Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №8 (2002) Страница 39

Зачем, спрашивается, вводить в заблуждение современных родителей, так грубо искажая истину? Оставим пока этот вопрос открытым и двинемся дальше. В следующем абзаце целых две важных установки. Первая: “Не стремитесь к виртуозному исполнению  материнской роли. Позвольте себе быть несовер­шенной”. И вторая: “В общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций”.

Как принято выражаться на собраниях, “по первому вопросу”: сейчас очень часто можно услышать призывы не стремиться к совершенству. Дескать, это вредно и чуть ли не безнравственно. Человек должен быть естественным, таким, какой он есть. В журналах для родителей публикуются довольно однотипные, но непременно душещипательные истории про женщин, которые старались быть образцовыми матерями, терпели в этом неудачу и в результате начинали ненавидеть своих детей. Психологи, пишущие эти статьи, считают своим, может быть, самым главным достижением то, что в результате длительной работы их пациентки отказались от стремления к идеалу, “позволили себе быть несовер­шенными”. Конечно, бывают случаи, когда полезно успокоить вылезающую из кожи вон молодую маму, чтобы она не надорвалась от излишнего усердия. Но это другое. Это, что называется, “ревность не по разуму” — когда человек берет на себя слишком тяжелую ношу, не соизмеряя ее со своими физическими и душевными силами. А тут-то речь совсем не о том! По существу, нас призывают белое считать черным, добродетель переводят в разряд пороков. Стремление к идеалу во все времена не только считалось добродетелью, но и вменялось человеку в обязанность. Без него немыслимо ни воспитание, ни выполнение той или иной работы, ни взаимоотношения с людьми. В христианстве это выражено абсолютно недвусмысленно. “Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный”, — говорит Христос.

Теперь “по второму вопросу” — насчет того, что в общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций. Далее, правда, следует оговорка: “...но при одном условии: он не должен сомневаться в безусловности вашей любви”. То есть читателям фактически разрешают проявлять в общении с детьми массу отрицательных эмоций, дурных чувств: раздражение, злобу, гнев, ненависть, ярость. Что же это получается? Чувство вины испытывать очень плохо, а те пороки, в которых люди каются на исповеди, признаны нормой отношений с ребенком? Почему он при этом не должен сомневаться в безусловности родительской любви, нам не поясняют. Вероятно, по логике “бьет, значит, любит”. Но это дело десятое. Это типичная лапша, которую вешают на уши доверчивым читателям. А вот призыв не смирять, не укрощать страсти, а выплескивать их на окружающих, причем на слабых и беззащитных, коими являются дети, это один из краеугольных камней предлагаемой педагогики.

И не стоит обманываться приведенными в конце главки слащавыми советами петь ребенку колыбельные и гладить по волосам. Яд опасен не тогда, когда он хранится в бутылке с соответствующей надписью, а тогда, когда его подмешивают во вкусную и здоровую пищу.

Вторая глава — “Самое верное средство от детского пьянства” — ошара­шивает уже своим началом. “Взрослым вообще-то нечем поделиться со своим ребенком, и они не должны особенно настаивать на том, чтобы дети брали с них пример, потому что такового они как раз и не подают”. Как любили шутить провинциальные конферансье: “Вот так номер! Я чуть не помер!” Стало быть, родители теперь НЕ ДОЛЖНЫ настаивать на том, чтобы дети брали с них пример! Одной корявой (судя по всему, неумело переведенной) фразой сокрушается основа основ воспитания. Во все времена все народы, независимо от верований, культур и национальной принадлежности, учили детей брать пример с родителей. Да иначе и быть не может! Отец и мать для ребенка — это первые люди, которых он видит, первообразы людей. Их интонации, выражение лиц, манера поведения и тому подобное  прочно запечатлеваются в его душе и служат образцом. Это импринтинг, неизгладимое впечатление, неизбежный пример, образец, подра­жание которому происходит помимо воли ребенка. (Не потому ли возникает столько проблем с детьми-сиротами, которые воспитываются в детском доме?) Так что родители все равно будут для ребенка примером, никуда от этого не денешься. Но восприняв новую воспитательную установку и отказавшись от роли идеала, родители утрачивают рычаги влияния на ребенка, толкают его к неуправ­ляемости, к патологическим страхам. Ибо если взрослый не авторитет, он и не защита!

