Сергей Кремлёв - Если бы Гитлер не напал на СССР… Страница 36

Гитлер об этом разговоре, естественно, не знал, но чувствовал приближение неких событий, и когда Риббентроп пришел к нему с лицом сияющим и озабоченным одновременно, фюрер понял, что есть интересные новости, и новости эти — из Москвы.

— МОЙ ФЮРЕР! — воскликнул Риббентроп. — Сталин прислал вам личное послание…

А затем, хотя и держал это послание в руках, не выдержал и сразу, не отдавая его, сообщил:

— Он хочет, чтобы к нам в ближайшее время вылетел Молотов!

— Вылетел?

— Именно так!

— А когда?

— Как только мы дадим согласие! Но вот само письмо… Мне его только что передал Деканозов.

Гитлер взял и, не читая, посмотрел на взволнованного Риббентропа… Затем начал читать текст. Сталин действительно делал какой-то новый шаг, поскольку без обиняков сообщал, что Молотов привезет очень важные предложения, и просил не затягивать с ответом.

«Если вы согласны, — писал он в конце, — то господин Молотов может вылететь в Берлин в таком же срочном порядке, как это было с первым прилетом господина Риббентропа в Москву».

Итак, намек был прозрачным: время не ждет, но если немцы и русские не будут его терять, то оно сработает на них.

— Что скажете, Риббентроп?

— Думаю, русские предложат нам развитие идей Бреста… Они явно становятся реалистичнее…

— Вы имеете в виду их позицию по Балканам и Югославии, Риббентроп?

— Да…

— Так что, Восточный поход отменяется? — с вызовом вопросил фюрер.

— Мой фюрер, я не знаю, с чем к нам летит Молотов, но мои взгляды на возможный конфликт могу сформулировать одним предложением: если бы каждый сожженный русский город был бы для нас так же важен, как потопленный английский крейсер или линкор, то я стоял бы всецело за войну уже этим летом… Но даже если мы выиграем её в военном отношении, мы рискуем проиграть в политическом и экономическом смысле…

Гитлер слушал не перебивая — его рейхсминистр высказывал его собственные колебания. А Риббентроп, поощрённый молчанием шефа, говорил и говорил:

— Напав на Россию, мы дадим англичанам новый моральный стимул… Россия потенциальным союзником англичан не является, но война с ней для Германии — это война на два фронта… Да и экономически мы, даже поживившись за счет огромной массы русских земель, не выигрываем… Традиционное пассивное сопротивление славян — это трясина… А они-то будут сопротивляться и активно — даже если мы их загоним за Урал!

— И вы предлагаете…

— Я предлагаю, мой фюрер, дождаться прилета Молотова…

— Приглашайте… Я готов принять его хоть завтра.

МОЛОТОВ прилетел через два дня. На аэродроме он был — для Молотова — весьма улыбчив, и в тот же день, вечером, фюрер принял его и полпреда Деканозова в Бергхофе. Обстановка личной резиденции располагала к интимности, а Гитлер понимал, что говорить они будут о деликатных делах.

Однако уже начало разговора его ошеломило. Молотов, поблёскивая пенсне и улыбаясь так радушно, как будто он был не гостем, а хозяином, сказал следующее:

— Господин Гитлер! Я в данном случае не столько премьер, сколько курьер…

— Не совсем понимаю вас, господин Молотов, — чуть разочарованно произнёс фюрер, ожидавший услышать нечто важное и конкретное.

Однако Молотов, не смущаясь тоном фюрера, всё так же весело сообщил:

— Главная моя задача — лично передать вам огромную просьбу товарища Сталина в ближайшее время посетить Москву… Мы приглашаем вас в расчете на то, что при новой вашей личной встрече вы с товарищем Сталиным сможете найти решение многим проблемам, которые возникли или развились после Брестской встречи…

Гитлер откинулся в кресле, посмотрел на Молотова, затем перевел взгляд на Риббентропа, на плутоватого своего личного переводчика Шмидта. Предложение было заманчивым, хотя это был бы уже второй визит главы рейха на русскую землю, в то-время как Сталин не был в рейхе еще ни разу… Но играть сейчас в церемонии и правила хорошего тона вряд ли было уместно… Сталин прав — надо попытаться объясниться глаза в глаза — и срочно. Конечно, это понравится не всем. Кое-кто хотел бы связать ему, вождю рейха, руки. А порой — и связывает. Но пока ему все же удается вести дела так, как он считает нужным сам. Фюрер размышлял, все молчали.

И все молчали по разным причинам.

Фюрер — потому, что размышлял и взвешивал.

Молотов — потому, что ждал его ответа.

Риббентроп боялся вмешаться не вовремя и этим спугнуть то согласие фюрера, на которое рейхсминистр вполне мог надеяться.

