Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты Страница 36

— Слушайте, Глебски… — начинает Симонэ и останавливается.

— Ну?

— А почему мы, собственно, так уверены, что имело место убийство? Почему именно убийство? Инспектор с интересом смотрит на него.

— А вы что предлагаете?

— Конкретно я ничего не могу предложить… Имеет место мертвое тело со свернутой шеей и вывернутыми руками. Так? Но мы ведь не врачи! А может быть, у него был приступ… или еще что-то в этом роде… Вот ведь вы говорите, что он выставил девушку… Должна же быть причина, по которой здоровенный парень, кровь с молоком, отказывается вдруг от… гм… ну, вы понимаете…

— Понимаю, — уныло соглашается Глебски. — И мы, конечно, не врачи… Но сопоставьте все остальное. Ложный вызов. Присутствие по соседству гангстера. Пистолет. И тут же — труп.

Некоторое время они молчат. В холл выходит госпожа Сневар, приближается к столику и останавливается, глядя на Глебски сверху вниз. Глебски поднимает голову.

— Ну, как она?

— Немного успокоилась. Вы не сердитесь, господин Глебски, за нашу маленькую мистификацию… ну, по поводу того, что мальчик она или девушка…

— Да я не сержусь. В конце концов, какое мне дело, всяк по-своему с ума сходит…

— Понимаете, она как приехала, так сразу наказала мне скрывать.

— Ладно, ладно. Не имеет значения… Ну, что же, друзья мои, идите-ка вы спать, а я уж здесь подежурю… А завтра с утра снова за дело возьмемся.

Симонэ поднимается.

— Действительно, — произносит он. — Пойду посплю. Спокойной ночи, Глебски. До свидания, госпожа Сневар.

Он уходит и начинает медленно подниматься по лестнице. Госпожа Сневар еще стоит некоторое время, глядя на инспектора, затем поворачивается и быстро уходит за портьеру.

Ночь. Тишина царит в отеле «У Алека Сневара». В холле спит, растянувшись в кресле, полицейский инспектор Глебски. И на столике перед ним лежит немецкая армейская винтовка, и тускло отсвечивает под лампами потолочной люстры вороненый зловещий ствол.

Тикают ручные часики инспектора — показывают без четверти час. Пальцы инспектора беспокойно вздрагивают — как будто ловят и никак не могут поймать преступника. И снится ему далекое прошлое, герои которого — настоящие, герои трагедии, которая столь загадочно разыгралась перед полицейским инспектором за последние сутки…

Инспектор в полной своей полицейской форме сидит в окопе, а на него, размалывая гусеницами проволочные заграждения, движется танк, украшенный ненавистным черным крестом. Танк надвигается на инспектора, а в руке у инспектора превосходная, испытанная противотанковая граната, и он прикидывает ее перед броском, прилаживает перед броском в руке, а танк все надвигается, и инспектор — нет, он уже просто солдат в пропотевшей куртке, в круглой каске — отводит руку перед броском, как вдруг появляется госпожа Сневар, хватает его за руку и кричит: «Что вы делаете? Разве вы не знаете, что против вурдалаков годятся только серебрянные пули?» И инспектор пытается оттолкнуть ее и кричит физику Симоне: «Я же должен убить эту машину! Помоги!» А Симоне, отвернувшись, бормочет: «А откуда вы взяли, что здесь— убийство?» А танк все ближе и ближе, и уже виден в раскрытом люке злорадно ухмыляющийся лик Хинкуса, а госпожа Сневар крепко держит его за руку с гранатойи кричит: «Мое бедное дитя!..» И инспектор просыпается.

Медленно, совсем медленно он поднимает веки. И видит: тихонько отодвигается портьера напротив входа в коридорчик, где контора и жилища хозяйки и Брюн, портьера, за которой имеют место апартаменты «люкс», которые снимает старый чудак Мозес.

Инспектор, чуть приподняв веки, глядит, как из-за портьеры выходит на цыпочках, нащупывая перед собой путь толст суковатой тростью, старый Мозес. Все очень странно, как во сне. Мозес одет в мохнатый меховой комбинезон, длинные уши меховой шапки свисают чуть ли не до колен, и он сгорблен, словно пригнут к земле чудовищной тяжестью, и он всем телом опирается на толстую суковатую трость и через каждые три-четыре шага останавливается и отдыхает, шумно вдыхая и выдыхая воздух.

А Глебски следит сквозь приспущенные веки. Мозес оглядывается на него, рассматривает его устало-внимательно, затем начинает подниматься по лестнице.

