Франк Шуман - Аферистка. Дело Тимошенко Страница 4

В этих обследованиях участвовали 25 врачей-специалистов. Вникнуть в подробности этих документов под силу только врачу — отнюдь не простому смертному. Наконец появилось заключение медицинской комиссии в Харькове и информация о том, что с 17 января 2012 года Тимошенко должны были начать делать массаж. Было назначено 19 процедур, которых хватило бы для поправки здоровья больной.

Руководитель медицинской части ГПСУ с коротким визитом к шефу для передачи списка лечения

7 марта украинские и немецкие врачи должны были договориться о дальнейшей терапии. Пять дней спустя Тимошенко предложили составленный на основе немецких рекомендаций «комплексный план лечения» (медикаментозное и физиотерапия). Однако она отказывается.

15 марта независимая экспертная комиссия предпринимает еще одну попытку убедить украинскую сторону в том, что Тимошенко необходимы рекомендации немецких врачей. Она отказывается начинать лечение.

19 марта ей предоставляют более детальную информацию о лечении и в очередной раз просят подписать разрешение на обследование. 22 марта ее снова просят дать свое согласие на лечение. И этот новый отказ тоже вносится в протокол, — читаю я. И так работает целое ведомство. 26 марта во время обхода, в состав которого входили представители Минздрава, Тимошенко предлагают пройти компьютерную томографию. Тимошенко отказывается, как обычно, и требует вместо этого, чтобы ее госпитализировали в специализированное медицинское учреждение, т. е. за пределы тюрьмы.

Это требование приходится на 2 апреля. Юлию Тимошенко должны были перевести в Центральную клиническую больницу «Укрзалізниці» (Железнодорожную), а 4 апреля она даже соглашается начать лечение под руководством экспертов из Академии медицинских наук Украины. После этого 20 апреля ее переводят из колонии в больницу.

Но уже на следующий день Юлия Тимошенко отклоняет первое медицинское обследование и строго-настрого отказывается от лечения. Ее опять переводят в колонию. Там она начинает голодать. Невропатолог профессор Лутц Хармс из «Шарите», вскоре прилетевший из Берлина, пытается убедить ее прекратить голодовку и согласиться на лечение в Железнодорожной больнице. Последующие отказы лечить межпозвоночную грыжу, по словам медика, могут привести к стабильному ухудшению ее здоровья.

На пресс-конференции в Харькове профессор Хармс объясняет: Юлия Тимошенко постоянно страдает от «хронического болевого синдрома». «Болезнь не излечить физиотерапией и парочкой таблеток, и лечение не может длиться всего три дня», — говорит врач и заявляет, что Тимошенко нужна комплексная терапия, которая должна продолжаться минимум два месяца.

Было ясно, что дату суда Тимошенко установят на 21 мая. Таким образом, 9 мая Юлию Тимошенко из женской колонии снова переводят в Железнодорожную больницу, где ее наконец-то начинают лечить.

Спустя почти три месяца берлинская «Шарите» сделала заявление в прессе, на которое СМИ практически не отреагировали. «В понедельник, 30 июля, врачи «Шарите» профессор Карл Макс Айнхойпль, доктор Аннет Райссхауэр и профессор Лутц Хармс встретились с лечащими врачами Юлии Тимошенко в Харькове. «Переговоры с украинскими коллегами оказались успешными, — заявил профессор Айнхойпль после возвращения из Украины. — У нас был конструктивный разговор с украинским министром здравоохранения Раисой Богатыревой, мы достигли полного взаимопонимания», — продолжил он.

Врачи «Шарите», украинские врачи больницы № 5 (Железнодорожной) и украинские члены международной комиссии единодушно договорились, что терапию следует продолжать сообща.

Первое улучшение состояния здоровья Тимошенко было отмечено всеми участниками. Терапевтические мероприятия и до сих пор проводятся в тесном сотрудничестве между немецкими и украинскими врачами. Чтобы добиться стабильного улучшения, с точки зрения экспертов, необходима восьминедельная терапия при условии полного покоя. «Мы видим лечение госпожи Тимошенко как наше врачебное задание, которое базируется на общемировой врачебной этике. Политические, правовые и социальные оценки в данном случае не имеют значения», — добавил профессор Айнхойпль.

