Н. Бутми - Кабалла, ереси и тайные общества Страница 31

В письме 1521 г. к Меланхтону Лютер поучает: «Будь грешником, греши смело, но еще смелее веруй и радуйся о Христе»[129].

Поэтому Крещение и остальные таинства служат лишь символическими залогами этой уверенности каждого в собственной святости[130].

Авторитет властей, Церкви, святых и даже ангелов упраздняется; в области не только нравственной, но и гражданской жизни для каждого обязателен только тот закон, который ему нравится. Реформированный Лютером христианин свободен, и никакая попытка ограничить его произвол может исходить только от диавола, хотя бы последний явился даже в образе Христа[131].

Этот, весьма своеобразный для христианина взгляд на роль диавола особенно ярко выражен в письме Лютера к Иерониму Веллеру (1530 г.).

«Как, только диавол, – пишет Лютер, – дразнит тебя грешными мыслями, ищи развлечений среди людей, пей и веселись. Надо иногда больше пить., шутить, делать глупости, или какие-либо грехи из ненависти и презрения к– диаволу, дабы не дать ему возможности мучить нашу совесть мелочами; иначе мы будем побеждены, если станем слишком боязливо остерегаться греха. Поэтому, если диавол, говорить: не пей то отвечай ему: именно потому-то я буду пить еще больше, что ты это запрещаешь. Надо всегда делать то, что диавол запрещает». Затем Лютер ставит в пример самого себя: «Неужели ты думаешь, что я по иной причине так много пью, так безудержно болтаю, так часто чревоугодничаю, как для того, чтобы досадить диаволу и насмеяться.над ним, вместо того, чтобы он издевался надо мною? О, если бы я мог совершить какой-либо выдающийся грех, чтобы только насмеяться над диаволом и доказать ему, что я не признаю греха и не сознаю его за собою. Все десять заповедей должны мы, несмотря на угрозы диавола, совершенно изгнать из своих мыслей»[132].

Учение Лютера в его первоначальном виде не только представляло собою полное извращение христианства, но его даже вообще нельзя назвать религиею, так как назначение всякой религии, хотя бы самой грубой – прежде всего сделать возможным человеческое общежитие; проповедь же Лютера ни к чему иному не могла привести, как к анархии, политической, социальной и нравственной.

Такая анархия входила в цели Темной Силы, руководившей Лютером и другими деятелями реформации. Но, когда высшая церковная власть перешла в руки тех германских князей, которые воспользовались именем Лютера, чтобы овладеть церковным имуществом и освободиться от опеки Рима, то невозможность оставить учение Лютера в его первобытном виде стала для них вполне очевидною. Первые шаги к упорядочению этого учения были сделаны ближайшими сотрудниками Лютера и им самим. Уже в 1530 г. протестантские князья представили на сейм в Аугсбурге свое исповедание веры, составленное другом Лютера, Меланхтоном, а в 1545 г. сам Лютер в подписанной им «Виттенбергской реформации» допускает восстановление церковной иерархии, если владетельные князья найдут это полезным [133]. Наконец, в 1580 г. протестантские богословы вырабатывают так называемое «ортодоксальное лютеранство», заключенное в строго определенные и не подлежащие изменению формулы. Заметим, кстати, что, основываясь на «Пространном исповедании о Причащении» Лютера от 1528 г.во вступительной части которого сам реформатор заверяет, что «он теперь не пьян и не легкомысленен и знает, что говорит», а также предостерегает своих последователей против козней сатаны, потому что он, Лютер, «по Божией милости очень хорошо знает сатану» – на основании этого творения самого Лютера, можно с уверенностью сказать, что лютеранскую ересь, от православной Церкви отделяет, еще большая пропасть, чем от римско-католической.

Между тем, основная идея Лютера о свободе толкования св. Писания принесла свои плоды: Лютер, как говорит Денифле, отвергнув св. Предание, Церковь, св. Отцев, оградился от авторитетов прошлого и широко открыл двери авторитетам будущего. Действительно, вслед за Лютером появляются новые проповедники, из которых каждый, согласно своему разумению св. Писания, создает собственную веру и собственного Христа. В результате, реформаторское движение приводит к возникновению многих, более или менее различных между собою вероисповеданий и еще большего количества разнообразных сект. Так снова оправдываются слова св. Иринея (книга 111, стр. 221) о гностиках:…«Премудростью каждый из них называет приобретенный им вымысел… ибо каждый из них, будучи совершенно превратного мнения, не стыдится, искажая учение истины, проповедовать самого себя».

