Дмитрий Соколов-Митрич - Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?! Страница 32

3. Ну и самая главная хитрость. Мир так устроен, что в нем неотвратимо действует принцип равновесия. Поэтому надо всегда работать с избытком – так, как будто вам платят процентов на двадцать – тридцать больше. Вот увидите – очень скоро эти двадцать – тридцать процентов так или иначе вас догонят. Потому что мир не может долго находиться в неравновесии – даже в таких мелочах, как соответствие вашего труда вашим доходам. И как только эти деньги вас догонят – вы снова работайте с избытком. И снова. Это такой легкий шантаж мироздания. Действует безотказно.

А следовать вульгарному прагматизму, требовать у мироздания деньги за каждый чих – это прямой путь к неудачничеству. Честно-честно.

Вещь банальная, но важная: репортер просто обязан дружить с автомобилем.

Например, если бы я не умел водить, репортажа «Маленькая гражданская война» про приморских партизан могло бы и не появиться. И «Закона Цапка» – тоже.

Просто прилетаешь в регион, садишься прямо в аэропорту на арендованный автомобиль и все успеваешь.

Самое вредное для репортера слово – это слово «вдохновение». Нет никакого вдохновения и никогда не будет. Есть только усилие творческого человека. И его можно совершать всегда, везде и по любому поводу.

Есть такая великая сила – пресс-служба. Она бывает живой и мертвой. Мертвая пресс-служба – это такая структурка, которая специально создается с целью никого не впускать и ничего не выпускать. Классический пример – пресс-служба Московского комитета здравоохранения. За семнадцать лет, которые я в журналистике, несколько раз пытался пробить эту стену – бесполезно. Видимо, такая у этой стены задача.

Но с живыми пресс-службами еще труднее. В живой пресс-службе работают реальные профессионалы, которые понимают, как с журналистом обращаться. Они понимают, что нам надо дать фактов и впечатлений, иначе мы их найдем где-нибудь не там. Их тактика стара как мир: чтобы успешно манипулировать человеком, нужно отсечь его от альтернативных источников информации. Поэтому эти профессионалы будут делать все для того, чтобы вы этих источников просто не заметили. И главный их инструмент в этом деле даже не дружба взасос и не щедрые вечерние пьянки (стиль работы позавчерашнего дня). Главный их инструмент – дать репортеру все, что он ищет, посадить на обратный самолет и помахать ручкой. А что нужно репортеру? Репортеру нужна логичная и яркая картина события. Картина сложилась в голове – и ты, довольный, поехал домой стучать по клавишам. Если, конечно, ты не вполне репортер. А если ты репортер вполне, ты не будешь верить даже самым ярким и самым логичным картинкам. Пресс-служба сделала свое дело? Спасибо, вы молодцы, но я пойду еще погуляю.

В репортаже, как и в любом драматургическом произведении, обязательно должен быть враг. Иначе репортаж не читается.

Причем лучше всего, чтобы этим врагом был суслик из анекдота:

– Видишь суслика?

– Нет.

– А он есть!

12 2010 год, апрель Сапсаново бешенство

Почему люди забрасывают камнями самые поездатые поезда страны

Руководство РЖД в недоумении: новые скоростные поезда «Сапсан», долетающие от Москвы до Питера за три часа сорок пять минут, стали объектом прогрессирующей ненависти у жителей Тверской и Новгородской областей. По словам главы компании Владимира Якунина, люди кидают в поезд камнями, кусками льда и даже ставят на его пути «гигантских снежных баб», вынуждая машинистов сбрасывать скорость. Судя по всему, эта «болезнь» в ближайшее время обострится: с пятого апреля количество скоростных рейсов между двумя столицами вырастет с трех до пяти, а до конца года первый «Сапсан» будет пущен между Москвой и Нижним Новгородом. Почему «поезда будущего» вызывают такую острую неприязнь тех, кто живет возле железной дороги? Корреспондент «РР» Дмитрий Соколов-Митрич отправился в Тверскую область и узнал, что виной всему вовсе не классовая ненависть.

Ахтунг! Ахтунг!

Сапсан – это крупный сокол, одинокий хищник, самое быстрое живое существо в мире. Во время атаки он развивает скорость до 322 км/ч. Его тезка-поезд разбегается лишь до 250 км/ч, но и при такой скорости нет уже никакого смысла смотреть в окно. Люди, дома, названия станций – все это сливается в общую серую вихревую массу. Зато радует глаз интерьер вагона. Строгий европейский комфорт, флюиды высоких технологий, пассажиры – обычные на вид люди: в джинсах и свитерах, иногда костюмах и галстуках, попадаются даже пенсионерки. Одна из них, бухгалтер Маргарита Павловна, едет в Питер по билету, купленному дочерью за 68оо рублей. Она пристально смотрит в окно, пытается поймать глазами родную Чуприяновку. Не получилось.

