Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 36

Советских журналистов и литераторов, деятелей искусства, а также историков призвали по-своему внести вклад в победу Советского Союза. Они должны были использовать всю свою находчивость и все свое умение, чтобы в испытанной черно-белой манере начертать образ врага, для расписывания которого годилось любое, даже самое недостойное средство, лишь бы оно только служило одной цели — исполнить Советский Союз и военнослужащих Красной Армии чувством ненависти ко всему немецкому. На «ни о чем не подозревающий, мирный Советский Союз», гласит историческая легенда, распространяемая поныне и, видимо, неискоренимая, «коварно и вероломно напали фашисты». Если следовать легенде, то советское руководство оказалось в шоке от этого неожиданного вероломства своего прежнего союзника, сообщника и партнера. Однако шок обычно влечет за собой паралич, а не, к примеру, целенаправленные ясные действия. Тем временем советская военная пропаганда еще в тот день, 22 июня 1941 г., смогла преподнести программу, явно разработанную заранее, и начать действовать. Ведь уже в этот первый день войны известных советских писателей созвали под эгидой ведущего функционера Союза писателей и сталинского фаворита Фадеева, чтобы воспринять директивы по радикальному повороту в пропагандистском освещении Германии, удивительным образом уже утвержденные. В «поразительной спешке» они, как отмечается, получили задание поставить отныне все свои силы на службу начинающейся теперь «Священной войне», как это и пообещал автор советских массовых песен Лебедев-Кумач в своем одноименном гимне, обнародованном несколько дней спустя, 24 июня 1941 г. На деле низверглась хорошо управляемая пропагандистская лавина, которая затмила все, что было доселе, прошлась по всей сфере советского господства и оставила глубокие следы также в несоветских странах. А немцы имели слабое представление о том, что здесь надвигалось на них.

Из числа советских писателей, которые теперь приняли участие в гигантской военной пропаганде, направленной против немцев, и которые в большинстве своем отправились в качестве корреспондентов газет во фронтовые и армейские штабы Красной Армии, особо выделим некоторых. Так, к ним принадлежал уже упомянутый, покончивший жизнь самоубийством в 1956 г. писательский функционер Фадеев, ярко выраженный партийный литератор, обязанный своей известностью в Советском Союзе созданному в 1927 г. партизанскому роману «Разгром», публикации, за которой в 1945 г. последовал роман «Молодая гвардия», прославляющий борьбу «советского народа» против фашистских захватчиков. Далее, здесь можно назвать будущего Нобелевского лауреата Шолохова, который в своем всемирно известном романе «Тихий Дон», изданном в четырех томах в 1928–40 гг., изображает борьбу двух миров, доброго и злого (большевистский считается при этом добрым), и чей основной вклад в пропагандистскую битву советско-германской войны, наряду с бесчисленными статьями в партийном органе «Правда» и армейском органе «Красная звезда», состоит в появившемся в 1942 г. рассказе под многозначительным заголовком «Наука ненависти». Также преимущественно для «Красной звезды» писал Симонов, обратившийся к теме советского человека на войне, автор ряда книг, а также статей, киносценариев, очерков и т. п. Его военное стихотворение «Жди меня», которое популяризировалось всеми средствами, стало в Советском Союзе всеобщим достоянием и пользовалось довольно большой любовью среди широких масс. Далее, не следует забывать профессора Тарле, известного историка преимущественно наполеоновского периода, а также автора двухтомного труда «Крымская война» (1941–43 гг.), чья публицистическая и пропагандистская деятельность во время войны является образцом злоупотребления исторической наукой и ее духовного разложения в политических целях при советском режиме.

К этому ряду принадлежит и Алексей Толстой, по отцу — выходец из графского рода, по матери — из рода Тургеневых, способный, несколько расплывчатый писатель, целиком находившийся на службе сталинизму. Когда в 1937 г. всю страну охватил лихорадочный бред «Большой чистки», Толстой выступал за рубежом на так называемых «антифашистских конгрессах» в качестве представителя Советского Союза с целью воздействия на интеллигенцию Запада. Конечно, его именем не менее, чем его услужливостью, объясняется то, что во время войны он выступал в качестве ведущего члена «Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников» — учреждения военной пропаганды, целевая направленность которого еще будет освещена ниже. При этом Толстой по заслугам получил Сталинскую премию за оставшийся незаконченным роман «Петр I». Его публикации «Рассказы Ивана Сударева» (1942–44 гг.), «Иван Грозный» и «Трудные годы», но прежде всего его многочисленные эмоциональные пропагандистские статьи в немалой мере способствовали возбуждению в советских солдатах недобрых страстей.

