Юрий Нерсесов - Трупный яд «покаяния». Зачем Кремль пресмыкается перед гитлеровцами? Страница 41

Как и во всяком уважающем себя цивилизованном европейском государстве, в Финляндии совершенно искренне считали, что мирные соглашения существуют исключительно для того, чтобы нарушать их в самый удобный для себя момент. И Юрьевский договор, естественно, не являлся исключением. Конечно, его подписание позволило финскому руководству изрядно поживиться, но по сравнению с грандиозными планами покорения Архангельщины, Мурманщины и Петрозаводчины, Выборг с Петсамо тянули разве что на лёгкую закуску перед обильным пиршеством.

Уже 10 декабря 1920 года «Временное Карельское правительство», «Олонецкое правительство» и ещё несколько политических микробов создали в Выборге «Карельское объединённое правительство». А в конце сентября 1921 года в Тунгудской волости Карелии состоялся подпольный съезд членов очередного «Временного Карельского комитета», организованного при активном содействии финской агентуры. «Комитет» должен был создать из недовольных властью элементов так называемые «лесные отряды», провозгласить себя Карельским правительством, а затем совместно с посланными на помощь финскими войсками овладеть территорией региона. Вооружённое выступление «лесных отрядов» началось 24 октября, а 6 ноября первые из них перешли границу РСФСР. Численность интервентов и присоединившихся к ним противников советской власти вскоре превысила 6 тысяч человек, а поскольку, согласно Юрьевскому договору, все регулярные части Красной Армии были выведены из приграничных областей Карелии, захватчики отбросили малочисленные погранзаставы и быстро продвинулись на 50–60 км, угрожая Мурманской железной дороге.

«Временный Карельский комитет» торжественно въехал в Ухту, и некоторое время заседал там, однако халява длилась недолго. Введя на территории Мурманского края и Карельской Трудовой Коммуны военное положение, советская администрация сосредоточила там около 15 тысяч красноармейцев, 166 пулемётов, 22 орудия, 17 аэропланов и 3 бронепоезда. В конце декабря из переброшенных частей был создан Карельский фронт, который в первых числах января 1922 года начал методично очищать Карелию от незваных гостей. Наступая от Мурманска и Петрозаводска, части фронта уже к 17 февраля выбили финнов со всей занятой ими территории, а для полного осознания провели и пару образцово-показательных рейдов по вражеской земле.

И тут, подобно любым огрёбшим по шее захватчикам, финны вспомнили о международном праве, срочно составив кляузу в уже существовавший тогда Международный суд в Гааге. Но даже в этой, мягко говоря, не особенно расположенной к большевистской России организации претензии Хельсинки расценили как ничем не обоснованную наглость. Чтобы открыто не становиться на сторону красных, гаагские судьи 24 июля 1923 года заявили о своей некомпетентности в данном вопросе, и неудачливые агрессоры остались с носом. Правда, и ущерб от интервенции, оценённый после окончания боевых действий в 5610 тысяч золотых рублей, нам не компенсировали.

Вряд ли стоит удивляться, что Финляндия с той поры стала рассматриваться как плацдарм для внешней агрессии против СССР со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде, прежде всего, Зимней войны 1939–1940 гг. Благо и в 30-е годы в Хельсинки изо всех сил старались показать, что являются соседом, которому доверять не стоит.

После разгрома в Карелии горячие финские парни поняли, что самостоятельно поживиться за счёт Москвы у них кишка тонка. Между тем зуд к округлению границ как минимум до Белого моря никак не ослабевал, а самые отмороженные предлагали расширить пределы грядущей империи аж до Енисея. Справедливо решив, что гуртом и батьку бить легче, в Хельсинки решили для начала договориться с кровными братьями из Эстонии. И уже в 1930 году оперативный отдел финского генштаба подготовил записку о взаимодействии вооружённых сил братских республик в грядущей войне против СССР. Помимо прочих мер, планом предусматривалось минирование советских территориальных вод, а главное — организация «мощного наступления из Финляндии на Ленинград и базу Балтийского флота». (Я. Лескинен. «Тайное военное сотрудничество Финляндии и Эстонии против СССР», журнал «Цитадель», № 10, 2002 г).

