Виктор Гюго - Том 15. Дела и речи Страница 41

Перестаньте же вы, легитимисты, твердить нам о праве. Наряду с правом народа на верховную власть может существовать еще только одно право — право человека, то есть свобода. (Возгласы слева: «Превосходно!»)

Все прочее — пустые выдумки.

Сказать в наш великий век и с высоты этой трибуны: «право короля» — значит произнести слова, лишенные смысла. Но если вы не можете ссылаться на право, то, может быть, вы сошлетесь на факты? Быть может, вы станете убеждать нас в полезности монархии? Это куда менее возвышенно, это значит с языка господина перейти на язык слуги и весьма умалить себя. Но пусть так. Разберемся в этом. Быть может, вы скажете, что принцип престолонаследия создает политическую устойчивость. Вы скажете, что демократия вредна для государства, что королевская власть благотворнее. Посмотрим! Я не стану перелистывать книгу истории, трибуна — не пюпитр для фолиантов. Ограничусь лишь самыми свежими живыми примерами, памятными всем.

Скажите, какие у вас есть претензии к республике 1848 года? Народные волнения? Но они были и при монархии. Состояние финансов? Бог мой! Я не считаю сейчас своевременным вдаваться в то, велись ли финансовые дела республики на достаточно демократических началах в течение трех лет ее существования…

Голос справа. Нет, к счастью для них!

Виктор Гюго.…но конституционная монархия стоила чрезвычайно дорого. Ведь это она изобрела раздутые бюджеты. Скажу больше, ибо нужно сказать все: монархия в собственном смысле слова, то есть традиционная, или легитимная, монархия, которая считает себя — или делает вид, что считает, — однозначной с понятием устойчивости, безопасности, процветания, права собственности, эта старая монархия с ее четырнадцативековой историей, господа, весьма часто и весьма охотно объявляла банкротство! (Смех и аплодисменты.)

Еще при Людовике XIV — я обращаюсь к прекрасной поре, к великому веку, к великому царствованию — нередко случалось, что рантье бледнели, как это сказано у Буало, узнав про

Как бы иносказательно ни выражался сатирик, льстивший королю, закон, отсекающий у рантье четвертую часть их дохода, господа, не что иное, как банкротство. (Возгласы слева: «Превосходно!» Шум справа. Возглас: «А ассигнации?»)

В эпоху Регентства монархия прикарманила — это слово неблагородное, но точное (смех), — прикарманила триста пятьдесят миллионов, чеканя неполноценную монету. И в это же самое время служанку вешали за кражу пяти су.

В царствование Людовика XV за шестьдесят лет состоялось девять банкротств.

Голос справа. А поэтам жаловали пенсии.

Голос слева. Не обращайте на это внимания! Игнорируйте! Не отвечайте!

Виктор Гюго. Я отвечу достопочтенному депутату, прервавшему меня. Обманутый некоторыми газетами, он намекает на пенсию, которая была мне предложена королем Карлом X и от которой я отказался.

Г-н де Фаллу. Прошу прощения, вы получали ее из королевской шкатулки. (Шум слева.)

Г-н Бак. Игнорируйте эти оскорбления!

Г-н де Фаллу. Позвольте мне сказать несколько слов.

Виктор Гюго. Вы хотите, чтобы я изложил факты? Они служат к моей чести, и я охотно сделаю это.

Г-н де Фаллу. Прошу прощения… (Возгласы слева: «Это личные нападки!», «Хотят скандала!», «Дайте говорить!», «Не прерывайте!», «К порядку! К порядку!»)

Г-н де Фаллу. Собрание могло видеть, что с самого начала заседания я все время сохранял полнейшее молчание и даже уговаривал моих друзей вести себя так же, как и я. Я лишь прошу разрешения внести поправку фактического характера.

Виктор Гюго. Говорите!

Г-н де Фаллу. Достопочтенный господин Виктор Гюго сказал: «Я никогда не получал пенсии от монархии…»

Виктор Гюго. Нет, я этого не говорил. (Резкие протесты справа, смешивающиеся с аплодисментами и ироническими смешками. Несколько депутатов левого крыла, обращаясь к Виктору Гюго: «Не отвечайте на это!»)

Г-н Суби, депутат правого крыла. Подождите, по крайней мере, пока будут даны объяснения. Ваши аплодисменты неприличны!