Но это — ближайшее будущее. А пока я сижу в кабинете генерал-майора Сидоренко и меня, в отличие от берлинских врачей, интересует скорее политическая, правовая и социальная составляющие случая Тимошенко, нежели медицинская. Она так же важна, вне всякого сомнения, тем более, что главная героиня использует его как очень действенный инструмент.

Но мне, простому обывателю, не разобраться во всех этих узкопрофессиональных терминах: они одинаково не понятны мне и на родном немецком, не говоря уже об украинском. Врач по-доброму смеется над моими попытками разъяснить ему мою мысль. Он столько усилий потратил на этот список, а я всего лишь говорю: хорошо-хорошо, возможно… нет, не возможно, а наверняка, я использую его в качестве основных знаний…

Потом возвращается майор и провожает меня к выходу. А его шеф уверяет его, что все прошло успешно. Сидоренко поднимается и берет брошюру формата А-4, которая все время лежала перед ним. Это цветной каталог на 172 страницы, издаваемый его ведомством. Здесь представлена продукция, производимая в местах заключения (каждая со своим фото, отсортированная по областям страны). Поскольку государство финансирует всего лишь одну треть производственных затрат, остальные две трети колонии вынуждены самостоятельно зарабатывать. Работа в местах заключения, насколько мне стало известно в харьковской женской колонии, — не столько социальная или терапевтическая, сколько экономическая потребность. Начиная с мебельной обивки и заканчивая кирпичом — здесь предлагают всё, сотни видов продукции, и все это должно продаваться на внутреннем рынке. Да, под всем этим — полки, но и они не выглядят так, как будто предназначены для шведского магазина мебели.

Из Харьковской области поставляются земледельческие орудия и прицепы, киоски и солнечные коллекторы, а также кованые садовые заборы и ворота, парковые скамейки и детские качели, мебель и строительный камень, резьба по дереву и униформа, рабочая одежда и мужская обувь. Если вас заинтересовал полный список, можете позвонить полковнику Барашу Евгению Ефимовичу по телефону 057-732-49-03. Но вероятность того, что вы получите куртку, сшитую руками Тимошенко, очень мала. Как позднее мне рассказывали обе ее сокамерницы, Тимошенко ни одного дня не проработала в швейном цеху. И скорее всего, никогда и не поработает.

Музей на первом этаже — день уборки

Сидоренко дружески попрощался и поручил своему адъютанту непременно (если, конечно, я захочу) показать мне их музей. Я с удовольствием принимаю предложение: когда еще представится возможность разузнать побольше о пенитенциарной системе?

Полная женщина в синем брючном костюме протирает пол в демонстрационном зале и говорит майору, что ему здесь нечего делать. Прямо как в советские времена, когда простая дежурная давала больше указаний, чем генерал.

Адъютант слегка краснеет, я не выполняю ее приказания стоять на месте: зачем же? Я все-таки иностранец и ничего не понимаю.

Она сдается. Так-то лучше.

Рядом с тяжелым красным бархатом на лицевой стороне с официальным флагом учреждения и витрины с орденами и медалями, которые были переданы в ведомство в течение последних двух десятилетий, висит портрет Сталина, который закуривает трубку. Картина является частью выставки, но по случайному стечению обстоятельств на стене больше ничего не висит. Затем возвращается майор, обменивается парой слов с «цербером» и идет дальше. Экспозиция затрагивает даже царские времена. От топора палача до наручников и инструментов для побега: здесь есть все. Здесь представлены многие документы и указы, фотографии и бумаги, плакаты, в частности периода Великой Отечественной войны, и свидетельства из лагерей для заключенных 1940-х и 1950-х годов. Здесь нет пробелов в драматургии, времена, когда Украина была частью Советского Союза, шиты белыми нитками. Отмежевание, клевета или объективность — не обсуждаются. А еще — никакого прославления настоящего. История есть история, вот и все.

Я грустно смотрю на часы — через полчаса на другом конце столицы меня ждет 1-й заместитель Генерального прокурора, говорю я. Майор понимает и просит меня расписаться в книге посещений. Хорошо, говорю, такая сделка весьма приемлема: один автограф за разрешение от его ведомства посетить, по крайней мере, две колонии. Без всякого лицемерия я хотел бы похвалить наглядность экспозиции музея и подчеркнуто трепетное отношение к прошлому людей, причастных к его работе.

В музее с молодым майором