Рольф Эдберг - Письма Колумбу. Дух Долины Страница 4

Дни складываются в недели, недели — в месяцы. Угрюмо переживая в мыслях картины отложенного (несбыточного?) возвращения на родину, Вы, несомненно, чувствуете, как всякий прошедший день вычитается из оставшегося жизненного срока.

Сколько раз за это время вспоминали Вы свою жизнь между двумя кораблекрушениями?

Ночь, когда пираты Гийома Казенова потопили несколько генуэзских судов и Вы — раненый, цепляясь за обломок — были выброшены волнами на португальский берег, подобно тому как некогда Одиссей был выброшен на остров феакийцев. Первое кораблекрушение — счастливое. Так блестяще срежиссированное судьбой, которая прибила Вас к берегу поблизости от орлиного гнезда, откуда принц Генрих, получивший прозвище Мореплавателя, направлял своих кормчих все дальше на юг вдоль африканских берегов и к манящим островам в Океане: Канарским, открытым и освоенным еще карфагенскими финикийцами, Азорским (буквально Ястребиные острова), Мадейра, Зеленого Мыса, обнаруженным недавно капитанами самого Мореплавателя.

Где еще нашли бы Вы лучший оплот для мечты, что зародилась в Вашей душе уже в подготовительную пору, когда Вы были юнгой и корсаром в Средиземном море! Если эллины, смотря на запад, видели Италию, а взоры италийцев упирались в Иберийский полуостров, то Португалия была верандой, обращенной к неизвестности. Mare tenebrosum — море мрака — стало также морем искушения. Мавры, которых как раз в это время вытесняли с полуострова, перед тем успели спасти Европу от интеллектуального банкротства, возродив забытый европейцами, но сохраненный арабами образ мира, каким его представляли себе Аристотель и Птолемей. После тысячелетней дремы Европа протерла глаза и уразумела то, что знали греческие мудрецы: Земля круглая. Впервые с той поры, когда финикийцы выходили за Геркулесовы столбы, морской народ — португальцы — вступил в единоборство с Атлантическим океаном, чтобы выведать его секреты.

Лиссабонский порт: запах соли и пряностей, оживленные толки о новых берегах и островах. В тесных каморках усердные мужи (один из них — Ваш брат Бартоломе) наносят на карты все, что удается извлечь из рассказов мореплавателей. Точные наблюдения о морских течениях и пассатах, моряцкие небылицы и смутные легенды — пьянящая смесь представлений и упований. Пробуждающийся мир, пытающий нетерпеливым взглядом отступающие горизонты.

В этой среде Вас обдала жаром мысль, что именно Вас подразумевал Сенека в своем пророчестве о новом аргонавте, коему предстоит разомкнуть оковы Океана. Вы тот избранник, который найдет западный путь в легендарную страну Сипанго (мы называем ее Японией), к несметным сокровищам, увиденным Марко Поло у Великого хана в Катае (Китае), к изобилующей золотом и пряностями Индии (восточный путь в которую арабы столь осмотрительно перекрыли, замкнув ворота Босфора).

Большинство из нас покорно ходу событий; все наши возможности реализуются только в нашем воображении. Вы чувствовали, что принадлежите к тем немногим, кто призван вращать колесо событий, Ваше горение требовало действий.

И как же тяжко давались годы тщетного ожидания, когда ученые мужи и придворные в Португалии и в Кастилии единодушно осуждали Ваш замысел как невыполнимый. Годы разочарований, когда волосы седели и глазам стал присущ известный следующим поколениям по портретам непроницаемый взгляд. Скитаясь в латаном плаще, подчас принуждаемые голодом прибегать к милости францисканцев, отнюдь не достигнув Нового Света, в душе Вы уже овладели им. Вы превосходно знали, какую славу принесете тому суверену, который поддержит Ваше начинание. Будет ли то король Португалии Жуан II, или супруги-правители Кастилии — Арагона, или еще кто-нибудь — безразлично. Единственным предметом Вашей верности был Океан.

Весенний день у Пинос-Пуэнте. День, когда все изменилось. Когда Вас, до крайности подавленного годами неудач и унижений, с разъедающим душу последним отказом королевского двора в Гранаде, готового навсегда покинуть Испанию, настиг гонец с посланием их католических величеств. Мечта, лелеемая столько долгих лет, вдруг стала действительностью. Одним росчерком пера Вам, нищему чужеземцу, предоставили необходимые для плавания в неведомое корабли, присвоили дворянское звание и пожаловали титулы Адмирала Моря-Океана и вице-короля всех еще неизвестных земель и островов названного Океана.

