Валерий Аграновский - Вторая древнейшая. Беседы о журналистике Страница 43

И в его собственном опыте, в бытие.

Ностальгические мотивы звучат сегодня не только в щемящей «Старой квартире» по ТВ, они и в нашей памяти, и в наших сердцах, но ведут они каждого к разным мыслям; одним помогают задуматься о смысле жизни, другим пережить горечь потери (в том числе уже завоеванной свободы и демократии).

Нередко с телевизионных экранов слышим мы высоколобых деятелей, говорящих мудреные слова типа «реструктуризация» (звучит как «затмение солнца»). А хочется от них услышать простой ответ на простой вопрос: вы, господа-товарищи, будете на месте топтаться или назад потащитесь? И нас с собой возьмете? Или все же дальше рванете начатым курсом?

При этом я никого не обвиняю и не оправдываю; цель моя иная: думайте, читатель. Всего лишь — думайте! Сегодня на наших глазах в стране происходят трагические события: финансовый и политический кризис.

Назначен премьер-министр, сформирован кабинет правительства, одновременно вырабатывается тактика и стратегия дальнейшего движения российского общества. Но — куда? Как и вы, читатель, я не имею ответа на этот капитальный вопрос. Но мне слышится голос старьевщика из моей далекой юности: он призывает власти обратиться к минувшему и громко восклицает: «Старьем берем!»

Не боясь испортить кашу маслом (в кавычках), повторюсь: не знаю, как вы, читатель, я не хочу и не пойду за угол, и не лягу на «растяжку»! Премного благодарен за любезное приглашение. Не знаю, как вы, читатель.

С другой стороны, я вижу, как многие молодые либералы-реформаторы, устремленные в будущее, по неясным мне причинам сдают свои позиции, уходят в тень или совсем покидают политический олимп. Если вы грешны — покайтесь публично; если не намерены своей благопристойной физиономией замаскировать чей-то звериный облик — так и скажите; если вы честны — не сдавайтесь без сопротивления! Не только о себе позаботьтесь, опомнитесь и не дрейфьте! Потом будет поздно наверстывать упущенное! И вообще: можно ли догонять историю, шлепая по шпалам не перед, а за локомотивом?

Я бы и сам записался «старьем-волонтером», очищая будущее, чтобы шагать по пути реформ лицом к ним, а не затылком. Читателю же дам совет не отчаиваться раньше времени, чаще вспоминать того гриновского юношу из «царственного эксперимента», который наивно восклицает: «Не бойтесь, оно вернется!»

Добавлю, с вашего позволения: «старьевщики» — тоже вернутся, если смогут существенно обновиться. Иначе — какой был в них смысл?

А я, неисправимый фаталист, процитирую великую мудрость, провозглашенную Кораном: «Все будет так, как должно быть, даже если будет наоборот!»

Вечерняя Москва. 1998, 8 октября

Огонек. 1998, октябрь

Касторка от налогов

С самого детства я не приучен считать деньги в чужих карманах. Тем более что все в этом мире относительно. То, что я получаю меньше любого министра, меня мало трогает. А министра не должен радовать или огорчать его ежемесячный заработок, который много меньше или почти равен доходу банкира и даже президента Америки Клинтона. Зато и друг Билл», в свою очередь, не будет волноваться из-за того, что его тысячи долларов меньше той суммы, которая кладется ежегодно в кошелек Ротшильда, да и тот мужественно переживает, мне кажется, свою безысходную нищету (бедняжка!) в сравнении с банковскими счетами финансовых акул или олигархов Южной Африки, обитающих в неуютных небоскребах Америки. Бог им судья, а не мы: пускай президенты Клинтоны и наши министры сами разбираются, если хотят.

Обо всем этом нам с вами с увлечением и придыханием рассказывают наиболее ретивые думские депутаты, а показывают ежедневно — родные средства массовой информации, уж очень охочие до сенсаций. Поводом становится наше ужасающее финансовое положение, а кто-то в мире (вокруг нас и внутри нас) жирует, поганец. А нам давать ничего не желает, даже обедневшим отечественным министрам, а также бывшим и нынешним членам Думы. Креста на богатом нет! Почти по Вольтеру, однажды сказавшему (правда, имея в виду не Россию): «Живем, как во Франции: главная забота — любовные радости, на втором месте — злословие, на третьем — болтовня».

Наши родные бдительные СМИтчики, обгоняя друг друга, восклицают: «Смотрите, какие мы обнаружили суммы денег у таких-то, которые вряд ли лучше нас, а с ними за один стол не садятся!» Неважно, праведно ими деньги добыты или нагло украдены, единственный их криминальный признак: денег — много! (Точно, как считают в племени «мумба-юмба»: раз, два… много!) Им не до истины и справедливости: важнее прокукарекать общую побудку (с непременным оттенком классовой ненависти, еще не забытой): ату их! А завтра о чем запричитают? Не о том ли, чтобы заново перераспределить капитал, дачи, блага, льготы, при этом распределив народ на «наших» и «чужих»? Веселенькая перспективочка.

