Андрей Буровский - Еврейские погромы. Скорбь по двойным стандартам Страница 41

Не готовы и люди образованного слоя России — независимо от своего происхождения. Они просто не понимают, что происходит, и придумывают событиям самые фантастические объяснения.

Одним из этих объяснений было тогда и осталось до сих пор: бунт черни, выплеск злобы люмпенов, уголовного элемента. Эта идейка не выдерживает ни малейшей критики. Без уголовников и бродяг местами не обошлось — но явно не они составили костяк погромщиков.

Как раз одно из самых поразительных явлений: в погромах участвовали самые обычные люди; вовсе не какие-то отпетые негодяи или подонки, а трезвенные, приличные мужики. Иногда складывается впечатление, что и они не очень готовы к происходящему, и собственные действия им то ли кем-то, то ли чем-то внушены. Они буквально сами не могут объяснить, какая муха их укусила и что и зачем они наделали.

Наверное, если бы можно было бы расспросить греков, которые удушали иудеев дымом или таскали на веревке труп, пока он не изотрется, многие из них удивились бы, а то и ужаснулись собственному поведению.

При этом очень часто грабили еврейские дома и магазины как раз те, кто был хорошо знаком с их владельцами (опять общая черта с востоком Римской империи). Разбивали винные погреба их завсегдатаи, «наводили» толпу на лавки те, кто в них много раз покупал. Это совершенно загадочный для меня, но как будто несомненный факт. Вообще-то известно, что все акции даже правительство нацистов старалось осуществить руками людей из других районов страны — чтобы исполнители не сталкивались со знакомыми.

И не случайно же возникло явление «народной дипломатии» — когда знакомятся и начинают общаться самые «простые» люди разных народов, сразу становятся очевидными все домыслы и стереотипы, рушатся стены самых злобных и хитроумных измышлений. Главное тут — перевести людей из состояния абстрактной вражды к «иноплеменникам вообще» к общению с конкретными людьми. Не зря же даже «хрустальная ночь» в Германии потребовала повторения. Нет-нет, каждый эсэсовец был убежденным антисемитом! Он «совершенно точно знал», что враждебная арийцам раса должна быть уничтожена, и он готов был собственноручно стараться для достижения этой благой цели. Чаще всего эсэсовец предупреждал только одного еврея… Только одного-единственного! Это был еврей, относительно которого эсэсовец точно знал, что этот-то еврей — хороший. Это мог быть сосед, старый приятель, могла быть дама, за которой эсэсовец ухаживал 20 лет назад, или киоскер, у которого он регулярно покупал «Фёлькишер беобахтер»… Неважно! Он предупреждал одного «своего» «хорошего» еврея, а в результате предупреждено оказалось все еврейское население Германии. Ведь свой «хороший» еврей был у каждого немца…

А тут, в маленьком городке, где все знают всех, избивают и грабят знакомых! Это наводит на размышления… В Кишиневе Мееру Вейсману, слепому на один глаз, выбили и второй. «На мой вопрос, знает ли он, кто это сделал, он ответил совершенно бесстрастно, что точно этого не знает, но «один мальчик», сын соседа, хвастался, что это сделал именно он, посредством железной гири, привязанной на веревку»{197}, «… и из официального Акта видно, что убийцы и жертвы очень часто хорошо знали друг друга»{198}.

В 1903–1905 годах в Российской империи как будто вернулись времена Иудейских войн, Крестовых походов, Германии XIII–XV веков!

Но с одним очень существенным отличием: несравненно более мирный, менее кровавый характер погромов. Евреев грабят, мало покушаясь на их личности. Не истребляют, а разоряют. Не требуют немедленно креститься, как это делали немцы в XIII веке и казаки в XVII.

В событиях сливаются сразу несколько явлений: классовые восстания, потуги части интеллигенции поднять революцию, аграрные беспорядки, национальные столкновения. Но еще раз подчеркну — намного меньше жертв, чем при погромах в древности и в Европе.

Вот эскалация конфликта — та же самая. Погромы 1880-х годов возникают стихийно, и сами участники событий плохо понимают происходящее. Уже эти первые погромы — только часть более значительных событий, гражданских и религиозных распрей. Первые сполохи гражданской войны дополняются войной национально-религиозных общин. Причин трайбализма много, основных можно выделить три:

— экономическая конкуренция;

— несовпадение «стереотипов поведения», то есть систем ценностей, представлений о должном и так далее. Способы, которыми евреи добывают пропитание, их экономическая успешность вызывают раздражение. С точки зрения украинцев, евреи живут и действуют «неправильно». С точки зрения евреев, «неправильные» как раз украинцы;

— участие в революционном движении огромного числа евреев, чуть ли не всей еврейской молодежи — то есть большинства целого поколения (в 1881 и 1905 годах — это разные поколения).

