Журнал Русская жизнь - Сокровенный человек (апрель 2007) Страница 31

Я не сразу понимаю, о чем она. Ведь сейчас начало января, только что праздновали Рождество Христово, а матушка о Вербном воскресенье. И потом только догадываюсь, что говорила она совсем не о календаре. А вообще обо всем. Как всегда. О своей Родине, о нас и жизни нашей. Просто весь Ливан - это страна Вербного воскресенья, и все ливанское православие - это православие Вербного воскресенья, а то время, когда нам выпало жить - это канун Страстной. Ни одна земля больше не помнит так ясно и так буквально Самого Бога, пришедшего в мир и ходившего по ней. Даже Палестина уже начала Его забывать, но Ливан - помнит. И потому все левантийское православие вечно пронизано этими воскресными вербами, вся земля, все горы, все монастыри вечно поют Спасителю "Осанну в Вышних". Но впереди Страстная, впереди страшные и грозные события, впереди тьма последних времен, наступающая на мир. И немногие доживут до Пасхи и Воскресения.

В жизни своей не видел я ничего похожего на Крестный ход в Бейруте Вербным воскресеньем 2007 г. После страшного для Ливана 2006 года, когда страна висела на волоске, - казалось, новой гражданской не миновать - это Вербное всему Ливану было нужно как воздух. Закончилась служба, и Крестный ход с вербами и пальмовыми листьями, вместо того чтобы вернуться в наш храм, вдруг развернулся и направился на Сассинский холм, в направлении Ашрафии, через весь город. На этом же холме собрался в то Вербное весь православный Бейрут. Путь наш проходил через мусульманские кварталы, и отец Антоний, настоятель нашего храма, кажется, чуть волновался за нас всех - не случилось бы по дороге чего-нибудь плохого. Но волнения оказались напрасными - мусульмане приветливо махали нам руками с балконов и крыш и даже бросали сверху пальмовые листья.

И я понял, что Ливан, этот клочок земли под раскаленным солнцем, живущий на краю пропасти уже семь тысяч лет - потому что иначе, чем на краю пропасти, на Ближнем Востоке не живут - Ливан спасен снова. Этой страны давно уже не должно было быть, она может исчезнуть с лица Земли в любой момент, но она есть. И я верю, что она будет до скончания века. Потому что сказано - если Господь с нами, кто против нас?

После Крестного хода, уже под вечер, мы не спеша гуляли с отцом Антонием вдоль берега моря, врайоне Рамль аль-Байда. В этом месте морское течение подходит вплотную к берегу, и во время зимних штормов весь бейрутский мусор выбрасывает на этот пляж. Ближе к лету, к купальному сезону, пляж, конечно, чистят, но в начале апреля на него больно смотреть. Зато море в тот вечер было удивительным, зеркальным, чистейшим, совершенно слившимся с вечереющими небесами.

"Вот так и живем", - сказал вдруг отец Антоний. "Души наши в грехах, как этот пляж - в мусоре. Обратиться бы к небесам, к Богу", - и отец Антоний протянул руку к горизонту, но горизонта не было. Чистейшая вода и вечернее небо совершенно слились в одно.

"Чтобы очистить этот пляж от хлама, нужна настоящая буря". Отец Антоний оказался прав - день спустя началось ненастье, огромные волны заливали пляж, подбираясь к приморскому шоссе. К Пасхе Христовой ненастье закончилось, и мусора как не бывало.

Но тогда, Вербным вечером, бури еще ничто не предвещало.

* ГРАЖДАНСТВО *

Евгения Долгинова

Распутица

В России - ренессанс протестного рабочего движения. Среди прочих лихорадит и самую благо получную нефтегазовую отрасль. Что это - манипуляции политиков, экономическая диверсия или стихийное "так жить нельзя"?

Мы с тобою враги по классу, -надо раз навсегда сказать.Кто из нас не отважился драться,отважился умирать.Барабаном своим, барабанщик,не покроешь ты грома драк.Генерал, фабрикант, помещик,ты наш классовый враг!

Бертольт Брехт

…И такой гадюшник (редкая статья из ТК РФ пролетит не ужаленная) существует в "социальном" Сургут нефтегазе! Гадюшник не гадюшник, а первый профсоюз в СУТТ-2 появился и прославил "СНГ". Смеем заверить Гринпис - ни одна шавка, ни одно больное гобсекоманией животное не пострадало!!!

А. В. Захаркин, председатель рабочего профсоюза "Профсвобода", г. Сургут

- Да понимаешь ли ты, что тебя все пытаются приватизировать? Нацболы, коммунисты, марксисты, акаэмовцы, Гражданский фронт, "Другая Россия", левые и правые, либералы и патриоты…

Так, не без некоторого даже раздражения, спрашивала я, рассматривая фотографии. Захаркин в Петербурге на Марше несогласных. Захаркин на Марше несогласных в Москве. Захаркин в Госдуме в компании депутата Тюлькина. Захаркин у Манежа, где проходил съезд ФНПР. Захаркин где-то еще… Не удивлюсь, если через полгода он объявится на Капитолийском холме.