Все, что я сказал выше, всего лишь присказка к главному. А что главное? Возвращаю вас, читатель, к минувшему, способному дать ответ на вопрос: что будет с нами завтра? Как вы помните, выход мудрецы советуют искать на дне отчаяния. Может, они и правы. Но ответы завтрашнего дня не следует ли угадать в дне минувшем?

Когда-то и я учился в третьем классе родной 315-й школы, прозванной «сладкой» из-за того, что нашим шефом (в ту пору их еще называли не спонсорами, а попечителями или меценатами) оказалась кондитер-ская фабрика имени Бабаева, находившаяся в двухстах метрах от нашей школы. И вот ровно пятьдесят лет назад (весной 1939 года) нас привели к благодетелям: отрабатывать самодеятельностью шефство. Помню, мы сначала, с потрясающими леденцами у каждого во рту, прошли по цехам, а потом дали в большом заводском клубе концерт сотрудникам фабрики (но лучше сказать: сотрудницам). Я, к примеру, танцевал лезгинку (почему-то в «матроске» с отложным полосатым воротничком), держал в зубах деревянный кинжал, ходил, как настоящий джигит, на носках, подогнув пальцы ног, а кинжал вынимал изо рта только для того, чтобы восклицать: «Асса!»

Потом нас повели домой мимо кабинета директора фабрики. Там и случилось несчастье. В предбаннике на специальной тумбе стоял огромный (в три раза больше каждого из нас по объему) бюст Сталина, целиком сделанный из литого шоколада. Возможно, это был чей-то царственный заказ для выставки. Кто-то из нас (а было третьеклассников человек сорок пять, два сдвоенных класса) невзначай зацепил тумбу с бюстом Вождя. Шоколадный «дядюшка Джо» (почему его так называли — я до сих пор не знаю) вдруг пошатнулся и, кокнувшись об пол, разбился на большие и маленькие куски. Все мы замерли, словно действующие лица в финальной сцене «Ревизора» (спектакль я, правда, посмотрел много позже, тогда и понял, на кого мы были похожи). В тот же момент я имел смелость обдумать поразившее меня обстоятельство, кстати, не придав ему в ту пору никакого мистического и политического содержания: Иосиф Виссарионович Сталин оказался, представьте себе, внутри пустым, о чем я даже про себя не смел подумать!

Итак, мы (и дети, и взрослые сопроводители) онемели. Из кабинета вышел директор, увидел картину «цареубийства», смертельно побледнел и одними губами, шепотом, но внятно, произнес: «Съесть!» Мы все сразу поняли и, как заговорщики, накинулись на Лучшего Друга Детей. Через пять минут все было кончено: от Сталина ни крошки не осталось. Лично мне досталось огромное ухо Иосифа Виссарионовича размером в две мои стопы.

Три ближайших дня в школу никто из нас не пошел: оба класса несло. То ли мы переели, то ли шоколадный «дядя Джо» был слегка несвеж. Вспомнить эту историю я решил исключительно потому, что обязан вам сказать об очень важном «открытии»: каждый пользуется тем, что производит или охраняет. Выходит так: если банкир «сидит» на деньгах, он имеет право держать в руках ровно столько денег, сколько удержит. Представим себе учителя, который вместо учеников ест их школьные завтраки; шахтер пользуется углем, им же добытым, отапливая дом; а повар, нагруженный сумками, тащит недоложенные в борщ продукты. Перечислять примеры могу продолжать до умопомрачения, и все они будут справедливы и даже законны.

Но я должен добавить еще один и основополагающий принцип, без соблюдения которого вся наша страна будет разворована в течение если не часа, то одних суток. Собственно, так и происходит, и все мы это знаем, но делаем вид, что не замечаем. Это правило, которое я сейчас сформулирую, должно действовать только по месту работы: категорически запрещено брать НА ВЫНОС.

Напомню вам известную байку: доктор, меня уже давно мучает изнурительный кашель, что мне делать, умоляю вас, доктор, помогите! Нет ничего проще, отвечает врач, прямо сейчас примите стакан касторки! Встречаются на следующий день. Ну как, пациент, все еще кашляете? Нет, доктор: боюсь!

Не знаю, как вы, читатель, я бы рискнул предложить высокооплачиваемый лицам нашего общества (в том числе банкирам), ревниво относящимся к налоговому законодательству, именно это проверенное средство, независимо от количества заработанных ими денег: касторка! А потом мы посмотрели бы вместе с нашим честным народом: рискнут ли они «кашлять», уходя от умеренного, справедливого и не варварского налогообложения? Вы уже сообразили, как и я сообразил, что дело здесь пока еще не в уголовщине, не в репрессии, не в наказании и даже не в количестве денег у должников, а в количестве совестливости у «сочинителей» суммы налогов и у тех, кто их платит. А для определения наличия или отсутствия совести есть только один тест (он же критерий): может ли человек, хватанув стакан касторки, прилюдно кашлянуть и сохранить джентльменство?