Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин Страница 40

— Один восемьдесят пять, сэр.

— Ну вот и рассчитайтесь с ним по этой цене.

— Простите, сэр, — сказал Пибоди, волнуясь, — я говорил с Уильямсом.

Он ваш старый друг, мистер Додсон, а ведь вы скупили все Икс, Игрек, Зет. Мне кажется, вы могли бы, то есть… Может быть, вы не помните, что он продал их вам по девяносто восемь. Если он будет рассчитываться по теперешней цене, он должен будет лишиться всего капитала и продать свой дом. Лицо Додсона мгновенно изменилось — теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность. Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.

— Пусть платит один восемьдесят пять, — сказал Додсон. — Боливару не снести двоих».

Но однажды меня озадачило, какая именно биржевая операция образца 1904 года имеется в виду.

Сначала я некоторое время думал о типовой стоимости акций. Может ли акция, особенно в 1904 году, стоить $98 или имеются в виду центы? Цена за акцию в девяносто восемь долларов казалось запредельной — но нет, такие акции были (и в этом урок таких размышлений — всегда найдётся человек более сведующий).

Но есть много другого непонятного современному читател особенно советскому. И дело не в том, что сложно объяснить взлёт в 100 (почти) раз. Рассказ О'Генри не анекдот, и читателю предлагают хоть и сгущённую, но всё же реальность. Поэтому я бы ставил на $0.98/1.85, и, главное, цена акции должна возрасти, а не наоборот. (Тогда бы Уильямс мог умереть о радости, но не стрелялся бы в чужой приёмной). То есть, «98» — это «нижняя» цена, а «1.85» — «верхняя». Но мне объяснили, что, может, это просто свойство чужого языка — и «185» это и есть «один восемьдесят пять». Говорят также, что до 2000 года цены на акции считали в целых долларах и фракциях доллара, то есть «простых дробях простых дробях со знаменателем, являющимся степенью двойки вплоть до 1/16». Итак, 98 против 185.

Но это не объясняет того, что всё-таки произошло в рассказе. А писатель явно рассчитывал, что его современники считают интригу мгновенно.

Итак, была компания XYZ, акции которой стоили раньше дёшево ($0.98), а потом (после скупки Додсоном всего пакета) стали стоить дорого ($1.85). Уильямс ещё раньше продал акции по ($0.98) Додсону, а теперь пришёл рассчитываться (вот тут-то и был пункт моих размышлений) — «зачем выкупать акции дороже — если он уже продал их». Это похоже на сделку РЕПО, только Уильямс не зафиксировал цену выкупа (или оговорил её как рыночную, не рассчитывая на внезапный рост).

Но нет, всё ещё интереснее.

Судя по всему, Уильямс попался на продаже без покрытия, так называемых «шортах». Само явление было распространено чуть не с середины XIX века (тут я опускаю несколько чрезвычайно интересных бесед со специалистами). Идея вот в чём: Уильямс ожидал, что акции XYZ подешевеют. В начале месяца он заключил контракт с Додсоном на продажу акций по существовавшей ($0.98) цене, но с полным оформлением в конце месяца. Если бы цена упала, то он бы прикупил некоторое количество акций с поставкой к дате расчёта с Додсоном. В результате Уильямс заработал разницу.

Но, как мы видим, вышло всё совершенно наоборот (и, видимо, из-за скупки ХYZ Додсоном) — Уильямс пошёл по миру.

Мне рассказывали про то, какой ад творился на биржах США в час перед рассветом — то есть, перед выработкой общих правил каннибализма в начале XX века. С short-selling, кстати, интересная история. Если проследить динамику запретов на них, то, кажется, можно вывести много интересного касательно развития общественной нравственности (ну или того, что под ней понимают). При этом современные новости не отстают — летом 2012 года «Франция, Италия и Испания продлевают на запрет short-selling». Дело не в самой порочности (или непорочности) таких сделок, а в том, что они раскачивают экономику, которая зависит от фондового рынка. Но система защищается в том случае, когда ей угрожают, а если пауки в банке ждут друг друга с нулевой суммой — пусть забавляются шортами. А в результате стреляются в чужих приёмных.

Какой прок из этой истории. Действительно, в советском фильме, в отличие от оригинала, Уильямс стреляется прямо в приёмной. (В детстве мне казалось, что Уильямс — не лишённый благородства отец того самого убитого Додсоном подельника Боба, но ничего не знающий о смерти сына — но это было бы не советское кино, а индийское). Тогда, много лет назад, во время иной экономической теории и практики, мы могли думать, что с героем вышла просто досадная неприятность. Он попал в беду, а Додсон ему не помог — но нет, Уильямс — ровно такой же упырь. И игра его даже более рисковая, чем риск остаться без лошади.

Это может быть пересказано, как история о неудачливом Бобе, который хотел сперва застрелить Додсона, но его лошадь сломала ногу, и это помешало вытащить револьвер. Надо сказать, что в самом рассказе грабитель Боб слишком туповат для этого.

10 ноября 2017

Подвал — чердак

Подвал ― первый этаж

Я всегда хотел попасть на крышу.

Сколько раз я садился в лифт, а крыши всё равно не видел.

То сойду на пятом этаже, где живёт известная всем Зина Даян. То выйду на шестом, где живёт один профессор, чтобы поднести его жене пакеты из магазина. То на своём выйду, а это уже совсем удивительно. Даже кнопка последнего, шестнадцатого этажа сожжена и выглядывает из своей дырки, как сгоревший танкист из люка.

Но вот прорвало трубы в подвале, и я решил сходить посмотреть на эту катастрофу. Катастрофы всегда привлекают, особенно когда они рядом, но не совсем уж на твоём пороге. Посмотрел ― в подвале пахнет неважно: утробной теплотой и сырым бетоном.

Это ужас какой-то, что я вижу ― это ад, а на крыше рай, там ангелы живут. Я давно хочу увидеть ангелов, и мне кто только не обещал их показать, да так никто и не показал.

В подвале обнаружился наш сантехник. Его зовут Карлсон, но он русский. Ничего удивительного, я знал одного Иванова, так он был еврей. Карлсон был всегда пьян, но дело своё знал ― и в подвале уже сидел давно, и работа его почти завершилась. Сейчас он закручивал какой-то огромный кран.

Карлсон вытащил из сумки стаканчики и бутылочку.

Мы выпили, и понеслась душа в рай. Какие там