Загадка пропавшей экспедиции - Битти Оуэн Страница 4

Список можно продолжить и дальше. И во всех рапортах упоминается одно простое слово.

Сначала Джон Барроу из Адмиралтейства верил, что Северо-Западный проход легко преодолим, и рассчитывал, что он будет освоен за считанные месяцы. Никто и не предполагал, что на пути британских исследовательских амбиций возникнет такое препятствие, как океан льда.

Эти надежды рухнули уже в 1818 году, когда капитан Джон Росс вошел в пролив Ланкастер. Как потом оказалось, он и являлся настоящими воротами морского прохода. В первых отчетах капитан ошибочно обозначил его как залив, а потом усугубил свою ошибку, назвав «залив» в честь Барроу, его именем. Позже в 1819 году Барроу напутствовал двадцативосьмилетнего лейтенанта Уильяма Эдварда Парри с экипажами двух кораблей, «Хекла» и «Грайпер», пожеланием завершить то, что «Россу — из-за непонимания, безразличия или неспособности — выполнить не удалось».

Парри вошел в пролив Ланкастер и с попутным ветром двинулся на запад. Огромная, неизведанная водная гладь открылась перед двумя кораблями. Офицеры и матросы целый день не спускались с мачт. Парри, как истинный джентльмен эпохи Регентства, пытался скрывать собственное волнение, но все же записал в журнале о «тревоге до замирания сердца… заметной на каждом лице». «Хекла» и «Грайпер» курсировали мимо отвесных скал и слоистых гребней острова Девон то с севера, то с юга, затем прошли несколько протоков, которым Парри по ходу движения раздавал названия: пролив Адмиралтейского Совета, Адмиралтейский пролив и пролив Принца Регента. А для Барроу он приберег особую честь, дав проливу к западу от острова его имя. Таким образом, пролив Ланкастер открывал путь в пролив Барроу.

Парри помогла чистая случайность. Его корабли медленно протискивались между глыбами льда на запад. Когда лед окончательно преградил им путь, они решили перезимовать на скалистом острове с высотами до 1200 футов (370 метров), носящем имя виконта Мелвилла, первого лорда Адмиралтейства. Поначалу Парри надеялся, что проход освободится ото льда уже следующим летом. Он тогда не догадывался, что нечаянно вторгся в вечное царство льда, и начал это осознавать только к середине полярной зимы, когда температура стала опускаться до -55 °F (-48 °C). Парри понял, что неоправданно рискует, и попробовал найти путь к отступлению, назвав его «План путешествия от северного побережья Америки по направлению к Форту Чипевайян, если будет такая мера необходимой, в качестве последнего средства».

Вне всяких сомнений, он понимал, что план может оказаться бесполезным. Ближайшие торговцы пушниной из Компании Гудзонова залива находились на расстоянии более 700 миль (1130 км), и для этого еще нужно было пересечь одну из самых холодных пустынь на Земле.

В сложившихся обстоятельствах лейтенант Парри тем не менее принял единственно верное решение. Наступило 1 октября, и он «немедленно и властно», в преддверии полярной зимы, занялся обеспечением безопасности судов и пополнением запасов продовольствия. Ответственность, как писал сам Уильям впоследствии (скорее ради точности, нежели хвастовства), «впервые возложенная на каждого офицера Военно-морского флота Ее Величества, может на самом деле считаться редким явлением за всю историю мореплавания». С рвением Парри занялся мерами по защите от цинги. Он отправил на промысел охотничьи партии и отдал приказ, гласивший, что «каждое убитое животное считается общественной собственностью; и, как таковое, должно регулярно выдаваться, как и любая другая провизия, без малейшего различия — будь то в кают-компанию офицеров, будь то к столу матросам». Кроме того, Парри особенно строго следил за соблюдением пищевого регламента, только недавно введенного Королевским флотом: каждый член экипажа был обязан выпивать ежедневную порцию лимонного сока, приготовленного из свежих плодов. Процедура проходила в присутствии офицера, который должен был лично убедиться, что кислый, сводящий скулы напиток выпит сопротивляющимися матросами. Точно так же распределялись запасы «вечной провизии» — консервированного мяса, овощей и супов. Этот способ первичной обработки продуктов был настолько новым, что еще не успели изобрести консервные ножи. Банки вскрывали с помощью топора. (В рацион Королевского флота консервы вошли только в 1813 г.)