Вызванная реформациею разъединение и шаткость верований облегчают работу той Темной Силы, которая в течение многих веков добивается разрушения христианской цивилизации.

Прежде всего, положение иудеев, после реформации значительно улучшается как в протестантских странах так и в католических… Христиане слишком заняты своими распрями, чтобы иметь время думать об избранном племени. Религиозная и политическая сумятица, вызванная реформацией, споры о вопросах веры, борьба с многочисленными сектами, кровопролитные религиозные войны отвлекают внимание христианского мира от иудеев. Таковы немедленные и вполне осязательные выгоды, которые приносят иудеям реформации.

Кроме того, Бернар Лазар не даром называет протестантство «торжеством иудейского духа»… «Протестанты, – говорит он, – забыли Евангелие для Библии и Апокалипсиса… Большая часть протестантских сект были наполовину иудейскими»[134]. Да и сам Лютер стал антисемитом, лишь после того, как подобно Магомету, потерпел неудачу в своих попытках обратить иудеев [135].

Если протестантство было, как, говорит Бернар Лазар, «торжеством иудейского духа», то оно несомненно должно было создать благоприятные условия для дальнейшего успеха разрушительной деятельности иудеев.

Действительно, избранное племя сумело использовать создавшееся, столь выгодное для него положение. В то время как христианские народы занимаются религиозными распрями, на почве реформации пышно расцветают. тайные еретические союзы научно-философского характера, которые известны под общим именем академий натурфилософов, и большинство которых находятся «во внутреннем и внешнем родстве с учением и организацией Чешских Братьев»[136].

V III

Академии натурфилософов или Неоплатоников

Проследив век за веком разлагающую работу иудеев. против христианской культуры и государственности, мы приближаемся к тому моменту, когда все мутные противохристианские и противогосударственные течения, создавшиеся под иудейским влиянием, сливаются в масонском болоте, которое, как подлинная клоака maxima всех пережитых человечеством заблуждений, давно опровергнутых и осужденных, но не искорененных, заражает современную жизнь гнилостными бродилами ереси и революции. Настоящую главу мы посвящаем краткому обозрению тайных обществ, являвшихся уже непосредственными предшественниками масонства и в большинстве случаев официально выступавших под видом «литературно-научных кружков». Исследователь тайных обществ Шустер[137] называет эти тайные союзы академиями неоплатоников или натурфилософов, так как члены их именовали себя неоплатониками, а науку свою – пансофиею или натурфилософиею, и причисляет к ним союзы Алхимиков, Розенкрейцеров, секту Чешских Братьев, итальянские тайные академии и германские и английские литературно-научные общества.

0 возникновении и исторической роли одного из этих тайных обществ, именно секты Чешских Братьев, мы уже говорили раньше. Мы знаем, что секта эта была одним из бесчисленных отпрысков гностических и манихейских ересей насажденных иудеями в первые века христианства. Из дальнейшего изложения мы увидим, что и прочие перечисленные нами научно-философские союзы были такими же еретическими сектами, исповедывавшими под новым названием философии древние тайные лжеучения языческих религий и иудейской Каббалы.

Союзы эти, по свидетельству Шустера, были «настоящими академиями математиков и естествоведов». Действительно, среди адептов натурфилософии насчитываются имена таких ученых, как Лейбниц, Роджер Бэкон, Раймонд Луллий, Парацельс и пр., заслуги которых в области естествознания не могут подлежать сомнению, несмотря на то, что некоторые из этих ученых чрезмерно увлекались алхимиею и бреднями Каббалы.

Однако раскрытие тайн природы не было единственною целью этих сообществ, не одни занятия. наукою связывали и объединяли между собою эти разноименные и разбросанные по всем странам союзы, но главным образом общее миросозерцание, своего рода религия и вытекающая из нее общая цель, более специальная, нежели исследования природы.