Александр Огнев - Правда против лжи. О Великой Отечественной войне Страница 32

В «Ржевской битве» представлены выписки из военного дневника 58-го пехотного полка 6-й дивизии, которой командовал генерал Гроссман. В своей книге он писал об «огромных жертвах» русских, но умалчивал о тяжелых потерях немцев, а служебный дневник фиксирует их, 1.08.1942 г. в донесении 1-го батальона говорится: «У рот 743 инженерного батальона большие потери». 3.08 в дневнике 3-го батальона: «Два тяжелых русских танка прорвали оборону 10-й роты на правом фланге. Вследствие тяжелых потерь небольшой участок оборонительной линии не занят нашими войсками». 6.08: «Этот день принес нам страшные потери». 10.08: «Полк несет тяжелые потери… Наша атака захлебывается». 12.08: «Атака русских силами двух рот…Мы отражаем ее, неся большие потери». 14.08: «В долине реки Холынки и на ржаном поле два русских батальона атакуют 9 роту. В роте большие потери, так как танки уничтожили окопы и блиндажи». 16.08: «Части первой роты отступают налево к 10 роте…противник все-таки силен. Два танка движутся по передовой перед второй ротой, обстреливают наши траншеи. У роты — большие потери». 19.08: «Прорвались две роты противника. У взвода велосипедистов большие потери…сколько же бойцов погибло здесь!». 26.08: «Немецкая разведгруппа попала в руки к врагам, 11 человек убиты, 6 взяты в плен". Дневник выявляет неразбериху в германских частях. Так, 14.08 немецкие самолеты били по своим: «Юнкерсы бомбардируют север Русского леса. Большие потери у 2 роты 428 полка из-за бомб юнкерсов». 16.08: «Наша артиллерия бьет так, что и у нас потери». Потери своих войск немецкому генералу было легче установить, чем подсчитать «огромные жертвы» русских. Почему же он не сделал этого?

Д Глантц писал, что советские исследователи извращали историю войны, поскольку скрывали «многочисленные неудачи и поражения». Кондратьев в статье «Забытая битва» (напечатана в сборнике «Ржевская битва»), подтверждая эту мысль, пишет о немецкой операции «Зейдлиц», проведенной 2–12 июля 1942 г.: «Еще одна печальная, забытая страница нашей истории». Но Жуков не забыл о ней в своих «Воспоминаниях…»: не упоминая названия этой операции, он анализировал действия наших воздушно-десантных частей и кавалерийского корпуса генерала П. Белова в тылу немцев, большинство частей этой группировки «вышло через прорыв, образованный 10-й армией, в расположение фронта». Но «была утрачена значительная часть тяжелого орудия и боевой техники». Группа войск генерала-лейтенанта М. Ефремова была разбита, большая часть ее погибла или попала в плен. Что еще должен был написать Жуков, чтобы удовлетворить разоблачителей? Признать свои упущения? Но и это он сделал: «…нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили противника». Герасимова пишет об этой операции: «Из окружения вырвались более восьми тысяч человек», но при этом пропали без вести 47 072 человека. По ее словам, «общее число пропавших приближается к немецким данным, которые говорят о 50 000 пленных». Но германские источники привычно завышали число взятых в плен наших солдат. Многие из «пропавших» пали в боях, другие соединились с партизанами, позже они оказались снова в советской армии (двое из них воевали вместе со мной в 29-й гв. дивизии).

Восприняв как истину концепцию Глантца, Герасимова объявила, что Жуков замалчивал операцию «Марс». Но он писал о ней в «Воспоминаниях…», отметил, что «с 20 ноября по 8 декабря планирование и подготовка наступления были закончены», привел директиву Калининскому и Западному фронту от 8.12.1942 г., в ней ставилась задача взять Ржев 23 декабря. «Вина» Жукова лишь в том, что он опустил ее название, Глантц весьма странно обосновал причины «замалчивания» этой операции: «Сталин и история утвердили в качестве непреложной истины, что ржевский провал не должен запятнать подвиг Василевского в Сталинграде», «репутация Жукова осталась в неприкосновенности, и он разделил с Василевским лавры сталинградской победы». Выходит, Жуков не по праву разделил славу этой блестящей победы. Но он успешно руководил обороной Сталинграда, участвовал в разработке плана разгрома там немецких войск Он писал: «Лично для меня оборона Сталинграда, подготовка контрнаступления и участие в решении вопросов операций на юге страны имели особо важное значение. Здесь я получил гораздо большую практику в организации контрнаступления, чем в 1941 году в районе Москвы, где ограниченные силы не позволили осуществить контрнаступление с целью окружения вражеской группировки». Когда немцев взяли в кольцо, А. Василевский послал ему донесение: «Ваш план стремлюсь выполнить в точности… Поздравляю с большой победой. Ваши труды оправданы, хотя знаю, что главное впереди» (ПР.2001.№ 17).

Герасимова считает верным суждение Д. Волкогонова: «Ржев можно отнести к одной из самых крупных неудач советского военного командования в Великой Отечественной войне». В книге «Великая Отечественная война…» президент Академии военных наук, генерал армии М. Гареев возразил тем, кто считает наступление Западного фронта 1942 г. «неудавшимся или по крайней мере незавершенным»: «Ставка, планируя наступление в полосе Западного фронта других целей, кроме сковывания противника и воспрепятствования переброски им дополнительных сил на южное направление, и не определяла. И эта цель была достигнута» (Т.З. С.13) Ее понимали участники боев. Бывший командир огневого взвода 707 полка Г. Медведев посчитал, что поставленная перед ними задача была выполнена: «поток живой силы и техники противника пошел не к Сталинграду, где назревала решающая битва войны, а к «северному Сталинграду», как называли немцы ржевский участок боев». Генерал А. Сапожников в «Записках артиллериста» писал, что во время боев за Ржев он «получил строгий приказ — готовиться наступать под лозунгом: «Поможем братьям сталинградцам» (83).