А Глебски следит. И рука его непроизвольно извлекает из брючного кармана огромный автоматический пистолет. И ствол пистолета без звука ложится на край стола. А старый Мозес, сопя и задыхаясь, опираясь на чудовищную трость, продолжает подниматься по лестнице, а кругом тишина, ни звука, кроме сопения и одышки старого Мозеса. И когда Мозес, поднявшись до лестничной площадки, исчезает из виду, Глебски кошкой бесшумно вскакивает на ноги и огромными прыжками, без единого звука, взлетает вверх по ступенькам. На площадке он останавливается и тихонько выглядывает в коридор, держа пистолет наготове.

Мозес стоит перед дверью покойника Олафа Андварафорса. Низенький, тучный, поникший, он стоит, приподняв трость, словно только что стучал ею в дверь. Потом опускает трость и берется за ручку двери. И тогда инспектор выходит в коридор.

— Господин Мозес! — негромко окликает он. — Вы интересуетесь Олафом?

Мозес медленно поворачивается к нему, все его движения вообще замедленные и неуверенные.

— Я? — произносит он. — Да. Пожалуй, я очень интересуюсь Олафом Андварафорсом. Вы тоже?

Инспектор засовывает пистолет в карман, подходит ближе.

— Я тоже, — говорит он. — Но я хотел бы знать: зачем вам нужен Олаф? Разве вы знакомы с ним?

— Знаком? Я бы не сказал. А вам есть до этого дело?

— Представьте себе, есть.

— Не понимаю.

— Олаф Андварафорс мертв. Пауза.

— Мертв, — говорит Мозес. В голосе его нет ни удивления, ни страха, ни горя. — Он мертв. Хорошо. Я хочу его видеть.

— Зачем?

— Зачем вам знать?

— Затем, что я — полицейский. Олаф Андварафорс мертв, и мне надо знать, кто и почему им интересуется. Вы его знали?

— Это неправильный вопрос. И этот вопрос не нужен. Я хочу его видеть.

— Кого?

— Олафа.

— Он мертв, я вам говорю. Зачем…

— Я уже слышал. Я хочу видеть Олафа.

— Вы хотите опознать труп? Так я вас понял?

— Да. Опознать. Я хочу. Мне надо его видеть. Мертв — очень необыкновенно. Я хочу видеть, что это не есть Олаф Андварафорс. Что это есть другой.

— Почему вы думаете, что это — другой? — быстро спрашивает инспектор.

— А вы почему думаете, что это — Олаф Андварафорс? — возражает Мозес.

Несколько секунд Глебски молча смотрит на него, затем достает ключ, отпирает дверь и распахивает ее перед Мозесом

— Прошу, — приглашает он.

Мозес неуверенно входит, Глебски входит следом и включает свет. Мозес молча смотрит на мертвеца. На лице его ни страха, ни брезгливости, ни благоговения. Оно выражает только бесконечную усталость и равнодушие.

— Ну? — говорит Глебски.

— Да, — отзывается Мозес — Это на самом деле Олаф Андварафорс. Я удивлен.

— Что? — сейчас же спрашивает Глебски. — Что вас удивило'

— Вот это… — неопределенно отвечает Мозес. Он озирается, затем ковыляющей походкой идет по номеру, словно бы ищет чего-то. Глебски напряженно следит за ним. — Да, это на самом деле Олаф Андварафорс, — повторяет механически Мозес — Это неприятно. Но это исправимо…

— Вы что-нибудь ищете? — вкрадчиво осведомляется Глебски.

— У Олафа Андварафорса должен быть чемодан. Где он?

— Вы ищете его чемодан? А что в нем?

— Где он?

— Чемодан у меня, — говорит Глебски. — Это хорошо, — говорит Мозес — Я хочу, чтобы он был здесь. Принесите.

Глебски кивает.

— Хорошо, — говорит он, — Но сначала вы ответите мне на мои вопросы.

— Отнюдь, — возражает Мозес — Я не стану отвечать на ваши вопросы. Давайте сюда чемодан.

— А почему, собственно, я должен отдать вам чемодан Олафа? Разве он ваш?

— Мой, — говорит Мозес — Если говорить точно, это мой чемодан.

— Докажите, — предлагает Глебски. Мозес молчит.

— Докажите, что чемодан принадлежит вам, и я вам его отдам. Ну, например, что в нем?

Мозес медленно качает головой.

— Не надо, — бормочет он. — Не хочу. Я очень устал. Мне надо лечь.

Тяжело и часто дыша, он выходит из номера, грузный, обмякший, какой-то жалкий и нелепый в меховом комбинезоне и длинноухой шапке, выходит, хромая, опираясь на свою толстенную трость. Глебски молча выходит следом, запирает дверь и, сдерживая шаг, спускается за Мозесом по лестнице в холл.

В холле, возле столика с винтовкой, сидит, кутаясь в халатик, госпожа Сневар с распущенными волосами, в больших расшитых шлепанцах на голых ногах. Мозес, не глядя на нее, проходит и скрывается за своей портьерой. Глебски садится рядом с госпожой Сневар.

— Вы чего не спите? — спрашивает он.