Россия: страна негасимого света - Александр Андреевич Проханов Страница 31

Прямые улицы, дома, школы, детские сады, фонтаны, зелень среди горючей степи. И урановые рудники. Все это лежит на плечах генерального директора Приаргунского производственного горно-химического объединения Сергея Вячеславовича Шурыгина, который продолжает плеяду славных директоров далекого советского уранового проекта, когда бурились первые рудники, ставились первые реакторы. И мы выдержали мощнейшее давление Запада. Сначала создали свой ракетно-ядерный щит, а потом — уникальную ядерную энергетику.

Карьер — огромный, чёрный, пепельный. Здесь уран вычерпан до самого дна. Рудники, шахты, уходящие вглубь. Горняки, спускаясь в шахту, бурят в пластах урана шурфы, закладывают взрывчатку и взрывают толщи породы. Порода выходит на поверхность, дробится, проходит множество трансформаций, обогащаясь. А потом мелкой крупой упаковывается в стальные контейнеры и в запломбированных поездах отправляется далеко отсюда на заводы, где делают твэлы — топливо для ядерных станций. Отсюда, из Краснокаменска, казалось бы, из такой дали, виден весь мир. Когда случилась беда в Японии, где взорвалась Фукусима, многие страны перестали уповать на ядерную энергетику. Германия закрыла все свои ядерные станции. Потребность в уране уменьшилась, цены на уран упали. Это сказывается на ситуации в Краснокаменске.

В России в результате кризиса уменьшилось потребление электроэнергии, что отразилось на работе рудника, на ценах. А когда началась война на Украине, когда пришла беда в Краматорск, где изготовлялось тяжелое шахтное оборудование, возможность закупать там машины исчезла. Карьер вынужден был искать других поставщиков. Найдя их, хотя и не сразу, в Чехии.

Смотрю на поразительные лица шахтеров, на энтузиазм людей, слежу за запломбированным поездом, который медленно отчаливает от Краснокаменска и со всеми предосторожностями уходит на Запад, на уникальные заводы, создающие твэлы.

Как хорошо, что в России живут буряты. И как хорошо, что в России живут татары. Как прекрасно, что в России живут ингуши. И как чудно, что в России живут русские. Страна огромна и неисчерпаема своими красотами. Каждый народ вносит в нашу общую палитру свою неповторимую краску, свою музыку, свой цвет, свой говор, свою высокую культуру, свою таинственную душу. Если вы думаете, что буряты живут в каких-нибудь стойбищах, в этнографически затейливых домах или юртах, вы ошибаетесь. Они живут так, как живем мы с вами под Москвой или под Петербургом. Столица небольшого Бурятского автономного округа Агинское — удивительно чистый, милый, славный городок с прекрасными домами, зеленью. В центре городка — элитная гимназия. Все её выпускники поступают в высшие учебные заведения России, и по окончании многие работают в крупнейших корпорациях и научных центрах. Некоторые трудятся за рубежом. И в течение дня, общаясь с коллегами, говорят на французском или английском языках. А вечерами, коротая время, поют родные бурятские песни.

Алдар Цыденжапов — молодой бурят, который служил матросом на эсминце. На корабле случился пожар, и огонь быстро распространялся, грозя взрывами и гибелью всего экипажа. Молодой матрос завинтил себя в отсеке и стал тушить пожар. Спас корабль от гибели, а сам обгорел и скончался. Теперь на родине стоит памятник ему.

Тут же, за посёлком, находится буддистский дацан, что значит «факультет, университет, школа». Здесь молодые люди обучаются таинствам буддистского вероучения. Я беседовал с местным ламой, спокойным, очаровательным, глядевшим на меня все понимающими добрыми глазами, так, словно он только что вернулся на землю из Шамбалы, чтобы повидаться со мной, и через несколько мгновений исчезнет в иных мирах.

Граница. «На границе тучи ходят хмуро…» Это именно та граница, где некогда шли бои. Вдоль всей границы стоят гигантские бетонные колпаки — доты, построенные еще Карбышевым для отражения вероятной японской атаки. Начальник погранотряда Андрей Владимирович Волков — полковник, изысканный, утонченный, интеллигентный офицер, который прошел службу сначала в Заполярье у Норвегии, а потом в Таджикистане, в знаменитом Московском отряде, который обсыпали бомбами и снарядами. Рядом с ним падали его убитые товарищи. Теперь он служит здесь, на спокойной границе. Мы говорили с ним о святости, о нерушимости границы, о том таинственном мистическом мировоззрении, которое исповедует каждый пограничник, находясь на этой предельной черте, — там, где начинается его родина.

Начальник погранотряда сказал, что если я хочу понять реальную святость рубежей, он приглашает меня туда, где сходятся три границы — китайская, монгольская и российская. Там, на стыке границ, поставлен крест. Не утлый деревянный или наспех свинченный из железной арматуры. А огромный, красивый, отлитый из чугуна крест с золотым тиснением и с высокой надписью: «Спаси, Господи, люди твоя». Этот крест венчает собой границу. Придает границе реальную святость, чудесное, волшебное свойство. Андрей Волков рассказал, что когда начался степной пожар, из Монголии пошел на Россию пал. Комья огня, как головы дракона, взлетали на ветру и переносились за десятки, за сотни метров, поджигая участки степи. Дойдя до креста, огонь вдруг остановился, разделился на два рукава, обошел крест. И лишь потом вновь сомкнулся, оставив нетронутым этот кусок земли.

Граница на замке, граница на запоре. Через пропускной пункт туда и обратно проходят в день десятки составов, множество людей, автомашин. Но иногда границу нарушают. Совсем недавно два нарушителя из Китая прорвались сквозь заграждения, стремясь перейти на российскую сторону. Задержанные оказались двумя уйгурами, которые, совершив в Китае террористический акт, пробирались в Сирию.

Люди, с которыми мне доводилось встречаться, каждый по-своему наполнен желанием блага, одухотворяет свой край. В центре Читы, в этом современном, шумном городе с блестящими стеклами витрин, с потоками машин, стоит старинная церковь XVIII века, которую скатали из лиственничных стволов, уже потемневших от времени. Церковь называют декабристской, потому что здесь венчались декабристы. В церкви находится музей декабристов. Небольшой коллектив работниц превратил музей в своеобразное святилище, которое оберегают, словно весталки. Чтят декабристов. Помнят их великий подвиг. Благодарны им за то, что те принесли в Сибирь столько света, образования, столько ума и красоты. Помнят тех святых женщин, что последовали за декабристами в Сибирь, и здесь, под Читой или в Нерчинске, создавали для них уют, пока те в кандалах добывали руду или камень. В церкви проходят спектакли. Детские кружки изучают русскую историю. И от всех этих людей веет удивительной благоговейной силой и красотой.

Каждый, с кем я здесь встречался, каждый, кому я пожимал руку, каждый, с кем братски обнимался, исполнен благоговения перед своим краем. Наполняет жизнь трудами праведными, облагораживает тот мир, ту землю, что судьба вверила ему. Я обожаю этот край. Знаю, что Россия без этого края невозможна, как и невозможен этот край без России. Как я хочу снова там оказаться и испить глоток воды из реки Аргун!

Атомная бомба и