Кремлевский кукловод «Непотопляемый» Сурков — его боятся больше, чем Президента - Сирин Лев Страница 34

— Суслов не создал ни одной идеологемы!

— Он и не обязан был их создавать, поскольку являлся носителем и хранителем уже состоявшейся идеологии, — возразил я.

Как видите, мы возвращаемся к тому, с чего начали эту главу — к общему заблуждению, что всякая умная мысль — это идеологема. Между тем, повторяю, идеологема — часть уже имеющейся идеологии, поэтому создающий их человек должен делать это на основе какой-то конкретной идеологии. А «суверенная демократия» Суркова, которую ему с натяжкой можно было бы приписать в качестве идеологемы, как мы разобрались, таковой не является ввиду отсутствия собственно идеологии.

Поэтому Суслов — идеолог в полном смысле этого слова, так как, согласно толковому словарю, является представителем и защитником конкретной марксистско-ленинской идеологии, а Сурков — нет. Никогда им не был. И никогда не будет.

Да и вообще, как пишет тот же Дмитрий Быков: «представления об идеологии у него, как и у большинства выходцев из финансовых структур, — сугубо имиджмейкерские, чтобы не сказать копирайтерские. Такие люди искренне уверены в том, что все на свете делается за бабки, а главная задача идеолога — придумать для всей этой купли-продажи цивилизованный лейбл вроде «эффективный отбеливатель»  или «суверенная демократия».

Скажу больше. Владислав Юрьевич Сурков, являясь представителем высшей власти в светском государстве, обязан всякие разговоры о собственной идеологизации пресекать на корню рьянее всех. Ибо в противном случае получается, что он нарушает основной закон — Конституцию.

А за это, сами понимаете, юрист Путин по головке не погладит. Да и от заявлений в прокуратуру от отпрысков именитых граждан, страждущих от нашего героя тепленькой должности, не отобьешься. Эдак с помощью основного закона они жизненное кредо Владислава Юрьевича «ты мне — я тебе» исключительно себе на службу поставят.

Вообще же, на мой взгляд, последней официальной и законной идеологемой на территории нашей страны была идея генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева о социализме с человеческим лицом. Она и в рамках сложившейся идеологии озвучивалась. И государство у нас светским не было. И, главное, была оригинальной, а не выуженной из заокеанских партийных программ. Да и народу была понятна и приятна. (Что из всего этого вышло — другой разговор.)

А то, чем сегодня занимается Владислав Юрьевич Сурков — перетасовка депутатов, тележурналистов, партийных лидеров, — всего лишь банальная рутина на уровне замзав орготделом ЦК КПСС, если продолжать аналогии с советскими временами и терминами.

Я не зря подчеркнул, что секретарь ЦК по идеологии Михаил Суслов организационной возней не занимался. Но не потому, что и впрямь был ленив, а потому, что это был не его уровень. Для этого в недрах организационного отдела ЦК, как я говорил, были такие кадровых дел мастера, которые Владиславу Юрьевичу с его кадровой политической чехардой и не снились.

Излишняя демонизация Суркова в этом плане произошла от того, что организационное закулисье Кремля в 1990-е годы было выставлено на всеобщее обозрение и с тех пор никак не может вернуться в положенное ему состояние политической кухни, а не политического ресторана. И сам по себе этот факт, несмотря на то, что дела тут у Владислава Юрьевича скорее плохи, чем успешны, привлекает к его персоне нездоровое внимание.

В этом секрет популярности Суркова.

Владислав Юрьевич в известной степени кремлевский шоумен. Политический фокусник, приоткрывающий время от времени завесу политического таинства. Ну а общество, которое испокон веков любит знать об изнанке власти больше, чем о ней самой, больше эпатируют должностные возможности Суркова, а не то, как он ими распоряжается: эффективно или бездарно.

А это принципиально разные вещи, согласитесь.

При этом наш герой предпочитает закулисье публичности.

Причин этому несколько. Но главной мне представляется одна.

Как-то я спросил известного телеведущего Владимира Соловьева:

— Почему Сурков, при его владении словом, закрытый для телевидения человек?

— Ну, это, конечно, лучше всего спросить у самого Суркова, — пожал плечами Владимир Рудольфович. — Да, он великолепно говорит, он реально очень артистичен, он реально очень умный человек, но… так он для себя выбрал.

