боевиков. Это все дело рук бандитов.

Полковник Иванов говорил с легкой улыбкой и участием на лице. Предложил услуги военных медиков.

— Ты что меня под статью подводишь? — Полковник сделал возмущенное лицо.

— Никак нет, товарищ полковник. Эта система уже отлаженная, сбоев пока не давала. Проволока действительно чеченская.

На всякий случай отправили в Ханкалу шифровку: бандиты настолько озверели в горах, что, спустившись в Алчи-аул и якобы получив там отказ в провианте, наставили растяжек против мирных жителей.

Целую неделю по лагерю не стреляли чеченские снайперы. Но вот на восьмой день выстрелом в голову был убит боец кухонного наряда.

В ту же ночь люди Званцева опять ушли ночью из лагеря. Как и ожидалось, к начальству пришел старейшина.

— Ну зачем растяжки против мирных ставить? Вы должны понимать, что тейп наш — один из самых маленьких, помогать нам некому. Утром еще два инвалида стало, двум мужчинам оторвало ноги на ваших гранатах. Они теперь полностью на обеспечении села. Если так и дальше пойдет, некому будет работать...

Старик пытался найти понимание в глазах полковника. Званцев сидел с каменным лицом, помешивая сахар в стакане с чаем.

— Мы поступим следующим образом. В село в связи с такими действиями бандитов пойдет подразделение капитана Званцева. Будем вас разминировать. А в помощь ему даю десять БТРов и БМП. На всякий случай. Так что, отец, поедешь домой на броне, а не пешком пойдешь. Подвезем!

Званцев вошел в село, его люди быстро разминировали оставшиеся “несработавшие” растяжки. Правда, сделали они это только после того, как в селе поработала разведка. Стало ясно, что сверху, с гор, ведет тропа в село. Скота жители держали явно больше, чем им нужно было самим. Нашли и сарай, где сушилась говядина впрок.

Через неделю оставленная на тропе засада в коротком бою уничтожила сразу семнадцать бандитов. Они спускались в село, даже не пустив вперед разведку. Короткий бой и куча трупов. Пятерых из них жители села похоронили на своем тейповом кладбище.

А еще через неделю снайперской пулей был убит еще один боец в лагере. Полковник, вызвав Званцева, сказал ему коротко: иди!

И снова старик пришел к полковнику.

— У нас еще человек погиб, растяжка.

— Милый друг, у нас тоже человек погиб. Ваш снайпер снял.

— Почему наш. Откуда наш, — заволновался старик.

— Ваш, ваш, знаем. Здесь на двадцать километров вокруг ни одного источника нет. Так что ваших рук дело. Только, старик, ты понимаешь, что я не могу снести твое село до основания артиллерией, хотя знаю, что ты мне враг и все вы там ваххабиты. Ну не могу! Не могу! Ну, идиотизм это, воевать по законам мирной конституции! Твои снайпера убивают моих людей, а когда мои их окружают, боевики бросают винтовки и достают российские паспорта. С этого момента их нельзя убить. Но солдат — не дурак! Ох, не дурак, батя! Вот как, после каждого убитого или раненого из моих людей будет один убитый или раненый из твоих. Понял? Ты все понял, старик? И последним подорвавшимся будешь ты, и я тебя с удовольствием сам похороню... потому что хоронить тебя уже будет некому...

Полковник говорил спокойно и мягко. От этого слова, сказанные им, были страшны. Старик не смотрел в глаза полковнику, он опустил голову и сжимал в руках свою папаху.

— Твоя правда, полковник, боевики сегодня уйдут из селения. Остались одни пришлые. Мы устали их кормить...

— Уйдут так уйдут. Растяжек не будет, старый Асланбек. А вернутся, так появятся, — сказал Званцев. — Это я их ставил, батя. И передай боевикам одну поговорку: “Сколько чеченского волка не корми, а у российского медведя все равно толще...” Понял?

Старик молча встал, кивнул полковнику и вышел из палатки. Полковник и капитан сели пить чай.

— Оказывается, можно и в этой ситуации, казалось бы безвыходной, что-то сделать. Я уже не могу, “двухсотого” за “двухсотым” отправляю. “Зеленка” чеченская, ср...нь.

