Журнал Русская жизнь - Россия - Европа (март 2008) Страница 42

Собственно говоря, храм без прихода существовать не может, а приход без храма - вполне. В Екатеринбурге община во имя Святого Архистратига Михаила и всех Небесных Сил бесплотных уже несколько лет как сложилась и зарегистрировалась, а молитвенного помещения у общины все нет. Проводят Литургии под открытым небом, в парке. В праздничные дни проходят Крестным ходом по улицам микрорайона Заречный.

В округе, живущей все больше плотскими устремлениями, молитвоходцев, нужно сказать, прозвали «общиной небесных сил беспилотных», и склонны поглумиться. Но житие екатеринбургского бездомного прихода - истинное подвижничество, а из чего же обыкновенно складывается внебогослужебная жизнь общины? Что, помимо чаепитий после литургии, чаще всего объединяет прихожан? Социальное служение - совместное посещение, или (в лучшем случае) волонтерская работа в больницах, детских домах, интернатах. Воскресная школа или православная гимназия, родительский клуб при школе. Богословские чтения. Иногда - детские спектакли, очень редко - благотворительные базары. В лучших воскресных школах, кроме Закона Божьего, преподают иконопись, пение, рукоделие, иконографию, историю церковного зодчества. Чрезвычайно популярны паломнические поездки.

Для физиономии прихода огромное значение имеют личные пристрастия, склонности и умонастроения батюшки.

Вот поглядите: Александр Салтыков, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах, в былом музейный работник. И важное «социально-культурное» служение прихода - церковный музей. Благочинный Барышского района Ульяновской области Игорь Ваховский - человек с безусловной хозяйственной жилкой, за что прозван бумагомараками «градообразующим батюшкой». Бригада его церковного прихода уже отреставрировала несколько храмов, построила четыре дороги, два моста и гостиничный комплекс в селе Ханинеевка. Исключительные деловые качества свойственны бывают клирикам и самым высокопоставленным. Например, митрополит Астанинский, Алма-Атинский и Семипалатинский Мефодий в недавнем прошлом возглавлял Воронежскую-Липецкую епархию. Запомнился как хозяйственник исключительных способностей. После его отъезда в городе по-мирски дерзко, но с добрыми намерениями говорили: «Нашего архипастыря хоть в голую степь высади, он у сусликов деньги соберет и храм с подворьем построит».

Отец Михаил Панкратов пишет стихи - стоит ли удивляться, что в его приходе учреждена православная литературная студия? Настоятель Екатеринославского прихода отец Никандр увлекается кролиководством, и приход увлекается вместе с ним кролиководством; настоятель храма святой Троицы отец Тимофей Фетисов носит под рясой камуфляж и, согласно своим предпочтениям, основал православный центр военно-патриотической подготовки молодежи Таганрогского благочиния.

Ну, а атмосфера приходской жизни зависит от матушки.

Отношения же между матушкой и прихожанками складываются внешне благолепно, но не без подводных течений.

Причина тому - тщательно скрываемая ревность.

Прихожанка vs. матушка: «В храме, особенно сельском, Батюшка (простите!) является кумиром, странно, да? Поэтому и за матушкой особый надзор»

Матушка о прихожанке: «А еще бывает, прихожане достают, совсем меры не знают. Представляете - одиннадцать часов вечера, после всенощной, исповеди и целого дня на ногах, подходит какая-нибудь дамочка (из тех, кто из храма не выходит целыми днями) и начинает мучить батюшку всякой ерундой. Ой, а можно в банку из-под компота святую воду налить? Не понимает, что батюшка тоже человек, а не ангел бесплотный, что устал смертельно, что дома его ждут жена и дети, и им тоже нужно иногда батюшкино внимание. Вот от таких прихожаночек матушки совсем одинокими становятся».

***

Прихожанка vs. матушка: «У батюшки вся ряса обтрепалась, а матушке и дела нет. Мы говорим ей: матушка, позвольте, мы денег на новую рясу соберем, а то что у него все такое драное?»

Матушка vs. прихожанка: «Говорят, что у священника дом со стеклянными стенами, причем стекла - увеличительные. Мало того, что батюшкино благосостояние всегда «укрупняется» наблюдательницами, так еще и к матушке - внимание особое. Так что запасаюсь набором доброжелательных, но отстраненных улыбок и ответами типа «Все в Божьей воле» и «Как Бог даст».