Славяне в своем большинстве не хотят менять политический строй в империи. Евреи в своем большинстве — хотят. Евреев столько в составе революционных партий и группировок, что русское население начинает считать и саму революцию делом рук евреев.

Начиная с Гомеля, трудно видеть в евреях пассивных жертв нападений. Евреи — активные участники событий, они ведут себя ничуть не лучше и не сдержанней русских, устраивая в числе всего прочего и русские погромы.

Глава 6. Сотворение мифа

— Ну, мы-то с тобой понимаем, что Спартак был просто разбойник… Но пусть он будет героем для детей.

Но, конечно же, между Римской и Российской империями есть и существенные расхождения. Римская империя осмысливала саму себя как центр мира. Российская считает себя периферийной и все время оглядывается на Европу. Не буду спорить, «правильно» это или нет. Так было, и это важнейшее отличие.

Римская империя опиралась на подданных, которые считали ее верхом совершенства, центром Вселенной, и категорически не хотели потерять. Они готовы были отстаивать ее у любого количества любых, даже самых страшных, врагов.

Российская империя опиралась на людей, «точно знавших» о ее «периферийности». Подданные Российской империи видели верх совершенства не в своей империи, а в государствах Европы. Многие из них тоже болели разного рода идеями преобразований. Они легко вставали под самые различные знамена и только искали предлога: как бы отыскать в Российской империи побольше несуразностей и гадостей?

Уже после погромов 1881 года либеральная интеллигенция высказала полную уверенность: погромы организует само правительство!

В либеральном фольклоре передавались слова, приписанные Александру III: «А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев!» Вообще, либеральный фольклор начинает играть неоправданно большую роль в революционном движении. Если нет доказательств того, что хочется видеть, — приходится придумывать. В ход идут «сильные» аргументы типа: «Говорят, что…» или «Все знают, как…».

Тогда, в 1880–1900 годы, никто не упоминал ни массовых убийств, ни изнасилований, ни каких-то чудовищных зверств. Но прошло всего полстолетия, и в 1920–1930 годы об этих погромах стали писать в другом тоне: «Изнасилование женщин, убийство и искалечивание тысяч мужчин, женщин и детей. Позже выяснилось, что эти беспорядки вдохновило и продумало само правительство, которое подстрекало погромщиков и препятствовало евреям в их самозащите»{199}.

Даже Г. Б. Слиозберг, дающий обычно очень взвешенные оценки, в 1933 году заявил, что «нет… сомнения, что уже тогда нити погромной работы могли бы быть найдены в Департаменте полиции»{200}. Он даже бросает обвинение: а почему правительство не пыталось «оправдаться от обвинения в допущении погромов?»{201}

Правительство вовсе и не считало нужным оправдываться. Оно полагало, и не без оснований, что агитировали простонародье, мутили воду народники. Когда делегация еврейской петербургской общественности обратилась к Александру III, император говорил барону Гинцбургу, что погромы — дело рук «безответственных элементов», анархистов, а для правительства все подданные всех национальностей и всех вероисповеданий одинаковы.

Правительство полагало также, что дело в «экономическом порабощении» крестьян и городских низов евреями. Это мнение разделяло больше людей, чем можно было бы сразу подумать.

Агитация среди народовольцев и впрямь была, было и прямое участие членов Народной воли в погромах. В наше время это признается и еврейскими авторами: «активная пропаганда народников (как членов «Народной воли», так и «Черного передела»), готовых поддержать народное движение на какой угодно почве, в том числе и антисемитской»{202}.

Ни в то, ни в другое в еврейской среде не верили. Почему? Я могу найти только одно объяснение: а потому, что не хотели в это верить. В еврейских либерально-демократических и революционных кругах царила другая, более удобная для этих кругов версия: «Правительство желает погромов, оно должно иметь козла отпущения. И когда потом уже достоверные свидетели с юга точно подтверждали, что то подстрекали социалисты, — продолжали верить, что то вина правительства»{203}.