Так или иначе, но и во второй чеченской кампании 1999—2001 годов армия также осталась бесправной в отношении “псевдомирного” населения, которое продолжало убивать российских солдат. Полковник Буданов плохо изучил опыт своих коллег по первой чеченской. Он направил наряд за чеченкой и застрелил ее на виду у всех. Капитан Званцев в этой ситуации послал бы снайперов с приборами ночного видения, которые и сняли бы чеченку-снайпершу в два счета. А потом доказывайте, сколько хотите! У пули один диаметр и вес один. Война ведется не по законам мира, или конституции, или армейского устава, а по законам военного времени, которые все время меняются и зависят лишь от обстоятельств и человеческих мозгов. На войне как на войне!

Август 2000

МИТЬКА-ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

Митьку Семушкина в подразделении звали не иначе, как “изобретатель”. Эта кличка прилипла к нему после тяжелых и изнурительных боев под Бамутом, когда деревенский сержант так “насобачился” отвесно стрелять из подствольного гранатомета, что совершил солдатский подвиг. Подвиг, за который не давали орденов, но по всему полку пошел слух о его “целкости”. Они шли по лесу, когда вдруг натолкнулись на серьезную по численности группу боевиков. “Чехи”, что называется, “дали со всех стволов”, был короткий и кровопролитный лобовой бой, и обе стороны, не желая по дури терять людей, откатились в разные стороны. Наши, как и учил их генерал Шаманов, стали ждать “брони”. По рации сообщили, что к ним на горную дорогу спешат три “коробочки” — три БМПэшки и одна “восьмидесятка” — танк “Т-80” с активной броней. Шаманов говорил: “Мне люди дороже, я спешить не буду, не возьму склон сегодня, возьму завтра, снесу “Градами” и “восьмидесятками”, главное, чтобы вы были целы и вас потом дождались дома невредимыми”. Такая позиция страшно бесила боевиков. Они соглашались биться и умирать вместе с русскими, но совершенно не были готовы захлебываться землей и кровью под осколками “Града” на виду нахально загорающей под горным солнцем российской армии и всего “мирового сообщества”. Тогда они и объявили за голову “Шамана” премию в 50 тысяч долларов. Объявили так, на всякий случай, вдруг из жадности какой-нибудь придурок из шамановской армии по пьяни застрелит генерала и уйдет в горы. Чего только на войне не случается. Но таких у Шаманова не нашлось, как не нашлось и у Рохлина.

Ребята из роты Семушкина залегли вдоль поваленных деревьев, лениво постреливая в сторону чеченцев. Те так же лениво отвечали, что называется, “в никуда”. И тут в горной лесистой лощине раздался громкий голос чеченца.

— Ну что, сволочи! Получили? Мы вас сегодня будем ... мать вашу! — И так разошелся он по матушке, что ребята даже приуныли. Мат этот продолжался без остановки минут двадцать. А “коробочки” все не подходили. И тут кто-то из бойцов начал стрелять на звук. Это раззадорило “духа” еще больше.

— А ты попади, Ерема! Руки у тебя не на то заточены, раб! Тебе бревна таскать, а не с винтовки стрелять, Митяй!

Митька услышал свое имя. “Вот сука, а! — подумал сержант. — Ну ладно, посмотрим!”

Митька стал прикидывать, где же засела эта сволочь. Так вроде получалось, что чеченец засел в ямке, прямо на дне высохшего ручья. В той ямке, в которую Митька сам упал, когда неожиданно начался этот бой. Стал прикидывать, сколько шагов он поднимался от ямки.

Митька задрал свой автомат, считал что-то про себя. “Ну, с Богом!”

“Подствольник” с характерным звуком выплюнул гранату. Через несколько секунд раздался приглушенный хлопок. И тишина. Чеченец замолчал.

Вскоре подошли “коробочки” и “восьмидесятка”. Бой был короткий, не более пяти минут, боевики быстро отошли дальше в горы, а наши взяли лощину и следующую возвышенность, с которой открывался просто идеальный вид на горную дорогу.

Осматривая поле боя, ребята с удивлением нашли “чеха”-матершинника. У него была оторвана челюсть и снесена половина лица. Митькина граната аккуратно попала ему в рот. Это был, что называется, “высший класс”, который в Чечне пару раз показывала только “десантура”. Митьку с тех пор окрестили “изобретателем” и “миллиметровщиком”.