Александр Филиппов - Порывая с прошлым Страница 36

Я впервые на такого рода форуме трудящихся. Громадный зал постепенно заполняется делегатами. Как резко они отличаются от тех пакистанцев, которых можно видеть в фешенебельных отелях и на дипломатических приемах! Рубахи в заплатах, шаровары, потертые пиджаки, сбитые башмаки. У людей худые, утомленные лица, многие простужены, кашляют. Делегаты остановились не в отелях, где цена номера в сутки равна порой месячной заработной плате рабочего. Они ютятся у товарищей, в семьях таких же тружеников, как они сами.

В коридоре гудят медные пузатые самовары, принесенные карачинскими рабочими из дому. На столах — нехитрое угощение: пресные лепешки-чапати, пирожки с наперченным мясом, ломтики хрустящей жареной картошки, кебабы. Все это приготовлено руками жен и сестер карачинских рабочих, принимающих у себя товарищей по труду и борьбе. Женщины обносят чаем, угощают делегатов и гостей. Ни у одной лицо не закрыто пардой. По зданию гуляет ветер, но люди словно не замечают холода. У всех приподнятое, радостное настроение.

Через всю сцену протянут огромный кумачовый плакат, на котором на нескольких языках начертан призыв конференции: «Долой национальную рознь! Наши враги — голод, болезни, нищета, эксплуататоры! Трудящиеся, объединяйтесь в борьбе за свои права!»

Над транспарантом — портрет Владимира Ильича Ленина, увитый гирляндой живых цветов. На одной из стен висит портрет президента Яхья-хана. Без этого портрета пакистанского президента власти не разрешали проведение конференции. Организаторам пришлось согласиться, чтобы не сорвать с таким трудом организованную конференцию.

Делегаты и гости заняли места. В последних рядах уселись полицейские, положив под сиденья винтовки. В коридоре прогуливается офицер с портативным передатчиком, работающим, видимо, прямо на полицейское управление. Но у рабочих нет тайн, они не скрывают ни целей, ни задач конференции.

За столом президиума я вижу руководителей профцентров. Среди них — Фаиз Ахмад Фаиз, доктор Мунавар Али, активист Национальной народной партии из Суккура Хасан Хамиди, видный общественный деятель города Анис Хашми. В зале вспыхивают овации, когда на трибуну поднимается Иджаз Назир. Этого профсоюзного деятеля хорошо знают в Пакистане. Открывая конференцию, он говорит, что в ее работе принимают участие более 600 делегатов и гостей. Не смогли приехать представители бенгальских трудящихся. В самый последний момент власти Дакки помешали: они отменили в этот день два рейсовых самолета и аннулировали билеты.

Однако, продолжает он, наши бенгальские товарищи, трудности которых мы понимаем, просили сказать, что решения, принятые конференцией, они будут считать и своей программой борьбы.

Последние слова тонут в буре оваций. Затем генеральный секретарь Западнопакистанской федерации рабочих Наби Ахмад зачитывает послание от руководителей двадцати профсоюзных организаций Восточной провинции, а также телеграммы, присланные Муджибур Рахманом. Смысл всех этих посланий и приветственных телеграмм сводится к тому, что бенгальские трудящиеся вместе с товарищами из Западной провинции полны решимости крепить единство в борьбе за социальные, экономические и политические права.

Два дня над зданием «Халикдина-холл» реяли красные флаги. Выступавшие на конференции делегаты говорили о тяжелой доле пакистанских трудящихся, о том, как они участвуют в забастовочной борьбе. Они отмечали, что в Пакистане ничего серьезного не делается для улучшения положения народных масс. Предприниматели игнорируют даже те небольшие изменения, которые рекомендовало правительство. В стране более 7 млн. безработных. Предприниматели, не считаясь ни с какими законами, выбрасывают на улицу рабочих, все шире используют труд детей.

Обращалось внимание на то, что власти и предприниматели выступают единым фронтом, пытаются столкнуть между собой отдельные слои населения, культивируют национальную рознь. Пример тому — ноябрьские кровопролитные столкновения между бенгальцами и «урду-менами» в Дакке.