День предвкушений, когда «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» вышли из гавани Палоса. Месяцы предвкушений, а подчас и сомнений в море, когда Вы ложными данными о пройденной дистанции старались успокоить экипаж, который роптал все громче по мере того, как в ленивом Саргассовом море каравеллы все больше удалялись от Европы. Утро, когда впередсмотрящий на «Пинте» в бледном лунном свете увидел землю — да-да, не обманчивые облака на горизонте, а землю! Отороченные белой пеной песчаные берега, все ближе и ближе с каждым переворотом песочных часов.

Час, когда Вы сошли на берег и припали губами к земле острова, который сами островитяне называли Гуанахани, Вы же нарекли именем Святого Спасителя. Качающиеся пальмовые кроны, крики попугаев, спешащие на берег удивленные и возбужденные нагие смуглые люди, обильные слезы на Ваших щеках… Замысел, что долгие годы ожидания терзал Вашу душу, исполнен! Западный путь найден! Перед Вами — Азия, ревниво охраняющая свои несметные сокровища.

В этот час Вы знали (Ваши собственные слова), что Ваше имя гордо прозвучит во всем мире.

Счастливые месяцы торжества и сбывшейся мечты, когда Вы курсировали по приветливым водам, присоединяя остров за островом, землю за землей к Вашему вице-королевству.

Когда Вы настойчиво и убежденно называли Ваши острова Вест-Индией, а их обитателей индейцами — названия, которые по инерции стали употреблять и последующие поколения. Когда Вы продолжали верить, что остров, названный Вами Эспаньола (после он получил наименование Гаити), и есть Сипанго. Когда Вас еще не посетило сомнение в том, что земля, в честь испанской принцессы названная Вами Хуана (сегодня эту землю называют Куба), составляет часть страны Великого хана.

И все-то затем обернулось совсем по-другому. Сипанго, Катай и Индия — упорно отступающие, когда уже казалось, что рукой подать. Призрачные богатства — «родина золота», ускользавшая от Вас всякий раз, когда Вы уже думали, что достигли ее. Растущий разлад между испанцами и местными жителями, да и между самими испанцами — членами первой европейской колонии на западе (поселения на Эспаньоле, названного в честь королевы Изабеллой), коей предназначалась роль сердца Вашего вице-королевства. Осязаемые реальности для вице-короля и губернатора, повседневные задачи, от которых Вы с досадой уклонялись, ибо Ваше существо лучше согласовалось с парением облаков и переливами волн.

Чем больше свершенное нами — тем выше взлет. Чем больше неудачи — тем глубже падение. Ваше падение, такое глубокое — по видимости… Ваше унижение, такое исторически грандиозное. Возвращение из третьего плавания: адмирал, что разомкнул оковы Океана, сам закован в кандалы на собственном корабле — грубейшее оскорбление, нанесенное тупицей, коего королевский двор назначил проверить Ваши поступки и проступки{3}.

И это, последнее плавание. Запрет посещать Эспаньолу — «малую Испанию», которую Вы открыли и преподнесли испанской короне. Прокатившийся над волнами издевательский хохот солдафонов в основанной Вами колонии, сердце Вашего собственного вице-королевства, когда Вы тщетно просили о милости: позволить войти в гавань, чтобы укрыться от надвигающегося урагана. Оскорбительные крики: «Адмирал комаров!»

И этот конец — такой конец великого океанского предприятия. Последние корабли посажены на мель после того, как помпы перестали хныкать и хлюпать в еле держащихся на воде корпусах. И сами Вы сломлены сотнями штормов и блужданий вдоль чреватых лихорадкой берегов, ограничены обществом все менее приветливых островитян и мятежных соотечественников, лишены сладости и блеска вельможных милостей.

Пытаюсь представить себе Ваше лицо там, на разбитом корабле — последнем, над которым развевался Ваш адмиральский вымпел. Рисуются мне запавшие глазницы, резкие складки в уголках глаз, изборожденный морщинами лоб. Таким же предстал моему взгляду мраморный лик, после тысячи лет заточения во мраке вынесенный из пещеры на юге Италии: лицо постаревшего Одиссея, с присущей страннику печатью бессчетных лишений и опасностей, каким было оно в ту минуту, когда его корабль шел ко дну.

Письмена моря, высеченные на лике людей моря. Да только знаки на Вашем лице исполнены большей горечи. Вас не ждет никакая Итака. И никакая Троя не побеждена. То, что Вы вышли искать, Вами не было найдено. Там, где ошибочные выкладки Вашей мечты хотели поместить Сипанго, Катай и Индию, раскинулся неведомый Европе мир — el novo mundi. Мир, о котором не подозревали Птолемей и Марко Поло. Ваш мир. Но ведь не то, что Вы искали, не заветная Ваша цель, не обещанные Вами страны.