Однако в первую очередь следует вспомнить Илью Григорьевича Эренбурга, сыгравшего главенствующую роль в военной пропаганде Советского Союза. От Эренбурга нельзя отмахнуться одним замечанием, что он был просто человеком с «наказуемой уголовной энергией большого масштаба», «подстрекателем к убийству» или, возможно, лишь «психопатом», человеком с болезненными наклонностями. Ведь уголовные или психопатические наклонности ни в коей мере не исключают наличия писательских и журналистских способностей. Во всяком случае, это в сочетании с недостатком правдивости и отсутствием всяких угрызений совести позволило ему стать важнейшим орудием пропаганды ненависти, обращенной против всего немецкого. Политическая агитация, которую он с большой ловкостью вел многие годы, и беспринципная изощренность, с которой он сумел после смерти своего хозяина Сталина в повести «Оттепель» и в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь» переоценить и затушевать прошлое и свой собственный образ действий и приспособиться к новым условиям, создали ему и в западных странах реноме, которого не следует недооценивать и которое существует и поныне. Федеративная Республика Германия не составляет при этом исключения. И до некоторой степени поражает, когда наблюдаешь, насколько мало распространенная здесь интеллигенция поняла или, возможно, всего лишь хотела понять советский мир и с какой легкостью именно здесь преступаются заповеди приличия и морали.

Так, например, издатель западногерманского перевода мемуаров Киндлер принялся внушать, что приведение определенных примеров эренбурговской пропаганды ненависти представляет собой лишь повторение «геббельсовской лжи». И, к примеру, уже в 1991 г. фракция ХДС в собрании депутатов округа Берлин-Шёнеберг внесла предложение по достоинству отметить в рамках выставки «Русские в Шёнеберге» также «творчество» Эренбурга и почтить память об этом журналисте и писателе. По случаю его 100-летия в 1991 г. ведущие немецкие ежедневные газеты не упустили возможности почтить его память, отметить его «кипучее желание писать», провозгласить его «мастером сатиры», «искателем истоков зла» и восхититься его «грандиозными панорамными полотнами». Тщетно искать хотя бы единого слова объяснения преступной деятельности Эренбурга в военный период, которая имела столь ужасные последствия именно для бесчисленных немецких мужчин, женщин и детей. Об этом роде деятельности Эренбурга и Вальтер, автор памятной статьи в литературном приложении к «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг», упоминает одной сухой фразой, написав, что Эренбург был «одним из самых активных» и — вводящая в заблуждение формулировка — «ярких военных пропагандистов» — недооценка, которая удостоилась в той же газете резкой отповеди от одного из тех, кто знал, о чем идет речь, Хайнца Навратила (Nawratil), автора книги «Изгнание немцев» (Die Vertreibung der Deutschen). Кто же был Эренбург?

Эренбург, родившийся в 1891 г. в Киеве сын еврея-пивовара, всю жизнь признавал свое происхождение и, как он сам писал: «Я — еврей. Я говорю это с гордостью» (I am a Jew and proud of it). Не имея расположения к получению упорядоченного образования, он уже школьником посвятил себя не столько своим гимназически-школьным обязанностям, сколько шатаниям по политическому деклассированному миру своей среды. Будучи так называемым «16-летним революционером-большевиком», он эмигрировал в Париж, чтобы с этого момента вести бродячее существование интеллигента без родины и корней, который всю жизнь испытывал к людям, честно зарабатывающим свой хлеб в упорядоченной буржуазной жизни, лишь глубокую антипатию. Находясь до 1917 г. в Париже в качестве литератора-политикана, он являлся постоянным посетителем кафе «Closerie des Lilas», где «изо дня в день сидел и писал». Однако, привлеченный революцией, он в 1917 г. приехал в Москву, где, правда, поссорился и с новыми властями, так что опять попытался осесть в Париже. Тем временем, высланный французской полицией, он до 1924 г. пребывал в неспокойной атмосфере тогдашнего Берлина, где, находясь с 1921 г. на советской службе, зарабатывал себе на жизнь, видимо, как сотрудник советской печати и прежде всего как доносчик и шпик пресловутой советской тайной полиции ГПУ (Государственное политическое управление). Находясь затем в Москве и вновь в Париже, он во время испанской гражданской войны 1936–39 гг. был командирован в Испанию в качестве корреспондента и агитатора, но в 1939–40 гг. опять пребывал в Париже, а после вступления туда немецких войск — с неясным заданием в Берлине, чтобы затем окончательно переехать в Москву.