Биньямин Нетаниягу - Место под солнцем Страница 4

Фотография датирована 1907 годом – конгресс был созван уже после безвременной кончины Герцля. Для моего деда, которому тогда было всего 27 лет, это был первый конгресс. Но он был не первым для Хаима Вейцмана, которому было суждено возглавить Всемирную сионистскую организацию, а затем стать первым президентом Израиля; не первым для одаренного литератора и публициста Владимира Жаботинского, ставшего позже лидером ревизионистского направления в сионизме и возглавившего борьбу с британскими властями, которые препятствовали провозглашению независимости Израиля. В течение последующих трех десятилетий в столкновениях двух этих людей будут определяться судьбы сионистского движения. Но в 1907 году они еще были единомышленниками почти по всем актуальным вопросам. Конгресс собрал не только политических активистов – в его работе принимал активное участие Хаим-Нахман Бялик, величайший еврейский поэт нового времени.

Блеск и мощь идей Герцля были столь очевидны, что очень скоро его поддержали ведущие еврейские писатели, ученые и художники Европы. Сионизм обрел пламенных сторонников во всех культурных нациях, во всех европейских правительствах.

Политический сионизм указал реальный путь к обретению государственной независимости и побудил десятки тысяч евреев переселиться на покинутую, разоренную родину. Сначала Герцль нашел большую поддержку среди неевреев, нежели в своем народе. Ему удалось, например, добиться аудиенции у германского кайзера Вильгельма II (сегодня частному лицу-иностранцу было бы проще добиться приема у лидера Китая).

Секрет Герцля состоял в том, что он стал первым евреем новейшего времени, открывшим для себя искусство политики и научившимся использовать общность интересов. Кайзеру он представил сионизм как движение, которое не только отвлечет энергию молодых германских радикалов, но и создаст в самом сердце Ближнего Востока еврейский протекторат, дружественно расположенный по отношению к Германии. Таким образом, для кайзера откроется дорога в Индию. Герцль добивался германского покровительства, подчеркивая ту выгоду, которую Берлин сможет извлечь из сотрудничества с сионизмом, но кайзер был заинтересован также и в том, чтобы избавить свою страну от большей части "ростовщиков".

Снова прибегнув к использованию эгоистических интересов сильных мира сего, Герцпь добился еще одной, совершенно немыслимой аудиенции – на этот раз у султана Османской империи, в Константинополе в мае 1901 года. Напомнив султану историю об Андрокле, который вытащил из лапы льва мешавшую тому колючку, Герцпь сказал увязшему в долгах властелину:

"Вы, ваше величество, – лев, а я, возможно, Андрокл, и, быть может, есть колючка, которую надо вытащить. Колючка, как я понимаю, – это ваши долги". И эту колючку Герцль предложил вытащить с помощью крупных еврейских банкиров/*3.

Тот интерес, который мировые лидеры очень скоро проявили по отношению к едва созревшему плану Герцля, доказывает успех его тактики и мощь его яркой индивидуальности. К октябрю 1898 года, спустя всего лишь год после того, как сионизм впервые заявил о себе на 1-ом конгрессе в Базеле, Герцль успел уже дважды встретиться с кайзером Вильгельмом. Внимание, оказанное Герцлю при дворах ведущих европейских держав, никоим образом не ослепило национального лидера, который прекрасно понимал, что его главная задача – привлечь на сторону сионизма самих евреев. После Макса Нордау самым крупным его союзником среди еврейских интеллектуалов стал известный английский писатель Исраэль Зангвилл, который использовал весь свой талант и влияние для пропаганды идей сионизма в Британии, могущественнейшей державе мира начала XX столетия. Однако самая пылкая, самая обнадеживающая поддержка исходила не из уютных еврейских салонов в Центральной и Западной Европе, а из Польши и России, где многомиллионные еврейские массы влачили жалкое нищенское существование. Нарождавшаяся еврейская интеллигенция этих стран с энтузиазмом восприняла идеи сионизма, сулившие евреям новые горизонты за стенами гетто и незримыми границами черты оседлости.