Конечно, даже совместный штурм финнами и эстонцами Ленинграда мог иметь успех разве что в случае смерти его защитников от смеха, но в Кремле не без основания предполагали, что на невские берега может заявиться и куда более представительная компания. Верные принципу, сформулированному первым финским премьер-министром Пером Свинхувудом: «Любой враг России должен всегда быть другом Финляндии», горячие финские парни после прихода к власти Гитлера начали активно сотрудничать с его спецслужбами. Шеф Абвера адмирал Канарис и его ближайшие помощники Пиккенброк и Бентивеньи, начиная с 1936 года, разрабатывали совместные планы действий против СССР с руководителями финской разведки полковниками Свенсоном и Меландером. В середине 1939 года на территории Финляндии появился германский разведывательный орган «Кригсорганизацьон Финляндия» (так называемое «Бюро Целлариуса»). Его задачей стал сбор данных о положении дел в Ленинградском военном округе, Балтийском флоте и ленинградской промышленности.

Пообещай хельсинкским политиканам любая европейская держава за услуги кусочек Карелии, и дороги для её армии разве что ковриками бы не выстлали. А желание порой было очень сильным. Ведь даже в 1940 году, уже находясь в состоянии войны с Германией, англичане и французы всерьёз собирались высаживать экспедиционный корпус на севере Финляндии и бомбить кавказские нефтепромыслы! Представлять эти страны в виде мирных овечек тогда (как, впрочем, и сейчас) было бы крайне легкомысленно. Товарищ Сталин чем-чем, а легкомыслием никогда не отличался. Поэтому, начиная с апреля 1938 года, он не желая иметь столь беспокойных соседушек в 40 километрах от второго по величине города и крупнейшего порта страны, стал настоятельно предлагать Финляндии отодвинуть границу на Карельском перешейке и передать СССР несколько островов в Финском заливе. В обмен предлагалась значительно большая территория Восточной Карелии и согласие на ремилитаризацию демилитаризованного согласно Женевской конвенции 1920 года Аландского архипелага.

Маршал Маннергейм, хорошо представлявший себе неравенство сил, склонялся к компромиссу и был готов на определённых условиях передать Советскому Союзу небольшой участок в западной части Карельского перешейка вплоть до Териоки (Зеленогорска). Однако политики в Хельсинки были настроены куда более воинственно. Там считали, что имеющихся сил вполне хватит, чтобы продержаться за укреплениями линии Маннергейма до подхода либо англо-французских, либо немецких союзников. И определённые основания для этого имелись.

Пресловутая линия представляла собой мощный укреплённый район протяжённостью 134 и глубиной до 90 километров. Позиции финнов были чрезвычайно удачно вписаны в рельеф местности, а многочисленные реки и озёра служили дополнительными преградами. Линия состояла из 22 опорных пунктов со 157 бетонными дотами и почти пятью тысячами других оборонительных сооружений. Толщина стен крупнейших дотов достигала 1300 мм, бронированных колпаков — 200 мм, а насыпанный сверху слой земли и валунов иной раз доходил до 7–8 метров. Даже с учётом относительно слабого вооружения, состоявшего, как правило, из 3–4 пулемётов, овладеть таким сооружением было чрезвычайно сложно.

Русская армия в Первую мировую и Гражданскую войны (в отличие от немцев, французов и англичан) не сталкивалась со столь серьёзно укреплённой обороной, поэтому влияние фортификации на боевые действия у нас недооценивалось. В целом военные потенциалы Советского Союза и Финляндии были несопоставимы, однако по ряду важнейших параметров и тут всё оказывалось весьма неоднозначно. Ко дню начала боевых действий 30 ноября 1939 года по количеству развёрнутых от Ленинграда до Мурманска активных штыков Красная Армия практически не имела численного превосходства над финскими вооружёнными силами. Их 170 расчётным пехотным батальонам противостояло 185 наших, причём большей частью не приспособленных к действиям в лесу и передвижению на лыжах.

Правда, по артиллерии, танкам и авиации Красная Армия имела многократные преимущество, однако реализовать его было весьма сложно. Подавляющее большинство состоящих на вооружении образцов бронетехники составляли совершенно непригодные для атаки укреплений линии Маннергейма лёгкие танки и бронемашины с противопульной бронёй и малокалиберной артиллерией. «Наличная бронетанковая матчасть, — свидетельствовал командир 155-й стрелковой дивизии 8-й армии, — совершенно небоеспособна. Прибывшие из организаций и учреждений газогенераторные автомашины совершенно не приспособлены для работы на северном театре». (РГВА. Ф.34980. Оп. 10. Д. 1242. Л.25).