Лейтенантом Парри было введено еще одно правило: держать экипажи в постоянной занятости так, чтобы им не хватало времени осознавать свое тяжелое положение. Дни проходили в кипучей деятельности, а наиболее эффективным инструментом для спасения от монотонности стала шарманка для совместного пения, а раз в два месяца — театральные представления: популярные мелодрамы, исполняемые офицерами в юбках. Его помощник даже выпускал газету под названием «Вестник Северной Джорджии и зимние хроники», с непристойными шутками и ужасной поэзией. Но это издание имело «счастливый эффект… отвлечения сознания от мрачной перспективы, которая иногда одолевала даже самые храбрые сердца».

Однако, несмотря на все усилия Парри, люди были вынуждены жить в ужасающих условиях. 3 ноября солнце скрылось за горизонтом и вернулось обратно только через 84 дня, незадолго до полудня, 3 февраля 1820 года, когда матрос зафиксировал этот момент с грот-мачты «Хеклы». Все это время температура во внутренних помещениях на судах было настолько низкой, что даже театральные постановки морякам были не в радость, в особенности тем, кому приходилось играть полураздетых женщин. При случайном касании голыми руками металлических поверхностей на них оставались большие лоскуты кожи. Парри писал: «Мы посчитали, что в этих условиях пользоваться секстантами и другими приборами, особенно окулярами телескопа, необходимо с большой осторожностью». Стеклянная тара лопалась от заледеневшего лимонного сока, а ртуть в термометрах периодически замерзала.

Еда все же была вполне сносной, особенно если ее готовили опытные руки: «фунт консервированного мяса (из банок) Донкина вместе с одной пинтой овощного супа или концентрата на человека» заменяли еженедельную порцию соленой говядины. Однако, несмотря на правильный рацион и ежедневный прием лимонного сока, 1 января 1820 г. был зафиксирован первый случай цинги. Парри попытался скрыть это от экипажа и распорядился лечить первую жертву горчицей и кресс-салатом с крошечного огородика, возделанного на теплых трубах камбуза «Хеклы». Средство сработало. Через девять дней больной уже хвастался, что готов «бегать наперегонки».

Однако вскоре болезнь приобрела массовый характер: четверть из девяноста восьми членов экипажей заболели, и половина из них — цингой. Хотя болезнь и отнимала последние силы — худшее вскоре осталось позади. В мае появились куропатки, и рацион больных стал более разнообразным. «В нашем нынешнем положении, — писал Парри, — первостепенное значение имеет то, что каждая унция дичи, которую мы можем добыть, должна подаваться взамен другого мяса» (консервированного, — прим. ред.). За год, проведенный экспедицией на острове Мелвилл, моряками было съедено 3 овцебыка, 24 северных оленя, 68 зайцев, 53 гуся, 59 уток, 144 куропатки — итого 3,766 фунтов (1,710 кг) свежего мяса.

После того как сошел снег, Парри заметил, что вокруг гавани в изобилии растет дикий щавель, и стал каждый день отправлять матросов на его сборы: «Нет никаких сомнений, что неограниченное потребление свежих овощей, особенно тех, которые в самом неожиданном месте милостиво подарила нам сама Природа, оказало положительное влияние на наше здоровье. Это безотказное снадобье от воздействия цинги». В итоге за 17 месяцев плавания Парри потерял всего одного человека из экипажей из-за этой болезни. Учитывая, чего можно было ожидать в подобных обстоятельствах, результат был, как писал Уильям Парри, «поводом для удивления» и даже «чудом».

Экспедиция Парри первой успешно перезимовала на Арктическом архипелаге. Он подошел ближе к воплощению мечты об освоении Северо-Западного прохода, чем любой другой человек в последующие три десятилетия. Конечно, у него было искушение попробовать выйти к Тихому океану. Но непроходимый барьер из многолетних льдов, истощившиеся запасы еды и большая вероятность второй зимовки в этом районе заставили Уильяма Парри отступить.