Герцль начал свою общественную деятельность, когда ему было 36 лет. Он умер всего лишь восемь лет спустя, в возрасте 44 лет. Но за этот недолгий срок он совершил настоящую революцию, не имевшую аналогов в истории еврейского народа. Сила его предвидения была сродни пророческому гению, и в течение пяти последующих десятилетий пророчества Герцля полностью потвердились как небывалыми ужасами Катастрофы, так и полным триумфом его идей. Отдельные очаги антисемитизма слились в огромный пожар, который уничтожил тысячелетние еврейские общины в Европе, а вслед за тем еврейский народ восстановил свою национальную независимость в Государстве Израиль.

Почему мировая общественность с такой готовностью восприняла новаторские идеи Герцля?

В начале XX столетия широкая поддержка сионизма в ведущих странах мира была результатом нового отношения к евреям, начало которому положили принципы эпохи Просвещения – признание естественных прав и личной свободы каждого человека. Многие мыслители Просвещения (самым заметным исключением был, пожалуй, Вольтер) полагали, что евреи были безвинно осуждены христианским миром на страдания и бесправие. Следовательно, еврейский народ имел право вновь обрести достойное и равное место среди прочих наций. Жан-Жак Руссо, автор множества самых лучших и самых худших идей Просвещения, чрезвычайно точным образом описал уникальное положение евреев в мире:

"Евреи являют собой поразительный пример – законы Нумы, Ликурга и Солона умерли, тогда как гораздо более древние заветы Моисея живы до сих пор. Афины, Спарта и Рим погибли – населявшие их народы исчезли с лица земли; Сион, хотя и разрушенный, не растерял своих детей. Они живут среди всех наций, но не затерялись в них; у них давно уже нет вождей, однако они остались народом; у них давно уже нет государства, однако они остались гражданами"/*4.

Сначала решение еврейской проблемы представлялось очевидным. Евреям должно быть даровано гражданское и религиозное равноправие в тех странах, где они проживают. В Америке, где новое общество создавалось на основе идей Просвещения, Томас Джефферсон писал, что он "счастлив быть свидетелем восстановления евреев в гражданских правах"/*5. Аналогичный прогресс можно было отметить тогда и в Европе. Казалось, что еврейская проблема стоит на пороге благополучного разрешения.

Так ли обстояло дело в действительности?

Руссо, сочетавший революционный дух с глубоким скептицизмом, одним из первых выразил сомнения по этому поводу. Он не был уверен, что евреи, несущие на своих плечах тяжкий груз "тиранических преследований", будут способны воспринять новые свободы, провозглашенные европейским Просвещением, включая самую основную – свободу слова:

"Я никогда не поверю в серьезность аргументации евреев, пока они не получат свободное государство, школы и университеты (свои собственные), где будут разговаривать и вести споры без опаски. Только тогда мы сможем узнать, что же они хотят сказать на самом деле"/*6.

И здесь Руссо оказался первым, кто понял зависимость личной свободы от национальной. В нашем столетии, породившем самые разнообразные диктаторские режимы, многие склонны думать (я полагаю, они ошибаются), что национальная свобода может прекрасно существовать без индивидуальной свободы граждан/*7.

Но Руссо исходил из прямо противоположного убеждения: евреи никогда не смогут быть по-настоящему свободными в качестве отдельных индивидуумов, если у них не будет собственного независимого государства.

Позже эта идея была развита и дополнена сионистами, которые утверждали, что евреи не добьются подлинного равенства в странах рассеяния, пока у них не будет собственного государства. Если же такое государство будет создано, то даже те, кто предпочтут остаться за его пределами, избавятся от мучительного комплекса неполноценности и обретут естественное чувство национальной принадлежности. У них появится дом, двери которого будут для них всегда открыты, подобно тому, как Ирландия является национальным домом для американских ирландцев, Италия – для итальянцев, Китай – для китайцев.

Но дело в том, и это было очевидно для великих мыслителей Просвещения, что у евреев нет такой родины, куда они могли бы вернуться. С предельной ясностью выразил это Байрон в своих "Еврейских мелодиях":

У дикого голубя есть гнездо,

У лисицы – нора, у человека – отчизна,

У Израиля – только могила/*8!

Сначала медленно, а затем все быстрее стала проникать в умы идея, что гражданское равноправие в странах рассеяния есть необходимое, но недостаточное условие для решения еврейской проблемы. Только национальное возрождение на древней родине Израиля способно вернуть нормальную жизнь не только еврейскому народу в целом, но и каждой отдельной личности. Именно так подходил к этому вопросу Руссо. Президент США Джон Адамс заметил в связи с этим: