В Сашонко - Анатолий Федорович Кони в Петербурге-Петрограде-Ленинграде Страница 4

"По условиям тогдашней цензуры, - писала в своих воспоминаниях А. Г. Достоевская, - речи членов императорской фамилии, а тем более слова государя, могли быть напечатаны лишь c разрешения министра императорского двора. Муж не знал этого пункта закона. Его привлекли к суду без участия присяжных. Суд состоялся 11 июня 1873 года в СПБ (т. с. Санкт-Петербургском. - В. С.) окружном суде. Федор Михайлович явился лично на судоговорение, конечно, признал свою виновность и был приговорен к 25 руб. штрафа и к двум суткам ареста на гауптвахте. Неизвестность, когда придется ему отсиживать назначенное ему наказание, очень беспокоила мужа, главным образом потому, что мешала ему ездить к нам в [Старую] Руссу".

Вот об этом и шла речь в письме В. Н. Куликовой. Кони, отвечая ей, просил передать Федору Михайловичу, что приговор будет обращен к исполнению лишь тогда, когда он сам найдет это по своим соображениям удобным. Достоевский был тронут пониманием со стороны прокурора и не замедлил откликнуться благодарственным письмом, в котором писал:

"Милостивый государь Анатолий Федорович,

Позвольте мне от души поблагодарить вас, во-первых, за отмену распоряжения о моем аресте, а во-вторых, за лестное для меня слово, написанное вами обо мне в письме к многоуважаемой и добрейшей г-же Куликовой, с которою этот случай дал мне большое удовольствие ближе познакомиться.

Но вам надо точнее знать о том, когда я буду в состоянии исполнить требуемое. В настоящее время я, кроме всего, езжу каждодневно лечиться сжатым воздухом, но полагаю, что к марту, может быть, и кончу лечение. А потому, если не станет это вразрез с вашими соображениями, я, кажется, совершенно (и во всяком случае), буду готов исполнить приговор в самых первых числах марта.

Впрочем, если по каким-нибудь соображениям надо будет и ранее - то я, без сомнения, всегда готов.

И того слишком довольно, что я теперь на эти несколько дней избавлен вашими стараниями, за что еще раз позвольте отблагодарить вас.

Примите уверения моего искреннего и глубокого уважения.

Ваш покорный слуга Федор Достоевский".

На гауптвахту, что на Сенной площади (ныне - площадь Мира), Достоевский явился 21 марта 1874 года и находился там до 23-го. По выходе с гауптвахты Достоевский дал знать Кони - по-видимому, вновь через Куликову - о своем желании посетить его и познакомиться лично.

"Неотложные занятия помешали мне, глубокоуважаемый Федор Михайлович, ранее повидаться с Вами, - писал Кони Достоевскому 13 апреля 1874 года. - В понедельник 15 апреля я буду ждать Вас весь вечер - и сочту за особую честь посещение человека, которому так много обязан я в своем нравственном развитии".

Последние слова в этой фразе - не просто дань вежливости. Они сущая правда: как и на многих других современников, творчество Достоевского имело значительное влияние на Кони. В январе 1866 года, когда он служил в Главном штабе, зашел как-то Анатолий Федорович к Аполлону Николаевичу Майкову, известному поэту, с которым он познакомился еще в Москве, в годы студенчества. Майков был другом юности Достоевского, они поддерживали дружеские отношения и после возвращения Федора Михайловича с каторги. Так вот, в тот морозный январский день Майков, живший в доме на углу Садовой и Екатерингофского проспекта (ныне - проспект Римского-Корсакова), напротив Юсуповского сада (Садовая, 51), встретил Кони, весь под впечатлением прочитанной им в "Русском вестнике" первой части "Преступления и наказания".

- Послушайте, что я вам прочту! - радостно воскликнул Майков. - Это нечто удивительное!

Жил он очень замкнуто, но умел и любил знакомить своих редких посетителей с лучшими произведениями современных писателей.

3аперев дверь кабинета, чтобы никто не мешал, Майков прочел Анатолию Федоровичу знаменитый рассказ Мармеладова в питейном заведении, а затем отдал ему на несколько дней и саму книжку журнала.

"До сих пор, по прошествии стольких лет, - писал Кони в 1908 году, - при воспоминании о первом знакомстве с этим произведением оживает во мне испытанное тогда и ничем не затемненное и не измененное чувство восторженного умиления, вынесенного из знакомства с этой трогательной вещью... Созданные Достоевским в этом романе образы не умрут не только по художественной силе изображения, но и как пример удивительного умения находить "душу живу" под самой грубой, мрачной, обезображенной формой - и, раскрыв ее, с состраданием и трепетом показывать в ней то тихо тлеющую, то распространяющую яркий, примиряющий свет искру божию".