Что же касается родительского несовершенства, то несовершенство свойст­венно природе человека. Как, впрочем, свойственно и стремление к совершенству, о чем мы уже написали. И этому стремлению, кстати, очень способствовали дети: отец и мать старались в их глазах выглядеть умнее, добрее, благороднее — словом, совершеннее, чем они есть на самом деле. Ребенок, сам того не подозревая, вынуждал их подтягиваться до идеального образа. Ну а уж если родители были совсем пропащими, детей старались от них оградить, а родителей в таких случаях подвергали позору, остракизму. Выходит, то, что еще вчера подвергалось суровому осуждению, сегодня чуть ли не вменяется в обязанность?

Ориентация родителей на “беспримерность” провоцирует социальное сиротство. Ребенок, лишенный идеала в семье, начинает искать его на стороне. А в сегодняшней жизни вместо идеала ему скорее встретится антиидеал: наркоторговец, ласковый педофил, глава тоталитарной или сатанинской секты или просто “отвязанный” сверстник.

Приведя кошмарные статистические данные касательно детского пьянства (которое якобы повально), авторы учат взрослых правильному реагированию: “Что же делать? Поддаваться порывам. Да, порыву любви и порыву гнева. Как же так, скажете вы, кричать в гневе? Ругаться, драться? Но разве в порыве любви мы не хватаем ребенка и не целуем его? Сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме. Он благороден”.

Итак, в одном ряду, соединенные союзом “и”, оказались любовь (высшая христианская добродетель) и гнев (один из семи смертных грехов). Иными словами, между добром и злом поставлен знак равенства. Можно обматерить ребенка, можно заехать в зубы, ведь “сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме”. А убийство, если разобраться, разве не человечно? Бывает, конечно, запланированное, преднамеренное, а бывает совершенное в состоянии аффекта — “искренний сердечный порыв”. Рискуя вызвать по отношению к себе сходный “сердечный порыв” со стороны авторов брошюры, все же процитируем поучение православного подвижника старца Иосифа с горы Афон: “Пусть слюна твоя во рту станет кровью, ты все равно не произноси ни одного слова в гневе”. Вот вектор традиционной русской педагогики, а брошюра предлагает нам какую-то иную педагогику, не имеющую ровно ничего общего с традицией.

Поражают в этой педагогической системе и, как говорили в старину, “противуречия”. Только родитель настроился на то, чтобы в порыве благородного негодования вложить ума своему пьяному недорослю, как его спешат осадить: “Не набрасывайтесь на него с нотациями; вы уже опоздали, а после драки кулаками не машут. Даже если он чуть навеселе, его реакция может быть неадекватной”. (То есть мальчонка, чего доброго, врежет зарвавшимся папаше с мамашей.)

И собутыльников его не смейте трогать! “Даже если вам не нравятся друзья вашего ребенка, нельзя держать свой дом от них на замке, своего же ребенка ради”. Хотя любой человек, не только с высшим педагогическим образованием, но и с незаконченным средним понимает, что борьба с пьянством начинается с отрыва пьяницы от его привычного окружения. Иначе любые усилия бессмыс­ленны. Когда же речь идет о детях, оградить их от дурного влияния всегда считалось — и продолжает считаться в обществе, еще не утратившем коллек­тивный разум! — первейшим делом родителей.

Ясно, что далеко не все папы и мамы придут в восторг от подобных педагоги­ческих инноваций, поэтому, стараясь смягчить впечатление, авторы добавляют: “Зато никто не запрещает вам обговорить допустимые нормы поведения и правила общежития”.

Эту матрицу сейчас внедряют повсеместно. Смысл ее сводится к следующему: давайте легализуем пороки, но попробуем установить для них некоторые ограничения. Легализуем публичные дома, но будем требовать от “сексработниц” периодической диспансеризации. Легализуем порнографию, но ларьки, в которых она будет продаваться, удалим от детских учреждений на расстояние не менее 300 м. Легализуем педерастию (уже легализовали, отменив статью, наказываю­щую за мужеложество), но будем порицать педофилов. Легализуем наркоманию, но будем призывать наркоманов пользоваться одноразовыми шприцами. Одобрим подростковый разврат, но расскажем об опасности венерических заболеваний и раздадим презервативы.