Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6393 ( № 46 2012) Страница 31

Огонь грызёт стволы ракит[?]

А сердце?

Сердце в гневе правом!

А в синем небе?

Ястребки.

1944

* * *

Вели меня пути-шляхи

Из края в край былинный

От старой дедовской стрёхи

До мазанок из глины.

От зацветающих лугов

До выкошенной нивы

Я шёл, как будто бы на зов,

Весёлый и счастливый.

Разбрасывал из-под весла

На Волге смех девичий[?]

И мне Кахетия несла

Вино да хлеб - в обычай.

Где виноград янтарно вис

И шелестел привычно,

Несла больному мне кумыс

Чернявая калмычка.

И на уральский горный вид

Не мог я надивиться,

Не мне ли плакала навзрыд

Полтавская криница?

Казачка тёплым каймаком

Радушно угощала,

Пресветлый открывала дом,

Как сына, обнимала.

Но где бы я ни воевал,

Где б ни лежал в траншее,

Таких, как на Отчизне, трав,

Таких густых метелей,

Таких рассветов и криниц,

И омутов тревожных,

Таких мерцающих зарниц

И сосенок вдоль Сожа

Я не нашёл, хоть помнил их,

Хоть и ищу поныне[?]

Как долго мой окопный стих

Тоскует об Отчизне!

1944, 1-й Белорусский фронт

Перевёл Изяслав КОТЛЯРОВ

Владимир Лакшин поднимает перчатку

Владимир Лакшин поднимает перчатку

Публикация недавно двух отчасти мемуарных книг о Солженицыне Владимира Лакшина "Солженицын и колесо истории" (составитель С. Кайдаш-Лакшина. М.: Алгоритм, 2008) и Бенедикта Сарнова "Феномен Солженицына" (М.: Эксмо, 2012) показывает, что вопрос о роли А.Т. Твардовского и журнала "Новый мир" в легализации творчества "подпольного" писателя продолжает волновать историков советской и русской литературы. Книга Солженицына "Бодался телёнок с дубом", вокруг которой вращается эта полемика, появилась, как известно, в 1975 году в Париже, а очерк Лакшина о ней в 1977-м в Лондоне. Некоторые детали возникшей тогда полемики остаются неизвестными российским читателям.

"Бодался телёнок

с дубом"

Для русской диаспоры в Западной Европе публикация в феврале 1975 года в Париже автобиографической книги Солженицына "Бодался телёнок с дубом" была большим событием. Я получил от нескольких журналов ещё сброшюрованную вёрстку для возможных рецензий на дату выхода и быстро прочитал все её 627 страниц. В Англии рецензии на ту или иную книгу являются одновременно их рекламой. Поэтому потенциальным рецензентам присылают книги за две-три недели до их поступления в книжные магазины. Рецензии появляются далеко не на все новые книги, и публикация рецензий, даже критических, - это уже признак успеха. Особенно настойчивыми были просьбы из литературного еженедельника The London Book Review. Им статья была просто необходима, а в Англии в то время среди тех, кто мог прочитать русскую книгу, лишь Жорес Медведев знал лично и автора, и героев его книги. Моя небольшая книга "Десять лет после Ивана Денисовича", опубликованная издательством Macmillan на русском в Лондоне в 1973 году, была переведена и на английский. Однако ни одной рецензии или интервью на "Телёнка" ни на русском, ни на английском я так и не смог написать или наговорить, несмотря на многочисленные просьбы. Причиной этому были прежде всего боль и обида за фальшивый образ Александра Твардовского, память о котором была мне дорога, хотя многое, сказанное о нём в "Телёнке", списывалось с натуры. Мою обиду вызывало не только то, что не было о нём сказано, но и то, как он был показан читателям, лично его не знавшим. Не всякую ведь "натуру" принято обнажать, - это известно каждому.