Если бы картинку за стеклом можно было повторить в замедленном режиме, то пассажиры увидели бы много интересного. Например, барахтающихся в снегу людей – они в ужасе прыгают с платформ, боясь, что вихревым потоком их затянет под колеса. Например, «прижавшиеся к обочине» электрички, уже полчаса пропускающие скоростной. Переезды с огромными пробками, как в той же Чуприяновке. А главное, они увидели бы злые глаза. Много злых глаз.

Но поезд сбавлять скорость не собирается. Поэтому придется с него слезть.

Чуприяновка – это поселок в окрестностях Твери, людей – чуть меньше двух тысяч человек, средняя зарплата не превышает стоимости одного билета на «Сапсан». Доминанта местного пейзажа – непролазная весенняя слякоть и горы мусора, его на помойках уже столько, что не видно самих помоек. Над всем этим благолепием вдруг раздаются первые ноты песни «Слушай, Ленинград, я тебе спою…» и строгий человеческий голос: «Внимание! На Санкт-Петербург проследует скоростной поезд! Отойдите от края платформы!» Эту железнодорожную шарманку местным жителям приходится слушать пятнадцать минут подряд шесть раз в день. Песню чуприяновцы уже ненавидят, а строгий голос воспринимают как что-то из фильмов про Великую Отечественную войну: «Ахтунг, ахтунг! Дольче зольдатен нихт цап-царап!»

– Нет у нас никакой зависти, – раздражается на мой первый вопрос глава поселения Любовь Арбузова. – Пусть хоть в золотых поездах ездят, главное – чтобы нас не трогали. Но ведь тронули! Еще как тронули!

Днем в поселке только пенсионеры и алкоголики. Все работоспособное население разъезжается в Тверь и Москву. Детского сада и старших классов здесь тоже нет, поэтому дошкольники и подростки следуют за взрослыми. Самый удобный транспорт – электричка. Двенадцать рублей, десять минут – и ты в центре города. Но с тех пор, как пустили «Сапсан», расписание поменяли. И не в пользу людей.

– Теперь в Тверь на работу, в школу, в детский сад приходится либо опаздывать, либо выезжать на полтора часа раньше и потом сидеть на вокзале, – продолжает Арбузова. – А с Москвой еще хуже. В любой момент электричка может встать на полчаса, а то и на час – чтобы пропустить «Сапсан». Люди злятся, опаздывают, теряют работу.

Любовь Арбузова в прошлом году пошла главой поселения на второй срок. Теперь об этом жалеет. Потому что подписывалась управлять поселком по законам мирного времени, а пришлось действовать как на войне.

– Мы попытались выправить ситуацию, ввели три дополнительных рейсовых автобуса. Но это слабое утешение. Во-первых, они идут до Твери в два раза дольше. Во-вторых, билет на них стоит в два раза дороже. А в-третьих, пущены они за счет средств Калининского района, бюджет которого и без того скудный. Получается, что мы несем убытки, причина которых – РЖД. Представьте себе: сосед сверху вас затопил и еще при этом говорит: «Ничего не знаю: ваша квартира – вы и ремонтируйте».

Но про электрички – это Арбузова мне рассказывает так, для затравки. Главная причина здешней сапсанофобии – это переезд, который теперь вечно закрыт. Движение скоростных поездов, как ножом, разрезало село на две половинки.

– Мы тут уже как полицаи, нас все ненавидят, а приезжие так и вовсе с кулаками бросаются, – жаловался мне полчаса назад командир шлагбаума, человек с красным лицом – то ли от холода, то ли от напряжения. Называть свое имя он не стал, но и молчать не захотел, потому что сам местный. – Ачто мы можем сделать? Ничего! По инструкции перед обычными поездами шлагбаум закрывается за три минуты, а перед «Сапсаном» – за пятнадцать. С каждым таким поездом скапливается несколько электричек – в итоге время ожидания порой растягивается на полчаса и больше.

Переезд и платформа «Чуприяновка» стоят на изгибе железнодорожного пути. В обе стороны видимость – метров пятьсот. Это расстояние поезд пролетает за мгновение. Поэтому человек с красным лицом уверен, что появление трупов – вопрос ближайшего времени. И никакой «ахтунг» не поможет.