С середины 1860-х годов Анатолий Федорович следил за творчеством Достоевского и жадно прочитывал каждое новое произведение, выходившее из-под его пера.

И вот в апреле 1874 года они встретились - сперва в квартире Кони, который жил тогда на Фурштатской, в доме Кононова (ныне - улица Петра Лаврова, 33), а затем ответный. визит Достоевскому нанес Анатолий Федорович. Он, по его словам, убедился воочию, в какой скромной и даже бедной обстановке жил, мыслил и творил один из величайших русских писателей. Достоевский снимал тогда квартиру в большом доходном доме купца Сливчанского на углу Лиговской улицы и Гусева переулка (ныне это дом 25 по Литовскому проспекту). Окна его квартиры на втором этаже выходили на шумную уже тогда Лиговку. "Выбор квартиры был неудачен, - свидетельствует жена писателя, - комнаты были небольшие и неудобно расположенные, но так как мы переехали среди зимы, то пришлось примириться со многими неудобствами".

При этом свидании Федор Михайлович вел "довольно долгую беседу, очень интересуясь судом присяжных и разницею в оценке преступления со стороны городских и уездных присяжных".

Вскоре после обмена визитами Достоевский обратился к Кони с просьбой ознакомить его с заключенными в тюрьму малолетними преступниками. Внимание к ним писателя было вызвано его новым творческим замыслом - создать роман о детях, об их изломанных жестокой действительностью судьбах.

Откликаясь на просьбу, Кони 8 мая 1874 года возил Достоевского в Литовский тюремный замок, где они посетили отделение малолетних. А полтора года спустя они совершили еще одну совместную поездку - в колонию малолетних преступников на Охте, за пороховыми заводами.

Писатель внимательно осмотрел колонию, а потом, собрав колонистов вокруг себя, задавал им вопросы, расспрашивал о мельчайших подробностях быта, сам отвечал на вопросы детей. "Он произвел сильное впечатление на всех собравшихся вокруг него, - вспоминал Кони, - лица многих, уже хлебнувших отравы большого города, стали серьезными и утратили напускное выражение насмешки и того молодечества, которому "на все наплевать"; глаза некоторых затуманились. Когда мы вышли, чтобы пойти осмотреть церковь, все пошли гурьбою с нами, тесно окружив Достоевского и наперерыв сообщая ему о своих житейских приключениях... Чувствовалось, что между автором скорбных сказаний о жизни и ее юными бессознательными жертвами установилась душевная связь и что они почуяли в нем не любопытствующего только писателя, но и скорбящего друга".

Дети провожали писателя шумно, в радостном возбуждении. Окружив извозчичью коляску, в которую усаживались Достоевский и. Кони, они кричали Федору Михайловичу:

- Приезжайте опять! Непременно приезжайте! Мы вас очень будем ждать!

Кстати, осматривая церковь в колонии, Достоевский обратил внимание на неумеренно большое количество икон в ней. Когда Федор Михайлович и Кони возвращались с Охты в Петербург, Достоевский сказал Анатолию Федоровичу:

- Не нравится мне их церковь. Это музей какой-то! К чему такое обилие образов? Для того чтобы подействовать на душу входящего, нужно лишь несколько изображений, но строгих, даже суровых, как строга должна быть вера и суров долг христианина. Да и напоминать они должны мальчику, попавшему в столичный омут и успевшему в нем загрязниться, далекую деревню, где он был в свое время чист. А там в иконостасе обыкновенно образа неискусного, но верного преданиям письма. Тут же в нем все какая-то расфранченная итальянщина. Нет, не нравится мне церковь.

Думается, это глубокое замечание очень характерно для Ф. М. Достоевского, великого психолога и знатока человеческой души, не исключая детской.

Роман о детях Федор Михайлович так и не написал, к сожалению, однако его замысел все же был частично реализован в десятой книге "Братьев Карамазовых", озаглавленной "Мальчики". В набросках романа встречаются записи о фабричных детях.

Достоевский стал бывать в Министерстве юстиции у Кони - обычно с просьбами помочь то одному, то другому из числа униженных и оскорбленных, появлялся он и в окружном суде на процессах, по тем или иным причинам привлекших его внимание. Анатолий Федорович и Федор Михайлович встречались также на литературных вечерах и в литературных салонах, у общих знакомых и в редакциях журналов.

Весть о смерти Достоевского застала Анатолия Федоровича в его служебном кабинете. Он пригласил одного из своих секретарей для доклада вновь поступивших бумаг. Молодой правовед, докладывая, начал вдруг запинаться, голос его дрогнул, и он замолчал на полуслове. Глаза его были полны слез.