Слава Тарощина - Рожденные телевизором Страница 39

В моду опять возвращается так называемое «народное» ТВ. То самое, которое нуждается в Розиных агрессивных интонациях, ее неистребимой хабалистости в голосе, повадках, манерах, в ее представлениях о морали и здравом смысле. Эта империя простых истин, обращенная к простому человеку, всегда возвышается в период безвременья. Тогда лучшие канальские умы поступают так, как обычно поступали в критические дни истории (а других у нас и не было) советские начальники: по меткому замечанию Пастернака, они достают слово «народ» словно из штанов по нужде. Так было во второй половине 90-х, когда ельцинское правление трещало по швам. В авральном порядке придумывалась новая идеология, отвлекающая электорат от баррикад и ориентированная на семейные ценности. Их главным носителем назначили Валерия Комиссарова. Он даже на визуальном уровне материализовал вековую мечту россиянина: все в чем-то липком и пахучем, а он весь в белом. Валерий действительно был весь в белом, от шляпы до штиблет. Данный властитель дум покрывал огромную территорию страны, от «Моей семьи» до «Марьиной рощи», своим редкостным форматом под названием «женско-семейные шоу».

Страна долго расставалась с «комиссаровщиной». В какой-то момент показалось, что навсегда. Но вот в конце 2010-х настало очередное время промежутка, когда тандемные верхи уже не могут жить по-старому, а низы не хотят, и вновь вытащены на белый свет обветшалые от частого употребления погремушки для народа. Как водится, все последующее хуже предыдущего. Комиссаров – человек, несомненно, способный. Он мог хоть любую телепрограмму сакрализовать до «общенародного движения» с последующим выпуском соков и макарон, хоть в Государственной думе заседать. Сябитовой, которая с трудом справляется с падежами, до подобных высот далеко. Может, ее, минуя ТВ, сразу в Думу отправить?

Народное телевидение – штука не столь безопасная, как может показаться на первый взгляд. Телевизионный народ упорно вписывают в отдельную систему этических и эстетических координат. На новый стиль и веяния первой отреагировала социально чуткая реклама. Прелестная барышня, пропагандируя шампунь, игриво заявляет: «Ведь я этого достойна». Представление о достоинстве теперь связано исключительно с телесностью. Понятие чести и честности неотделимо от выгоды. Слоган новой программы Андрея Малахова «Детектор лжи», где на кону большие деньги, по-мефистофельски емкий: «Честным быть выгодно». Спешит поделиться с паствой своим перспективным кредо и сваха Сябитова: «Любовь – это чувство, семья – это сделка».

Концепция сегодняшнего народного ТВ отличается от комиссаровской. Его пряной стилистике подглядывания в замочную скважину противопоставлена прагматика телесного низа (хотя и подглядывание приветствуется тоже). Оттого и плодятся еженедельно программы о здоровье, браке, еде, окружающей среде. Впрочем, в океане сомнительных новаций существуют и вечные ценности. Одну из них я заметила в передаче «Здравствуйте, девочки!». Формально она тоже из этих, из псевдонародных. Но только на первый взгляд. На самом деле соревнование девушек одной и той же профессии исполнено высокого и глубокого государственного смысла.

Возьмем, скажем, конкурс стюардесс на звание лучшей по профессии. Чего только девушки не делают из того, что им нельзя делать даже под страхом смерти, – поют, танцуют, дефилируют в купальниках, произносят тронные речи. Но побеждает лишь одна из них, которая делает вышеперечисленное ничуть не лучше остальных. Зато Наталья Стёпина родом из Дзержинска сумела вспомнить основополагающее. Самый яркий момент моей карьеры, говорит Наталья, млея и закатывая глаза от счастья, – встреча с Путиным. Он мой кумир. Однажды Владимир Владимирович мне пожал руку – это неописуемо, незабываемо. Я эти перчатки всегда вожу с собой. (Телекамера надолго зависает над перчатками, наделенными особой сакральностью.)

И как же, позвольте спросить, этот духовный палеолит, в который нас так упорно загоняет ТВ, сочетается с технологиями XXI века, с курсом на инновации и модернизацию, провозглашенным президентом? Воображение рисует страшную картину. Вдруг кто-нибудь из сколковских решит включить «ящик», а там Роза Сябитова витийствует? Нет, лучше не давать воли воображению – слишком опасно для будущего великой державы.

Испытание гречкой

Какой же все-таки доверчивый наш президент! Сидит на заседании Госсовета, где министр сельского хозяйства Елена Скрынник мечет на стол буханки хлеба, радуется низким ценам. Верит госпоже министерше, что батоны в стране совсем недорогие – от десяти до четырнадцати рублей. Верит, что в магазинах Саратова дешевые продукты. Верит, что и с гречкой все хорошо в отечестве, а было бы еще лучше, если бы не отдельные несознательные граждане.

Кстати, о гречке. В наших широтах это ведь не просто продукт первой необходимости, а знак и символ. Испытания гречкой не выдержали советские политические лидеры, за что и были в конечном счете сметены с исторической сцены. На рубеже восьмидесятых и девяностых она продавалась только диабетикам и только по талонам, что свидетельствовало почище всяких научных выкладок о нежизнеспособности новой власти. Ельцинский дефолт тоже сопровождался исчезновением актуальной крупы, правда, кратковременным, но весьма ощутимым для генной памяти электората. Теперь боевое крещение гречкой проходит Медведев.

Его телевизионный образ (а другого и нет) вообще претерпевает сейчас странные метаморфозы. Президент, возникший словно из пены морской (точнее, из пены телевизионной), довольно быстро вошел в форму, опровергая стенания придворных политологов: самые успешные путинские форматы не работают в отношении Медведева. Работали, притом отменно, чему немало способствовало креативнейшее начинание канальских начальников – время пребывания в эфире распределялось между двумя частями тандема строго поровну. Но в конце августа что-то случилось с тончайшими аптекарскими весами, на которых взвешивалась данная нематериальная сущность. И вот результат – Путина в кадре стало гораздо больше, чем Медведева. Больше не только количественно, но и качественно. Пока Дмитрий Анатольевич покупает себе в оренбургском продмаге мороженое, Владимир Владимирович творит историю.

Тут необходимо некоторое отступление от магистральной линии. Вероятно, сегодня найдется немного людей, которых убеждал бы завет античности – национальные мифы произрастают из народных глубин. Мифами занимаются специально обученные товарищи, штампующие идеологические смыслы. Последние с редкостным цинизмом упаковываются мастерами соответствующих идеологических подразделений в новые форматы, отдающие уже чистой беллетристикой. Таков и документальный сериал о рабочей поездке Путина по Сибири и Дальнему Востоку. Он читается как текст и призван убедить зрителей в том, что эта вторая художественная реальность более значима, чем первая, нехудожественная. Пусть она весьма эклектична, пусть напоминает сказку, но зрители, приученные мыслить не вербально, а визуально, любят сказки. И Путину нравится амплуа былинного героя. В то время как Медведев вместе с патриархом Кириллом открывают на Красной площади отреставрированную икону Спаса Смоленского, совершавшего чудеса, Владимир Владимирович сам творит чудеса, не останавливаясь ни на мгновение. Куда ни бросит взгляд, там сразу шумят электростанции, хлопают заслонками нефтепроводы, возводятся дома и общежития.

Примечательно, что в медведевской реальности бывают сбои. Так, в репортаже все о той же иконе журналисты сначала сообщили, что она благословляла входящих в Кремль с XVI века, затем легко переместили ее в век XVII. Да и патриарх Кирилл, обычно четко формулирующий мысли, на сей раз несколько сбивчиво рассуждал о сложении сил государства, церкви и гражданского общества. Последнее материализовал Владимир Якунин, президент РЖД, по совместительству председатель попечительского совета фонда Андрея Первозванного. Он жаждал подробно рассказать о фонде, регулярно возвращающем России святыни, но ему не дали. Тем не менее выходило, что Медведев хотя и весь в белом, несмотря на проливной дождь, но не он тут главный.

В путинской реальности, окольцованной трассой Чита – Хабаровск, ничего подобного произойти не могло. Сюжет крепко держала желтая, как таблоиды, «Лада Калина» с премьер-министром за рулем. То березкой, то рябиной возникали по ходу движения то Сергей Иванов, то Игорь Сечин, бессловесные, словно означенные породы деревьев. Диалог допускался только с близлежащими пейзанами или дальнобойщиками. И то он скорее относился к сфере не столько жизни, сколько литературы. (Тень Гоголя с его космосом, персонажами, стилистикой, абсурдом все время витала над беспрецедентно длинным, десятидневным вояжем по просторам родины этой современной птицы-тройки.) Разговор с водителем Сашей, которому Путин предложил прокатиться на машине, словно списан с известного диалога из «Мертвых душ» о том, доедет колесо до Казани или не доедет. «Ну как?» – спрашивает премьер увальня Сашу. «Вроде бы машина, – отвечает тот без единой нотки уверенности в голосе. – Ну, напротив японской я еще не пойму».