Михаэль Дорфман - ЧАРЛИ ЧАПЛИН СНИМАЕТ КОНЕЦ ЕВРЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВА Страница 4

Тем временем события в пьесе стремительно развиваются. В Европе закончилась война. Начались голод и разруха. Там снова нужны евреи — ведь кого–то нужно обвинить в несчастьях и проблемах. Действие перемещается в Лондон. Изменившаяся конъюнктура позволяет Вейцману Второму договориться о возвращении евреев в диаспору, а заодно решить и собственные проблемы. Ведь ему, единственному еврею, скучно в мире, где больше нет евреев. В Женеве собираются представители всех правительств. Они публикуют новую «Декларацию Бальфура». В отличие от реальной «Декларации Бальфура» от 2 ноября 1917 года, провозглашавшей право еврейского народа на создание национального дома в Палестине, новый документ гарантирует национальные права евреев на интернационализм и дарует им право не иметь своего национального дома.

Следующая картина, с которой мы начали рассказ. Празднующая толпа в порту Хайфы готовится подняться на корабли, везущие их назад, в диаспору, в оставленные дома. На трибуне Вейцман Второй с торжественной «сионистской–наоборот» речью. Чарли Чаплин снимает заключительную сцену фильма.

«Хватит хныкать, — крикнул возчик. —

На кого тебе пенять?

Сам родился ты теленком,

Сам не хочешь, друг, летать».

Припев:

…Дона–дона, дона–дона, дона–дона…

Чарли Чаплин уплывает на корабле вместе с «возвращенцами» из Сиона. Со сцены уходит традиционный шломиэль, с библейских времен до наших дней сопровождающий еврейскую народную жизнь, фольклор и литературу. Вместе с ним уходит душа еврейского народа — юмор. Остается гротеск. Вечный Жид провожает «возвращенцев» словами: «Плывите себе, дети, на здоровье. Сил моих больше нет, чтоб скитаться». Чаплин замечает в ответ: «Как вам будет угодно. Чаплиниада заканчивается, и начинается мистерия». Мистерия здесь тоже пародия, в стиле «Мистерии буфф» Маяковского в постановке Мейерхольда. Однако вернемся назад, потому что камера Чаплина запечатлела далеко не все события пьесы.

Арестованного за антиправительственные выступления Вечного Жида приводят в пещеру, где уже сидят заключенные поселенцы. Вечный Жид открывает им тайну. Он рассказывает молодым идеалистам легенду о крестьянском царе Шоломе, который принесет освобождение и восстановит царство Давида. Оказывается, что совсем неподалеку в пещере уже две тысячи лет спит заколдованная Шоломит (Суламифь из «Песни Песней»). Простому человеку, сыну Израиля с именем Шолом, суждено разбудить Дщерь Иерусалимскую и жениться на ней. От этого брака встанет из небытия Царство Давида. Молодые поселенцы во главе с Шоломом Бен–Хорином вдохновляются. Их мечта оказывается не столь уж далекой от осуществления. Вечный Жид ведет их в соседнюю пещеру, где сон прекрасной Шоломит охраняют десять каббалистов. Поселенцы во главе с Вечным Жидом и Шоломом Бен–Хорином начинают обряд возрождения Еврейского царства дома Давидова. Они будят Шоломит, произнося стихи из «Песни Песней»: «Вернись, вернись, Суламифь! Вернись, вернись, — насмотреться нам на тебя» (Песнь песней 7:1, в русской традиции 6:13). Суламифь пробуждается. Все, что случилось с еврейским народом в течение двух тысяч лет истории, стирается из памяти поселенцев. Раны изгнания изглаживаются в их сердцах. Поселенцы гордо шагают, выходя за пределы истории. Их ждут великие дела. Впереди — свадьба Шолома и Шоломит.

Интересно, как видел Цейтлин сценическое воплощение финала комедии? Здесь напрашиваются ассоциации с кинематографом великих мастеров киномонтажа Сергея Эйзенштейна или Дэйвида Гриффита с Мери Пикфорд или Верой Холодной в роли Суламифи.

Хайфский исследователь–идишист Ихиэль Шейнтох, чьи статьи здесь использованы, считает, что «Вейцман Второй» к концу переходит из сатирической комедии в героическую мистерию, а поселенцы во главе с Вечным Жидом — отдельная, не сатирическая, а героическая группа героев, выражающая идеал автора. Шейнтох посвятил свою карьеру исследованию творчества Цейтлина. Очевидно, он лучше, чем кто–либо, может отвечать на школьный вопрос «что хотел сказать писатель?» Так или иначе, но драматическое произведение зависит от режиссерского прочтения. В наш век деконструкции мифов вряд ли кто–нибудь возьмется ставить пьесу Цейтлина в героическом ключе революционных мистерий.