Все в "Новом мире", да и в Союзе писателей знали, почему Александр Трифонович периодически не приходил в редакцию, оставаясь дома иногда на две недели. Эта проблема являлась почти неизбежным результатом шести лет работы фронтовым корреспондентом и комиссаром в звании подполковника, начиная ещё с Финской кампании 1939-1940 гг. Все свои стихи и поэмы Твардовский сначала печатал во фронтовых армейских газетах. Печатал сразу написанное от руки, так как не знал, доживёт ли до продолжения. Это ясно видно по текстам. Боевой дух армии столь же важен для победы, как и артиллерия. Твардовский много лет был самым любимым поэтом не только фронта, но и всей страны (и оставался до 1970 года, хотя писал уже мало). Как бывший краткосрочный фронтовик в "чине" рядового пехоты, а потом и как генетик и биохимик, я знал, что это несчастье неизбежно возникало у некоторых бойцов и определялось физиологией, а не характером человека. "Наркомовские сто грамм", входившие в рацион на передовой, - от них почти никто не отказывался (а у комсостава ограничений в граммах часто не было). Алкоголь "сгорает" в клетках тела в калории намного быстрее, чем углеводы, и быстро даёт тепло. Но у некоторых людей возникает зависимость.

В ноябре 1971 года, перед последней операцией диагностированного метастаза в мозг от запущенного рака лёгких (он всегда курил дешёвые крепкие сигареты без фильтра, это тоже была фронтовая привычка), Александр Трифонович позвал своих уже взрослых дочерей, Валентину и Ольгу, чтобы попрощаться навсегда:

"[?]Не вспоминайте меня пьяного, вспоминайте только трезвого, -  сказал им отец и рассказал притчу: - Посмотрите про Ноя в Библии[?] Он начал возделывать землю, насадил виноградник[?] выпил вина и опьянел и лежал обнажённым в шатре своём. Хам, сын его, увидев наготу отца своего, посмеялся, вышел и рассказал братьям[?] Шем и Иафет взяли одежду, пошли задом и покрыли наготу отца своего[?] лица их были обращены назад[?] наготы отца своего они не видели..."

Книга Солженицына начиналась историей публикации "облегчённого" варианта повести "Щ-854" (название "Один день Ивана Денисовича" предложил позже Твардовский), принесённой Львом Копелевым в "Новый мир" в конце 1961 года и отданной редактору отдела прозы Анне Самойловне Берзер, чтобы она уже передала рукопись лично Твардовскому.

Долгохранимая и затаённая моя рукопись пролежала на столе у А.С. Берзер целую неделю неприкрытая, даже не в папке, доступная любому стукачу или похитителю[?] А.С. определила, что любой из членов редколлегии непременно эту рукопись перехватит, зажмёт, заглотнёт, не даст ей дойти до Твардовского. Значит, надо было исхитриться перебросить рукопись через всех них, перешвырнуть через топь осторожности и трусости - и в первые руки угодить - Твардовскому[?] Ушло на это время. Ещё ушло - на ожидание, пока Твардовский вернётся из очередного приступа своего запоя[?]"

Последняя фраза меня удивила, она выглядела лишней и недостоверной. Не мог знать об этом автор, живший в Рязани и незнакомый с Твардовским. Стремительного рассмотрения тогда ещё анонимной рукописи не могло быть. Повесть была написана в 1960-м и "облегчена", конечно, с определённой целью в начале 1961 года. Больше всего времени ушло у самого автора, чтобы решиться на передачу рукописи в "Новый мир". Повесть была отпечатана на машинке через один интервал на обеих сторонах листа, без полей и анонимна: автор всё ещё боялся тогда раскрывать свои имя и адрес. В таком виде передавать её главному редактору Берзер не решилась, и машинистку редакции попросили перепечатать текст в трёх или четырёх экземплярах. Псевдоним автора Рязанский предложил Копелев. На эту перепечатку тоже ушло время.

Особенно горько было мне читать неизвестные раньше никому детали приезда Твардовского в Рязань весной 1964 года, куда пригласил его Солженицын читать у него дома роман "В круге первом", только что укороченный и "облегчённый" на восемь глав в "проходной" вариант. Не доверял тогда Солженицын даже сейфу редактора "Нового мира" и соглашался дать рукопись на прочтение лишь у себя дома. - Александр Трифонович! Роман готов. Но что значит для писателя отдать в редакцию роман, если всего за жизнь думаешь сделать их только два? Всё равно, что сына женить. На такую свадьбу уж приезжайте ко мне в Рязань.

И он согласился, даже с удовольствием[?] уникальный случай в его редакторской жизни[?] Он и приехал простым пассажиром местного поезда и билет взял сам, не через депутатскую комнату".

"Как я понимаю работу (Твардовский уже читал весь день и с восторгом), ему нужно было быть трезвым до конца[?] но гостеприимство требовало поставить к обеду и коньяк, и водку. От этого он быстро потерял выдержку, глаза его стали бешеноватые, белые, и вырывалась из него потребность громко выговариваться[?]"