Прихожанка vs. матушка: «Ехала в поезде, так соседи вызнали, что я на приходе служу, и давай сказки придумывать. Недавно, говорят, ехали мы в одном купе с батюшкой, так он сразу выставил бутылку кагора. А я отвечаю: „Глубины сатанинские, что вы плетете? Официанты ненавидят шампанское, врачи не выносят коньяк, а батюшки не пьют кагор. Они водку пьют!“»

Матушка vs. прихожанка: «Сегодня первый раз в нашем храме я пела на КРЫЛОСЕ, как говорит наша просфорница. Служба пролетела за час! Мне так понравилось, я так старалась! Все прихожанки сказали, что пою я точно соловей! А супруг мой, батюшка, сказал, что пою я ужасно. Медоточивые какие».

Прихожанка vs. матушка: «После водосвятного молебна у нас весь храм мокрый стоит, так батюшка много его окропляет! А в конце службы, когда крест все подходят целовать, он еще и каждого лично обольет! Какой ХОРОШИЙ храм у нас!»

Матушка vs. прихожанка: «Спрашиваю мужа: «Ты водичкой запасся, а то знакомые просить будут?» А он: «Ага, и бабушки в храме ананасы просить будут». Я: «Чего просить?» Муж: «Да это когда идешь, освящая воду, а прихожанки к тебе тянутся и кричат: „А на нас? А на нас?“»

Так у нас. А у них? Разумеется, расстояние между приходом европейским и отечественным мало кто меряет в шляпках. Может быть, и зря. Англиканская, протестантская община (по мнению многих и многих) значительно более светская, живет теорией малых дел; призрением, презрением (крайней формой общественного суда), но никак не прозрением. Православная церковь - самая мистическая, но заглянули мы в приходское окошко, а там и светло, и тепло, и уютно. Там свои житейские чудеса, свои воскресные шляпки. И разница лишь в том, что их не выставляют напоказ. За горами и лесами, за синими морями каждое воскресенье дамы и господа, нарядившись в самое красивое и распрямив плечи, отправляются в храм. В церковь - как на Светлый Праздник. А у нас матушки и прихожанки повяжут свои платочки и, опустив голову долу, пройдут на службу. В церковь - как на Страшный Суд. Но и там, и там «под шумным вращением общественных колес» мы угадаем «неслышное движение нравственной пружины, от которой зависит все».

* МЕЩАНСТВО *

Максим Семеляк

Съестной пустячок

Чего не покажут весы

Весы в дорогих европейских гостиницах показывают на несколько килограммов меньше.

Всегда.

Определение «дорогие» в данном случае непринципиально - в дешевых гостиницах вообще никаких весов в номера не ставят. Со словом же «европейские» хочется повозиться подольше - подобно тому, как женщине приятно некоторое время потоптаться на весах-поддавках.

Разумеется, подобный, как выразился бы чеховский помещик, «мистификасьон» объясняется обыкновенным пятизвездочным сикофантством и имеет своей целью обыкновенное же подстрекательство постояльца к лишней порции и бутылке. Это понятно, но как-то неромантично. Есть все же резон предполагать, что с каждым пересечением европейской границы русский человек претерпевает решительное изменение, касающееся самых глубин натуры - по крайней мере, так хочется думать самому русскому человеку. И вот вполне ощутимое доказательство, которое, кстати, весьма удобно направить в совсем уже отчаянное, не сказать бесстыжее русло, памятуя теорию о душе, делающей тело легче в известный момент (в конце концов, не зря же в советской литературной традиции заграница приравнивалась к мифу о загробной жизни).

Что- то, безусловно, в таких поездках от русского человека отлетает -чтобы в этом убедиться, достаточно даже беглого взгляда со стороны. Например, русский всегда с безошибочной брезгливостью выделяет своих соотечественников в европейской толпе, даже не замечая, что тем самым он совершает акт невинного, но все же предательства. Это почти рефлекс - шарахаться от русской речи хоть на мосту Бир-Хаким, хоть в Кенсингтоне. Русский человек потому так безошибочно узнает своих, что норовит сам на себя посмотреть взглядом европейца. Позиция стороннего наблюдателя за самим собой, разумеется, не делает его неотъемлемой частью ЕС - собственно европейцам до русских в толпе дела, как правило, нет. Подобная позиция, по совести говоря, не делает ему большой чести, зато оставляет его в приподнятом одиночестве - по то сторону гостей и хозяев. В приподнятом одиночестве европейские города чувствуешь уже совершенно как свои.

На этом месте я бы уже предпочел отказаться от совершенно невыносимого в своей безликости словосочетания «русский человек в Европе» и перейти для упрощения коммуникации на личности - то есть на себя самого.