Невероятно, чтоб Цейтлин – энтузиаст еврейской культуры и истории, космополит, публиковавший вместе с Зингером декларацию о «Космическом искусстве», видел выход в отказе от истории и культуры. Все его творчество — антитеза бытующей кое–где среди нас идеи о некоем «еврейском мире», расположенном вне времени, вне истории, а часто и вне географии. Еще трудней поверить, что коренной «литвак» Цейтлин (он родился в местечке Обручи в Белоруссии), выходец из совершенно чуждого мистике мира литовских йешив, сын видного деятеля рационалистического движения еврейского просвещения Хаскалы писателя Гилеля Цейтлина, мог соблазниться мистическими заклинаниями и увидеть воплощение идеала в каббалистических ритуалах. В его круге каббала считалась признаком отсталости, пережитком народных суеверий, а то и язычества и дикости. Было еще далеко до нынешних времен, где певица Мадонна увлекается модной еврейской мистикой, супруга израильского министра иностранных дел навязчиво раздает каббалистические амулеты, а благословения и проклятия раввинов–каббалистов играют огромную роль в израильской политике. Очевидно, перед нами едкая пародия на современных ему сионистов и гениальное сатирическое предвидение мессианских течений и ересей, захлестывающих современное еврейство.

Несколько слов о семантике, вероятно, непонятной современному русскому читателю. Книгу Герцля «Государство евреев» (или «Еврейское государство», что больше соответствует современной концепции сионизма) на современный иврит принято переводить словом медина — то есть, согласно словарному значению, «страна, государство, светская власть в противоположность власти религиозной». В идише, включающем древнееврейский язык в качестве языкового подмножества, это слово тоже имеется. Например, Голдене мединэ — Золотой страной евреи называют Америку. Цейтлин использовал другое слово — мелухэ: буквально «царство». В современном идише это тоже государство: например, Советское государство — Советише мелухэ. Здесь пролетарские евсекции решились коренным образом разбить традиционное значение. Понятие «царство» в еврейской среде имело два противоположных значения — еврейское царство Давида, идеальное библейское общество, и еще небесное царство, которое возродит на Земле мессия в конце времен. Всякое другое царство заведомо враждебно евреям, это источник беспокойства, гонений и преследований. В еврейском языке огромное число поговорок и афоризмов, выражающее это отрицательное значение мелухэ. Сионистские реконструкторы иврита были более чувствительны к традиционным подтекстам, когда предпочли нейтральное медина столь заряженному мелиха (малхут в современном иврите). Не менее чуткий к языковым тонкостям Цейтлин (об этом говорит необычайно богатый символический язык его поэзии и драм) неслучайно выбирает сатирическое «царство», покрывающее огромное и часто парадоксальное семантическое поле.

Тексты Цейтлина насыщены богатым символизмом, пронизаны еврейскими и нееврейскими подтекстами, мифологическими и литературными намеками и ссылками, рассчитаны на хорошо подготовленного читателя. Выбрав Вечного Жида на роль провозвестника мессии или самого мессии, Цейтлин сознательно привносит нееврейские мотивы. Легенда о Вечном Жиде — Агасфере вовсе не еврейская, а христианская. Легенда гласит, что иерусалимский ремесленник оттолкнул Христа, остановившегося отдохнуть возле его дома на Крестном пути. Каноническая версия легенды состоит из двух фраз — Агасфера: «Иди, чего ты медлишь?» и Христа: «Я пойду, но и ты пойдешь, и будешь ждать меня!» Несомненно, легенда Цейтлину хорошо известна, хотя судя по глубоким иудейско–христианским аллюзиям его пьесы «Яков Франк». Несомненно, что Цейтлин знал и о связи легенды о Вечном Жиде с циклом легенд и пророчеств об Антихристе, который грядет в конце времен, восстановит Еврейское государство и храм в Иерусалиме, предвещая Второе пришествие Иисуса Христа.

Вечный Жид напутствует возвращенцев фразой: «Я иду к евреям, которые остаются». Даже если здесь Вечный Жид — ответ Цейтлина христианской легенде, вряд ли такая концовка была пределом мечтаний писателя, удивительным образом сочетавшего глубоко еврейское и интернациональное сознание, не разделявшего мир на Рим и Иерусалим. Да и ссылка на отказ от исторической памяти и выход за пределы истории скорей говорит о загробном характере Царства дома Давидова, в которое бодро шагают поселенцы во главе с Вечным Жидом. Образ Вечного Жида не случаен в пьесе. Цейтлин использовал этот образ в своих ранних стихах 1916 года, а затем не раз возвращался к нему. В «Вейцмане Втором» Вечный Жид появляется в творчестве Цейтлина в последний раз. По–видимому, писатель исчерпал для себя возможности персонажа. Неизвестный в еврействе сюжет Спящей красавицы еще больше подчеркивает пародийный характер «игры масок, так похожей на правду».