Г-н Фришон (обращаясь к г-ну де Фаллу). Бывший министр республики, вы предаете ее!

Г-н Ламарк. Это иезуитский яд!

Виктор Гюго (обращаясь к г-ну де Фаллу и стараясь быть услышанным в шуме). Я прошу господина де Фаллу позаботиться о том, чтобы его друзья позволили ответить ему. (Гул голосов.)

Г-н де Фаллу. Я делаю все, что в моих силах.

Голос со скамей крайней левой. Заставьте же правое крыло замолчать, господин председатель!

Председатель. Шумят обе стороны. (Обращаясь к оратору.) Вы неизменно пытаетесь обратить в свою пользу все нарушения порядка и извлечь для себя из них выгоду. Я осуждаю эти нарушения, но констатирую, что шумят и на левом и на правом крыле. (Бурные протесты на скамьях крайней левой. Депутаты, занимающие места на нижних скамьях левого крыла, стараются восстановить тишину.)

Один из депутатов левого крыла. У вас уши слышат только то, что делается на нашем крыле.

Председатель. Оратора прерывают с обеих сторон. (Возгласы: «Неправда! Неправда!», «Правильно! Правильно!»)

Я вижу и констатирую… (Снова шум и восклицания на тех же скамьях левого крыла.)

Я констатирую, что вот уже пять минут господин Шельшер и господин Греви требуют тишины. (Снова восклицания и протесты слева. Г-н Шельшер говорит что-то, но слова его тонут в шуме.)

Я констатирую, что вы сами, господин Шельшер и господин Греви, уже в течение довольно продолжительного времени требуете тишины, я воздаю вам должное.

Г-н Шельшер. Мы требуем тишины, потому что было обещано, что нас будут слушать и выслушают все, что мы скажем.

Один из депутатов крайней левой. «Монитер» ответит господину председателю.

Председатель. Можно отрицать факт, который имел место в какой-нибудь конторе, но нельзя отрицать факта, происходящего перед лицом Национального собрания. (На скамьях крайней левой раздаются неодобрительные возгласы, обращенные к председателю.) Вам не терпится приняться за ваши обычные методы. (Восклицания на скамьях крайней левой.)

Один из депутатов. Нет, как раз это вам не терпится приняться за ваши методы.

Другие депутаты. Это провокационные выпады.

Председатель. Я требую, чтобы обе стороны соблюдали тишину.

Г-н Арно, депутат от Арьежа. Это личные нападки.

Г-н Саватье-Ларош. Это провокационные выпады, их нарочно стараются сделать возможно более оскорбительными.

Председатель. Замолчите же, наконец, и слушайте оратора. (Тишина восстанавливается.)

Виктор Гюго. Я благодарю глубокоуважаемого господина де Фаллу. Я не искал повода говорить о самом себе. Его подал мне господин де Фаллу в связи с одним случаем, который служит к моей чести. (Обращаясь к правому крылу.) Выслушайте же то, что я вам скажу. Вы смеялись первыми; я надеюсь на вашу честность и потому предсказываю, что вы не будете смеяться последними. (Сильное волнение в зале.)

Один из депутатов крайней правой. Будем!

Виктор Гюго (обращаясь к прервавшему его депутату). В таком случае вы будете нечестны! (Возгласы слева: «Браво!» В зале устанавливается полная тишина.)

Мне было девятнадцать лет…

Один из депутатов правого крыла. Ах, вот оно что: я была так молода! (Долго не прекращающийся ропот слева. Крики: «Это непристойно!»)

Виктор Гюго (оборачиваясь в ту сторону, откуда была подана реплика). Человек, способный на такой неслыханный выпад, должен иметь мужество назвать себя. Я требую, чтобы он назвал свое имя. (Аплодисменты слева. Тишина справа. Никто не отзывается на предложение оратора.)

Он молчит. Отметим это. (Аплодисменты левого крыла усиливаются. Справа — гробовое молчание.)

Виктор Гюго (продолжает). Мне было девятнадцать лет. Я опубликовал томик стихов. Людовик XVIII, который был, как вам известно, образованным королем, прочел его и определил мне пенсию в две тысячи франков. Это произошло по инициативе самого короля, что служит к его чести и к моей. Я принял пенсию, но я не просил ее. Письмо, находящееся у вас в руках, господин де Фаллу, доказывает это. (Г-н де Фаллу кивает головой в знак подтверждения. Движение справа.)