К сожалению, вынужден оспорить мнение моего уважаемого собеседника. Владислав Юрьевич «так для себя выбрал» именно потому, что говорит далеко не великолепно. Да что там… Сурков банально косноязычен. Потому и избегает прямых эфиров на телевидении.

Судите сами, Владимир Рудольфович…

Так говорил Сурков

В июле 2005 года радио «Свобода», финансируемое, как известно, Конгрессом США, озвучило устами своего диктора «стенограмму выступления В.Ю. Суркова на закрытом заседании Генерального совета объединения «Деловая Россия»[24] 17 мая 2005 г.». Пикантность ситуации придавали два момента.

Во-первых, всем, конечно, было интересно, как запись попала именно на «вражий голос». Ведь мероприятие было закрытым. Журналистов на нем не было. Да и вообще со времени выступления Суркова прошло уже 2 месяца.

Самое точное объяснение, на мой взгляд, дал тогда журналист Илья Мильштейн из «Граней.ру»: «Утечку собственных драгоценных мыслей Владислав Юрьевич организует в первый раз. Но в принципе VIP-чиновник давно уже тяготится той скромной ролью, которая сводится к обслуживанию первых лиц в государстве. Он самолюбив. Его тянет к людям».

То есть, говоря проще, колоссальное тщеславие Суркова наделило его убеждением, что он уже достиг такого исторического уровня, когда всякий дискурс, развернутый им даже не перед самой образованной и продвинутой аудиторией, обязан отразиться в душах и умах всех россиян. Людей то бишь.

Впрочем, это была только малая толика интереса, проявленного обществом к речевому событию Всея Руси середины 2000-х. «Людей» — например, профессиональных журналистов из «Правды.ру» — откровенно смутило «впечатление недосказанности» в текстах новоиспеченного кремлевского ритора. «Причем не в блоковском смысле, а в прямом. Как будто ряд фраз был вырван из контекста».

Известный телеведущий Евгений Киселев, тоже недоумевая по этому поводу, даже пытался найти объяснения тотальному косноязычию докладчика: «как любая расшифровка, там могут быть какие-то шероховатости, может быть, что-то выпало, может быть, что-то расшифровщик что-то, как говорится, исказил, потому что воспринимал это дело на слух, не знаю».

Теряясь в предположениях, договаривались до того, что «либо некто пытался от руки писать за говорящим Владиславом Сурковым, либо восстанавливал текст по памяти». Масла в огонь подливало и то обстоятельство, что журналисты «Свободы» пренебрегли профессиональным правилом: прямую речь давать в эфир только в оригинале.

Сурков, конечно, в речевом смысле не Брежнев," но, как видите, прибег к его методам.

Сказав «прибег», я не оговорился. Ибо, сливая «Свободе» диктофонную расшифровку собственного выступления, Владислав Юрьевич просто-напросто перестраховывался. Наводил тень на плетень. Мол, если выступление не понравится наверху, поди докажи, что оно мое, а не происки врагов. Пронесет — с почином!

Ну а коли Сурков текст на «Свободе» не оспорил, значит, результатом был удовлетворен. И действительно, именно с 2005 года пошли гулять в СМИ выступления Суркова в различных аудиториях.

Что касается сути журналистских треволнений, то они не стоят и выеденного яйца. Перед вами, коллеги, была обычная добросовестная расшифровка речи Суркова. Никто ее, кроме самого оратора, конечно, не искажал. А «шероховатости» в речи Суркова — не что иное, как дефекты речевого поведения безграмотного человека в речевой ситуации.

Так уж случилось, что я не только имею ученую степень по теме речевого поведения политиков, но и провел сотни часов, занимаясь именно расшифровкой устной речи именно VIP-собеседников. И статус этой полторы сотни интервьюируемых был под стать самому нашему герою. Нобелевский лауреат, маршал, премьер-министр, народные артисты, генералы, академики, выдающиеся писатели, художники, певцы… Со многими из них вы столкнулись на страницах этой книги. И, ей-богу, ни один из этих великих людей не выражал свои мысли так неряшливо в импровизированной беседе, как наш герой в своем докладе.