Говорилось и о том, как пролетарская солидарность помогает выстоять в борьбе с капиталом, добиться осуществления требований. В течение длительного времени бастовали текстильщики концерна «Валика», обувщики фабрик «Бата», рабочие механического завода «Батала инджиниринг» и химического комбината «Сайгол энд компани». Они вышли на работу только после того, как владельцы удовлетворили основные требования бастующих. Весьма примечательно, что во время этих забастовок в Лахоре, Карачи и других городах были созданы комитеты по координации действий. И не раз, чтобы поддержать товарищей по классу, профсоюзные организации железнодорожников, цементников, почты и телеграфа проводили забастовки солидарности. Отмечалось, в частности, что после прихода к власти Яхья-хана в стране состоялось 958 выступлений трудящихся, из них 695 раз победителями выходили рабочие.

По просьбе делегатов выступил Фаиз Ахмад Фаиз. Делегаты думали, что поэт по традиции прочтет свое новое стихотворение. Но на этот раз он выступил с речью. Он говорил о том, что волновало всю общественность Пакистана. Он призывал рабочих сплачивать боевые ряды, давать отпор националистам и экстремистам, которые подрывают единство рабочего класса, играют на руку капиталистам.

— Не поддавайтесь на удочку провокаторов, — говорил Фаиз, — помните, что рабочий рабочему, какой бы национальности он ни был, — друг и товарищ. Межнациональная и религиозная рознь — это оружие эксплуататоров.

Потом были приняты резолюции. Делегаты заявили о своей решимости крепить единство действий. Они потребовали от властей снятия ограничений на деятельность профсоюзных организаций.

Конференция единодушно осудила агрессию американских империалистов против народов Индокитая, происки Израиля на Ближнем Востоке, выразила солидарность с борьбой народов колониальных, зависимых и капиталистических стран за мир, национальную независимость и социальный прогресс.

И впервые за последние пятнадцать лет под сводами «Халикдина-холл» поплыла мелодия «Интернационала». Пакистанские трудящиеся исполняли международный гимн пролетариата.

После конференции мы с корреспондентом ТАСС Валерием Вавиловым поехали на телеграф, чтобы отправить информацию в свои редакции. В этот вечер служащие телеграфа бастовали, требуя восстановления на работе двух профсоюзных активистов, уволенных администрацией. Но узнав, что приехали советские журналисты, руководители забастовки приняли наши телеграммы и тут же стали их отбивать на ленту международного телетайпа.

…Подготовив несколько репортажей по Афганистану, куда мне пришлось выехать по заданию редакции, я возвращался в Пакистан. Но буквально за десять минут до посадки в самолет рейс на Пешавар по технической неисправности был отменен. Следующего рейса надо было ждать четыре дня.

Авиакомпания предложила пассажирам воспользоваться международным туристским автобусом, уходившим из Кабула на Равалпинди через час. Для журналиста такого рода поездки — прекрасная возможность для новых встреч, наблюдений и разговоров. Мне предстояло проехать по дороге, когда-то великому торговому тракту, соединявшему Европу с Азией, пересечь горные отроги Гиндукуша и Джелалабадскую долину.

Стоял жаркий июньский полдень. Ртутный столбик перешагнул за отметку 40 °C. А в салоне громадного автобуса было даже прохладно. Пассажиров оказалось немного. В откидных креслах подремывала группа англичан, чопорных седовласых стариков и старушек, совершавших турне из Лондона через всю Европу и Ближний Восток в Индию.

Ехала довольно экстравагантная пара «хиппи». Бородатый, нестриженый американец лет двадцати пяти в козлиной навыворот долгополой шубе. Его подруга, шея которой давно, видимо, не соприкасалась с мылом, одета была в ярко-оранжевый сарафан. Конечным пунктом их была столица Непала Катманду, где, как они сказали мне, ожидался международный съезд «хиппи». Кто организовывал этот съезд, когда конкретно он должен состояться, они не знали. Да это их особенно и не волновало. Уезжали они от скуки, от надоевшей им цивилизации. В отличие от своих коллег «хиппи», которых можно было встретить на дорогах в Азии, люди они были состоятельные. На шнурах, повязанных вокруг шеи, болтались туго набитые кожаные кошельки. Эта пара расплачивалась только долларами и чеками.

Весьма колоритной оказалась пакистанская семья, с которой я познакомился еще в кабульском аэропорту. Глава семьи Ахмад Сетхи, рослый пуштун в безукоризненно сшитом сером европейском костюме, жена в облегающей кофточке и модных узких брюках. Войдя в салон, она тут же сняла с головы темную нейлоновую косынку — разновидность паранджи, — прикрывавшую лицо. С ними семеро бойких мальчишек в возрасте от трех до двенадцати лет в ковбойских шляпах и джинсах.