Живой Журнал. Публикации 2016, январь-июнь - Владимир Сергеевич Березин Страница 31

Стояли мало, но — как раз на одну сигарету.

Как только он ступил на снег, как что-то лязгнуло, прогремело, раскатываясь, и товарный состав стронулся и, постепенно набирая ход, стал уходить со станции.

Исчезая, товарняк открыл вид на другой состав, что стоял за ним. Был этот состав покрыт инеем, оттого казался сперва серебряно-белым.

Пахло от него настоящим углём, снегом и каким-то неуловимым запахом хлеба, еды и уюта.

Видимо, это был один из модных туристических рейсов, что катают иностранцев — любителей экзотики — по Сибири. Матрёшка-балалайка, самый страшный русский зверь — паровоз.

Сидоров разглядывал зелёные вагоны с орлами, за ними стояли жёлтые, жёлто-коричневые и синие.

Что-то слишком архаичное было в них — да, на последнем была открытая площадка, и на ней курил офицер в причудливой форме, которую он видел в фильмах. Шинель старого образца, башлык, фуражка — всё было из того кино, где много стреляют из револьверов и скачут на лошадях. Сидоров поискал глазами кинокамеру и девушку с этой смешной штуковиной, на которой мелом пишут номер эпизода.

Но сейчас и без кино в мире было довольно много ряженых.

Сидоров с иронией относился ко всем этим конным водолазам в антикварных мундирах.

Офицер докурил папиросу и скрылся внутри.

Мимо шёл машинист в чёрном пальто.

Он посмотрел Ивану в глаза, и взгляд этот был тяжёл. Он будто спрашивал: «Что ты тут делаешь, зачем ты тут, на снежной платформе, что тебе тут, бездельнику, надобно?»

И Сидоров не отвёл взгляда.

Наутро, выйдя в коридор, он увидел неописуемой красоты зрелище. На соседних путях работал снегоочиститель.

Он медленно двигался параллельно их пути и выбрасывал высоко вверх фонтан снега, сверкавший и переливавшийся на солнце тысячами радужных огней.

Такие же огоньки, только медленно перемигивающиеся, можно было видеть на ёлках, что виднелись через большие окна вокзальных залов.

Он вновь увидел ту женщину, что так поразила его вчера. Она, твёрдо ступая, шла по ковровой дорожке с косметичкой под мышкой и равнодушно скользнула взглядом по его лицу. Вчерашнего интереса как не бывало.

Наконец, он понял, что изменилось.

Бок его не болел. Эта отвратительная тяжесть в нём пропала начисто.

Ехать Сидорову было ещё полдня, и к врачу можно было попасть нескоро. Медицина с её попискивающими, как голодные коты, приборами, была далеко, но он знал, что не болен, что выздоровление случилось — раз и навсегда. Ему не нужно было никаких анализов, он это знал наверняка.

Всё произошло, и известной ценой, хотя он тут же ощутил укол жадности.

Но Сидоров тут же одёрнул себя.

Тут добавки не просят.

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

11 февраля 2016

История про то, что два раза не вставать (2016-02-12)

Написал про предсказания давнюю мысль. Текст полезен двумя цитатами.

Надо было, конечно, к святкам, но и так хорошо.

Извините, если кого обидел.

12 февраля 2016

История про то, что два раза не вставать (2016-02-13)

Написал вот про дуэль.

В смысле про смерть Пушкина и всё такое. На самом деле, я хотел как-то зафиксировать свои воспоминания от одного фильма и вообще от альтернативной истории.

Вообще, как у вшивого всё время вылезает тема бани, так и у меня всё время вылезает тема Шкловского.

Обнаружил, кстати, что стихотворение Лермонтова из этого фильма, что Бенкендорф читает со слезами на глазах оторвалось как тромб, и путешествует по Сети совершенно самостоятельно.

На всякий случай, вот оно(с):

«Спи, адмирал!

Спасенный Севастополь

Прибоем грозных волн оплакал твой уход.

Курган Малахов, славный твой некрополь

Возвысился над сенью благодарных вод…

Здесь все твои сыны — матросы и солдаты,

которых поднял ты в последний страшный бой.

Заснули навсегда, торжественны и святы.

Исполнив ратный долг, они опять с тобой.

Сын флотской славы, в битвах не искал ты

Случайный галс, чтоб сделать оверштаг.

Как русский Зевс, метал ты молний залпы

Из всех бортов, и защищал свой флаг.

Наперсники трусливого злословья,

Позорно за спиной трубившие отход!

Теперь — где ваше мерзкое сословье?

Где вам воздаст анафему народ?

Спи, адмирал.

Корнилов и Истомин

Пусть благосклонно вместе

примут твой рапорт.

Навек для всех Европ,

и будущих историй

Вы отстояли Крым и

главный русский порт!

Извините, если кого обидел.

13 февраля 2016

Повесть о Герде и Никандрове (День святого Валентина. 14 февраля) (2016-02-14)

Обходчик Никандров медленно вышел из тамбура и стал надевать лыжи.

Связи не было уже месяц. Каждое утро он с надеждой смотрел на экран, но цветок индикатора всё так же был серым, безжизненным.

Может, спутник сошёл с орбиты и стремительно сгорел в атмосфере — вместе со своим электронным потрохом и всеми надеждами на человеческий голос, и всеми буквами, летящими через околоземное пространство. Или что-то случилось с ближайшей точкой входа.

Нужно ждать, просто ждать — вдруг спутник в последний момент одумается и вернётся на место. Или неисправное звено заместится другим — включится, скажем, резервная солнечная батарея, и всё восстановится. Но цветочек в углу экрана по-прежнему обвисал листиками, оставался серым. Ответа не было.

Вокруг была ледяная пустыня и — мёртвый Кабель, который Обходчик должен был охранять.

Когда-то, до эпидемии, Кабель был важнее всего в этих местах.

Вдоль него каждый день двигался на своей тележке или на лыжах, как сейчас, Обходчик. Кабель охраняли крохотные гусеничные роботы (впрочем, забывшие о своих обязанностях сразу после перебоев с электричеством) и минные поля, которые в итоге спасли не Кабель, а Обходчика.

Когда началась эпидемия, произошли первые перебои с электричеством. Обходчик решил было бежать, но уединённая служба спасла его — толпы беженцев, что шли на Север, миновали эти места.

Несколько банд мародёров подорвались на минном поле. Эти поля шли вокруг Кабеля и были густо засеяны умными минами ещё до появления Обходчика — чтобы предотвратить диверсии. Диверсанты перевелись, но и теперь умные мины спасали Обходчика от прочих незваных гостей.

Но и лихие люди давно пропали. Видимо, эпидемия добралась и до мародёров, и они легли где-то в полях, в неизвестных никому схронах или мумифицировались в пустых деревнях.

Обходчик забыл о них, как забыл