- А мы что? - на голубом глазу удивляется Захаркин. - Все говорят: приватизировать, использовать, тебя используют, ах-ах. А мы просто сидим, страдаем от жажды. Кто даст попить - берем. Вот ребята из Мегиона собрали на билет в Москву. Вот Каспаров дал денег на адвоката. Мы ничьи. Но если дают пить - что же не взять?

Открылась бездна

Александр Захаркин родился в 1961 году в семье слесаря, окончил четыре курса Омского ветеринарного института (благодаря чему знает "довольно по латыне"), отслужил в армии, работал в Якутии, шесть лет назад перебрался в Сургут, где работал крановщиком в Управлении технологического транспорта-2 объединения "Сургутнефтегаз". Женат, отец двух дочерей, живет в съемной квартире. Из-за беззлобности и веселого нрава Саша выглядит моложе своих лет, а разговаривать с ним - удовольствие: в отличие от соратников, он не декламирует, не обличает и даже не возмущается, а как будто приглашает разделить его удивление глупостью начальников в частности и абсурдностью мироустройства вообще.

Захаркин - среднехороший современный рабочий: не нищий и не богатый, мало пьет и немного курит, читает газеты, ходит в тренажерный зал, живо и доброжелательно интересуется всем происходящим в мире, не сказать чтоб библиофил, но дружит с книжкой (любимая - "Мастер и Маргарита": "большой философский роман!") и, что самое важное, с интернетом. Собственно, с этой заразы, интернета, и началось год назад, на Первомай, становление рабочего профсоюза "Профсвобода".

На городской демонстрации колонна ИТРов, человек пятнадцать, прошла с транспарантами - невинными, как потом скажет Захаркин: "Сургутнефтегаз, посмотри на Газпром!", "Хватит закручивать гайки!". По рассказам очевидцев, соседние колонны отшатнулись - в Сургуте авторитет В. Богданова, гендиректора "СНГ", считается непререкаемым. Саша был поражен; он понял, что Первомай - не просто день "весны и труда" или мутной "международной солидарности трудящихся", а праздник с острым и драматическим содержанием, и задал Google'у исторический вопрос.

Новое знание ошеломило его: Чикаго 1886 года, Детройт, Нью-Йорк, битвы за 8-часовой рабочий день, полумиллионные демонстрации, орден рыцарей труда, братство плотников и столяров, профсоюзы, мученики Хеймаркета! "Так затевают ссоры с солнцем…", - уже через месяц Захаркин организует в своем управлении первый рабочий профсоюз, через два взбудоражит город митингом, узнает большую всероссийскую славу и научится давать интервью. Захаркина будут принимать в Госдуме, на заводе "Форд", в Роструде и в московской кутузке. Осенью его уволят - и он встанет в одиночный пикет возле офиса, а сорок нацболов в знак протеста попытаются захватить московское представительство "СНГ".

Сходка в сумерках

В самолете Москва-Сургут можно увидеть непроницаемых менеджеров в кашемировых пальто, классическую рабфаковскую молодежь со съехавшими набок галстуками и юных матрон с начесами, возвращающихся из турне по европейским музеям. "Пришли мне срез по многофакторности, и я прощу тебе диаграмму", - говорит юноша породы "финансовый аналитик" с профилем какаду. Город местами похож на беспощадный дорогой офис, местами на щемящий среднерусский райцентр. За окном гостиницы, - кубической башни с синими стеклами, - оборудованным тремя занавесями дивной красоты, лежит тяжелый льдистый снег, я выхожу в Сеть по диалапу со скоростью 28 кбит. Все дамы на шпильках, иномарок - словно в каком-нибудь Кенигсберге, по телеканалу "Югра" идут свои сериалы, выходит приличный окологлянцевый журнал "Полярная сова", афиши извещают о гастролях диакона Кураева и группы "Рада и Терновник".

С членами "Профсвободы" мы встречаемся на глухой окраине: явку просят не сдавать, иначе у приютивших будут неприятности. Тем больше наша встреча напоминает сходку подпольщиков. Собрались прямо-таки историко-революционные типажи: подвижный пассионарий Захаркин, мрачно-пламенный презрительный юноша 24-х лет и почтенный, седой "старый рабочий"; тяжелая митинговая риторика разбавлена цитатами из Декларации прав человека и рекомендаций Международной организации труда. Но вся эта фразеология меркнет, когда, перебивая друг друга, профсвободовцы рассказывают о своих несчастьях, показывают ведомости. Ими движет одна эмоция: чистая, честная, документально подтвержденная обида. 3 тысячи рублей - гарантированная часть заработка. Того самого, нефтяного, по общему мнению, необыкновенно высокого. Всего три тысячи.