Шмидт же молчал просто потому, что переводить ему пока что было нечего.

А фюрер всё размышлял…

— Хорошо, — сказал он наконец, — я приеду. Когда господин Сталин хотел бы видеть меня?

— Как только вам позволят дела, но хотелось бы — сразу после вашего дня рождения… Такие да ты приятно отмечать в кругу семьи, а вот после… Я пока не поздравляю вас, господин рейхсканцлер, потому что заранее, как говорят, поздравлять нельзя… Но в Москве мы готовим вам такие подарки, которые, надеемся, вам понравятся…

— Что же, господин Молотов, я пока тоже не благодарю — по той же причине… Но за приглашение — спасибо! Я принимаю его. Думаю, я мог бы быть в Москве, скажем… двадцать третьего апреля.

— Будем рады встретить, господин рейхсканцлер…

— Хорошо! А что еще вы должны были передать мне?

— Кроме приглашения товарища Сталина — более ничего особо существенного.

— Как? И вы лично летели сюда только из-за этого? — не скрыл удивления польщенный таки фюрер.

— Ну, господин рейхсканцлер, по гостю и курьер, — улыбнулся Молотов.

И они оба рассмеялись.

ФЮРЕР выехал в Москву на личном поезде через Варшаву, Брест и Минск на Смоленск и далее на Можайск, Вязьму и — Москву.

Это был путь Наполеона, и теперь, проезжая леса и поймы рек, пересекая эти реки, речушки и болотистые равнины, Гитлер впервые понял по-настоящему — как велика Россия и как непроста дорога в глубь её. Он подолгу стоял у окна и думал — в дороге ему никогда так не думалось, потому что он никогда не был в пути так долго.

В Москве его ожидали Сталин и неизвестные перспективы, ибо и Сталин ведь не знал, с чем едет к нему его брестский собеседник.

И знал ли это сам фюрер?

Да, ни Гитлер, ни Сталин ещё не знали этого, но основную тему им уже задавала сама история. Тема терялась в прошлом, однако неизбежно уходила в будущее. И то, каким оно будет, в немалой мере зависело от нового кремлевского визита.

Через много лет мастера развлечений придумают трюк — караоке, когда поющим не надо задумываться над тем, что им петь под фонограмму мелодии песни, текст которой всем хорошо знаком… И сейчас двум лидерам предстояло «спеть» нечто вроде караоке, потому что мелодию и слова их общей «песни» писала история двух народов уже не один век. Гитлер вспоминал Брест и думал, что предстоящие встречи со Сталиным могут стать окончательно поворотными. Что-то наметилось уже в первый раз… Изменения после этого произошли немалые, но свернуть вбок или даже повернуть вспять можно и сейчас в любой момент. Повернуть, а потом вновь развернуться лицом к России и… ударить! Разработки по «Барбароссе» практически закончены.

Гитлер, проезжая по России, думал об этом, хотя в размышления вплеталась злоба дня — в Греции дело шло к концу, а вот на Среднем Востоке, в Ираке, события лишь развивались… В Африке Роммель взял паузу, так и не взяв Тобрук… В Лондоне что-то задумывал Черчилль, в Вашингтоне — Рузвельт и его еврейские советники…

Глядя в окно на русские просторы, фюрер думал и о том, как это важно — иметь территорию, позволяющую народу развиваться свободно. Германия этого не имела. В Европе лишь Бельгия и Голландия имели плотность населения в два раза большую, чем Германия, а Англия — примерно такую же… Но у Англии были колонии по всему свету, как и у бельгийцев с голландцами. Датчане жили в два раза просторнее немцев, французы — в три, китайцы — тоже в три, янки — в десять раз, а русские — так и вообще в двадцать раз. За пределами Европы скученней немцев жили только японцы, но их уровень потребления был с немецким несоизмерим.

Фюрер не раз говорил, что у Германии есть три наиболее очевидных выхода: 1) всё большее уплотнение населения и интенсификация хозяйства; 2) приобретение новых заморских колоний; 3) приобретение новых земель в Европе на территориях, примыкающих к немецкой. Первый путь исчерпывался, на втором Германия потерпела поражение в Первой мировой и пока ничего устойчивого не приобрела в войне ведущейся, а третий как раз и привёл к этой новой войне. Но с кем в союзе и против кого ведёт он её?

Он ехал и думал: «Мне надо бы лет двадцать — чтобы сделать зрелой ту новую элиту, которая впитывала философию национал-социализма с раннего детства… Но трагедия немцев в том, что у нас всегда не хватает не только пространства, но и времени… Мы всегда спешим… А вот русские могут не спешить… Но ведь тоже спешат… И время работает на них… А на нас?..»