Сражения под Ржевом напоминают упорные бои между немецкими и англо-французскими войсками под Верденом в 1916 г. Тогда Германия безуспешно пыталась обескровить Францию и вывести ее из войны. Не в ее пользу закончилась и ржевская битва, верную оценил ее Кожинов: «…эти бои представляли собой, по существу, единственное безусловно достойное действие наших войск почти за весь 1942 год — между победой под Москвой в самом начале этого года и победой под Сталинградом в его конце. Более того: без героического — и трагедийного — противоборства под Ржевом иначе сложилась бы и ситуация под Сталинградом, что явствует из многих фактов» (Россия, Век XX.1939–1964. С.112). Объективный смысл в ржевском противоборстве был различным у нас и врага: «сопротивляясь под Ржевом, враг отдалял свое поражение, а мы, атакуя его, приближали свою Победу» (113). Не только общая обстановка на восточном фронте, но и сами тяжелые бои за ржевский плацдарм, вымотавшие и обескровившие много немецких дивизий, вынудили германское командование вывести оттуда свои войска, чтобы избежать окружения. Их заставили уйти! Третьего марта 1943 г. город Ржев был освобожден от гитлеровских захватчиков.

Можно понять, почему Гроссман восхвалял свои войска. Можно понять американцев, отыскивающих неудачи советской армии: им хочется доказать, что не СССР, а США сыграли решающую роль в разгроме фашистской Германии. Цитируя С. Митчема, Б. Ершов в статье «Горькая победа» (опубликована в «Ржевской битве») уверяет, что этого американского историка «нельзя заподозрить в симпатиях к какой-либо из воюющих сторон». Но тот, кто знает о злодеяниях американцев во Вьетнаме, о том, как усердно они фальсифицируют историю Второй мировой войны, как растерзали Югославию, как готовятся захватить нефть Ирака, используя лживые предлоги, как стремятся расчленить Россию на лоскутные государства, заметит, что на самом деле в книге «фельдмаршалы Гитлера и их битвы» (1998) Митчем восхваляет немецких генералов и предвзято относится к России. По его словам, «две безжалостные идеологии столкнулись в грязи и снегу… фанатизм — это единственное слово, которым можно охарактеризовать сражение подо Ржевом». Подтекст ясен: фашистские солдаты и советские бойцы — одного поля ягодки. Этот прием использовал Сванидзе, приравнявший комсомольцев военных лет к, гитлеровской молодежи. Таким лгунам претит то, что говорил В. Путин: «Это недопустимо, когда Вторая мировая война, по сути, описывается как война за мировое господство между двумя тоталитарными идеологиями». Ершов сожалеет о том, что в 1942 г. наша армия не имела полководца «ранга Суворова». А были Жуков, Конев, которых он не переносит, заявил же он в печати о своем желании переименовать улицу маршала Конева в Твери. Как кощунство я воспринял его слова о нашем солдате: он, мол, больше немецкой боялся «пули от своего же парня из заградотряда», у него возникало «мстительное желание при удобном случае всадить пулю своему ротному». Цинично-уродливое и надуманное нельзя превращать в характерное.

Труднее понять, почему с радостью воспринимают инсинуации зарубежных фальсификаторов российские либералы, которые, коверкая нашу историческую память, создают представление о бездарности советского командования, напрасно пролитой крови. Не потому ли что они не любят Россию, не уважают ее историю? Почему они грязнят Жукова? С ними вместе выступил Резун, который в книге «Тень победы», изданной в Австрии в 2002 г., обрисовал Жукова черной краской. Кардин приписал ему дурную славу: «Прибыл Жуков, теперь вряд ли живыми останемся». Карпов, наоборот, говорил, что «все, кто воевал, помнят крылатую фразу: «Где Жуков — там победа! (Кп. 30.11.1986). Для Астафьева знаменитый маршал — «браконьер русского народа". Р. Аюпов писал о «жестокости и садизме Жукова», который «воевал не умением, а числом, безжалостно засыпая «мясным фаршем» своих войск окопы противника» (Нг.30.12. 1992). Б. Соколов в книге «Неизвестный Жуков…» представил его как бездарного военачальника, который без надобности расстреливал подчиненных, заваливал немцев трупами необученных солдат. Комок грязи бросил в него Н. Калинин: «Жестокость Жукова общеизвестна. Есть свидетельства, что он лично расстреливал в своем кабинете в Ленинграде командиров» (И3.7.07.1998). На самом деле Жуков лично не расстрелял ни одного человека, но «были случаи, например, в битве под Москвой, когда за дезертирство, предательство, самовольное оставление боевых позиций» он, по его словам, «отдавал под суд ревтрибунала некоторых командиров». В одном из приказов он требовал «выжечь каленым железом безответственное отношение к сбережению людей, от кого бы оно ни исходило. За потерю людей из-за преступно-халатного отношения к организации боя и боевого обеспечения виновных предавать суду».