Газета День Литературы - Газета День Литературы # 111 (2005 11) Страница 31

Во-вторых, только ли события октября 1993 года разделили писателей, не произошло ли это раньше? Главная линия водораздела — отношение к России — проходит через сердца и души. И без пролитой крови не может быть общности с теми, для кого Россия — "сука", "раба", "тысячелетний рейх", "материал для творчества" и т.д.

Статья "Моя позиция", опубликованная через три года после "Российско-кельнских абсурдов", вызвана награждением Валентина Распутина Солженицынской премией. В статье на разном материале рассматривается вопрос о возможности объединения в рамках одной культуры разных сил, именно такую цель поставили перед собой организаторы премии. Михаил Лобанов сомневается в том, что данное мероприятие, на котором символично обнялись В.Распутин и Б.Ахмадулина, может стать началом сближения русских и русскоязычных сил. Он, как и Вадим Кожинов в случае с Андреем Нуйкиным, руководствуется логикой: фамилия поэтессы стоит под письмом 42…

С таких же позиций Лобанов оценивает пафос "Двести лет вместе" А.Солженицына. Призыв к сближению в настоящих условиях означает подавление воли к национальному сопротивлению. Следующие слова из статьи "И вздрогнут наши недруги!" — лейтмотив публикации последнего десятилетия, лобановский вариант спасения русского народа, логически вытекающий из всей героической жизни Михаила Петровича — русского критика "на передовой": "Национальная идея — это не академическая болтовня о "соборности", "общечеловеческой отзывчивости" (довольно с нас этих "общечеловеческих ценностей"), национальная идея — это борьба не на жизнь, а на смерть с нашими врагами, уничтожающими нас как нацию. Вот тогда-то и вздрогнут наши недруги, когда не только услышат, но и уверятся, что это не шутки, а настоящая война".

Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ

БЕЗ РАСКАЙНЬЯ

"И всё же, если приходил в отчайнье,

То не от чтенья сих постыдных строк"

Тимур Кибиров, "Знамя"№11

Когда я слышу хайнье

Моих постыдных строчек,

То никаким отчайньем

Отнюдь не озабочен.

И если, паче чайнья,

Себя я сам читаю,

Опять-таки в раскайнье

При этом не впадаю.

Поэт подвержен вейньям

И всяческим причудам,

Плевать ему на блейнье

Читателя-зануды.

И если неприкайнье

Чтеца отягощает,

В себе я сердца тайнье

Приятно ощущаю.

Но все ж порой с отчайньем

Я размышляю грустно:

Ну как ещё в нечайнье

Язык похерить русский?..