Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда! Страница 4

Некоторые оскорбления носили более прозаический характер. Философ эпохи Просвещения Монтескье полагал, что мозги китайцев стали ненормальными под воздействием жары. «Существуют климатические зоны, где природные порывы столь сильны, что почти заглушают голос нравственности, — заявляет он. — Китаец, способный противостоять искушению изнасилования, — добродетельный урод».

Экономист восемнадцатого столетия Адам Смит, высокочтимый создатель теории свободного рынка, утверждал, что китайцы в Кантоне гораздо менее разборчивы в пище, чем европейцы: «Они с радостью вылавливают из воды самый отвратительный мусор, выброшенный за борт с европейских судов. Любая падаль, например, трупы кошек и собак, пусть даже наполовину сгнившие и издающие мерзкий запах, кажутся им столь же приятными, как людям из других стран — самая полезная и здоровая пища».

Популярная песня калифорнийских золотоискателей времен золотой лихорадки XIX века «Китаец Джон» развивает тему отвращения к привычкам китайцев в еде и заодно указывает на прочие серьезные основания для презрения к китайцам:

Я думал, Джон, ты пересталПечь крыс, варить собак.Но, оказалось, до сих порТы жрёшь их только так!Ты жулик, ты обманщик, Джон,Китайское ворьё!Мечтаешь стибрить в свой ШанхайТы золото мое.

«Безжалостен к крысам — избавляет от крыс, мышей, клопов, мух и тараканов. 15 центов пачка», — говорится в рекламе пестицида, продававшегося в 1880‑х в американском городе Бостон. Рядом с надписью — изображение китайца с косой в золотистой шляпе и ярко-красной куртке, подносящего жирного грызуна к своему жадному рту.

«Подавлен многочисленностью»

И их к тому же чертовски много. Иностранцев всегда поражала невероятная многочисленность китайского населения — навязчивая идея, прослеживающаяся со времен самых первых контактов. Португальский солдат удачи шестнадцатого века Галеоте Перейра во времена династии Мин был осужден за кражу и посажен в китайскую тюрьму. В одном из первых сделанных европейцами описаний жизни эпохи Срединного государства Перейра отмечает, что чувствовал себя «омерзительно подавленным из-за многочисленности людей» в стране. «Влезши на дерево, — записывает он, — вы можете увидеть бесчисленное количество детей там, где не предполагали найти даже одного».

Не в меньшей степени были одержимы китайскими масштабами и протестантские миссионеры девятнадцатого столетия. В христианском периодическом издании, очень к месту носящем название «Китайские миллионы», выражается отчаяние по поводу того, как много работы во имя веры предстоит проделать в этой стране. «В течение года, представленного в этом томе (1883), более восьми миллионов душ покинули этот мир на территории Китайской империи, — сокрушается автор редакционной статьи. — И какому же ничтожному числу из этих миллионов были достойно представлены Евангелие и милость Господня!»

В двадцатом веке представители Запада переключились с продажи миллионам китайцев христианской религии на мелочную торговлю во имя маммоны. В 1937 году Карл Кроу, американский журналист в Шанхае, написал книгу под названием «400 миллионов покупателей»; искусно выбранный заголовок был рассчитан на то, чтобы вызвать у владельцев предприятий в Соединенных Штатах сладкие грезы о возможности получать неслыханные прибыли на огромном китайском рынке. Дело это и сейчас живо, только миллионы умножились. «Миллиарды: Как продавать новому китайскому потребителю» — так назвал свою книгу, вышедшую в 2005 году, руководитель американской рекламной фирмы Том Докторофф.

Тем не менее даже теперь мы, кажется, не можем до конца решить, создает для нас китайское население благоприятные возможности или, наоборот, угрозу. Еще во времена коммунизма венгерский журналист написал книгу «Мао Цзэдун и империя синих муравьев», подразумевая под «кишащими» насекомыми китайских рабочих в одинаковой синей одежде. В 2010 году британский журналист, пишущий на экологические темы, Джонатан Уоттс опубликовал книгу «Когда подпрыгнет миллиард китайцев», в которой он вспоминает рассказанный ему в детстве миф о том, что, если все китайцы одновременно подпрыгнут, Земля сойдет со своей оси и человечество погибнет. Маленький Уоттс очень переживал при мысли, что может быть «уничтожен людьми, которых я никогда не видел, которые ничего не знают о моем существовании и которым для этого даже не требуется ружье». Сегодня этот детский кошмар превращается в реальность в виде китайской индустриализации, которая ускоряет глобальное потепление и поджаривает планету. «Теперь, когда Китай подпрыгнул, — утверждает Уоттс, — мы все должны пересмотреть то, как живем».

Огромные числа часто идут рука об руку с огромным риском. «Многое зависит от того, решит ли пятая часть человечества превратиться в угрожающих вам хакеров или же предоставит вам работу», — предостерегает Нил Фергюсон в своем документальном фильме о Китае, ссылаясь на предполагаемый быстрый рост числа орудующих в Интернете китайских хакеров. Пишущий для «Форбс» Джоэл Коткин описывает китайскую диаспору как зловещую «Синосферу» (членом этого клуба, по-видимому, могу считаться и я, если только меня не признают непригодным ввиду моей смешанной крови). Другие авторы при каждом удобном случае рассуждают о «Великом Китае», каковая категория, по их мнению, включает в себя Тайвань, Гонконг, Сингапур, а также многочисленные китайские диаспоры Юго-Восточной Азии.

Все эти образы объединяет между собой представление о китайцах как о гигантской монолитной человеческой массе — людях, которых можно вообразить одномоментно обращающимися в христианство, одновременно покупающими машины западного производства, в унисон превращающимися в коммунистов или же одновременно подпрыгивающими в воздух. «Есть ощущение, — написал в 1894 году американский миссионер Артур Хендерсон Смит, — что каждый китаец как бы воплощает собой всю свою расу в уменьшенном размере».

Вы вряд ли часто услышите такое о представителях западной цивилизации. Сейчас в мире насчитывается более 300 миллионов американцев и более 700 миллионов европейцев, но вам не найти упоминаний об «американских миллионах» или о «европейских миллионах». И это, кажется, совсем неплохо, что мы отличаем западных людей друг от друга. Давайте теперь взглянем на посвященную Китаю литературу периода, предшествовавшего Второй мировой войне, и на стереотипы, встречающиеся на каждой странице. Снова и снова нам попадаются описания китайцев как существ с «желтой кожей» и «раскосыми глазами», как если бы черты и выражение лица были одинаковыми у всего населения. И дело не только в расизме Запада. Интересно, что если китайцы представляются гомогенной массой, то, например, индийцы, бразильцы или русские воспринимаются иначе. Мы склонны постоянно подчеркивать бесконечное многообразие, присущее этим народам. Нам известно, что существуют черные и белые бразильцы, а также бразильцы со всеми другими промежуточными оттенками кожи. Мы знаем, что в Индии проживают индуисты, мусульмане и сикхи. Мы осведомлены о глубоком различии между москвичом и сибирским оленеводом. Китай же, напротив, всегда воспринимался как нечто совершенно монолитное.

«Величественнейшая часть мироздания»

Конечно же, оценки Китая внешним миром нельзя свести к одному лишь недоброжелательству или к тому, что социологи обозначают термином «othering» — «Другие», противопоставляя «нас» и «их». Далеко не все отзывы о Китае строятся на бездумных стереотипах. На другом полюсе мы видим мощное притяжение, отчетливое стремление понять. Нельзя игнорировать факт, что порой все относящееся к Китаю воспринималось как нечто замечательное.

В тринадцатом столетии Марко Поло, первый европеец, много путешествовавший по Китаю и оставивший об этом записки, восхваляет в них императора, который, по его мнению, «превосходит любого суверена, который когда-либо царствовал в мире или царствует сейчас». Средневековые европейцы зачитывались мемуарами Марко Поло, которые после первого издания книги в 1300 году были переведены на многие языки.

В последующие века притягательность Китая еще более возросла. «Величественнейшая часть мироздания [и] местонахождение самой блистательной во всех отношениях империи из когда-нибудь существовавших под солнцем», — такое восторженное описание оставил испанский миссионер семнадцатого столетия брат Доминго Наваррете. Немецкий ученый Готфрид Лейбниц полагал, что «трудно переоценить то, насколько превосходно китайские законы, по контрасту с существующими в других государствах, ориентированы на достижение общественного спокойствия и поддержание порядка в стране, так чтобы жизни людей, насколько это только возможно, не мешали никакие нарушения». Что же касается Вольтера, французского властителя дум эпохи Просвещения, то для него Китайская империя была попросту «лучшей из всех когда-либо существовавших на свете».