Максим Кустов - Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев Страница 43

Оказывается, у финнов тоже на всех солдат… не всегда хватало теплой одежды и подходящей обуви. Из воспоминаний Пентти Перттула:

«С фронта я был направлен в 4-е пехотное училище… Обучали совсем молодых, в большинстве это были семиклассники и восьмиклассники… Самое плохое было в том, что кроме финской кокарды выдать им было нечего. В училище была одна винтовка на четверых… Повезло тем школьникам, которые прибыли в училище в нормальной зимней обуви, но таких было мало…

В марте из учебного центра была образована боевая группа Хейнонен, и мы направились на фронт в район Хамина — Виланиеми. Мы получили восемь пулеметов. Меня больше всего беспокоило, что мои ученики вообще еще не знали пулемет. Когда мы отправились на фронт, у нас не было ни одной палатки, ни волокуш для пулеметов! Ребята были одеты по-городскому, было невозможно поверить, что в такой одежде они идут в бой. С тех времен во мне не утихает злость к политикам страны. Они бросили молодежь в безнадежный бой, забыв дать в руки оружие!.. Ребята лежали в снегу в полуботиночках»[144].

Винтовка на четверых, пулеметчики, не знающие толком свои пулеметы, нет палаток, и ребята, одетые по-городскому, лежат в снегу в полуботиночках.

Было, оказывается, такое и в финской армии.

Иринчеев пишет в своем исследовании: «Крайне тяжелые погодные условия наносили потери обеим сторонам — 4-й егерский батальон, элитное подразделение финской армии, понес в январе 1940 года потери до 70 % обмороженными. Связано это было с тем, что егеря были одеты в лыжные ботинки и на сорокаградусном морозе обмораживали ноги. Относительно низкие потери от обморожений были в первой роте батальона, так как фельдфебель роты перед отправкой на фронт в Леметти реквизировал в пользу роты сто пар валенок на суконном заводе в Яюряпяя. Другие финские части также сильно страдали от морозов»[145].

Как непривычно читать такое о финской армии. Элитный батальон, в котором 70 % личного состава обморозили ноги, обутые в лыжные ботинки? Заботливый фельдфебель реквизировал валенки для своей роты и спас ноги ее личного состава.

Михаил Булгаков описал процедуру такой силовой добычи валенок и папах командиром части в войсках украинского гетмана Скоропадского, воевавших против Петлюры в конце 1918 года. Созданный писателем литературный персонаж — полковник Най-Турс так решал вопрос с валенками:

«Оторвавшись от телефона, генерал детским голосом, похожим на голос глиняной свистульки, спросил у Ная:

— Что вам угодно, полковник?

— Выступаем сейчас, — лаконически ответил Най, — прошу срочно валенки и папахи на двести человек.

— Гм, — сказал генерал, пожевав губами и помяв в руках требования Ная, — видите ли, полковник, сегодня дать не можем. Сегодня составим расписание снабжения частей. Дня через три прошу прислать. И такого количества все равно дать не могу.

Он положил бумагу Най-Турса на видное место под пресс в виде голой женщины.

— Валенки, — монотонно ответил Най и, скосив глаза к носу, посмотрел туда, где находились носки его сапог.

— Как? — не понял генерал и удивленно уставился на полковника.

— Валенки сию минуту давайте.

— Что такое? Как? — Генерал выпучил глаза до предела.

Най повернулся к двери, приоткрыл ее и крикнул в теплый коридор особняка:

— Эй, взвод!

Генерал побледнел серенькой бледностью, переметнул взгляд с лица Ная на трубку телефона, оттуда на икону Божьей матери в углу, а затем опять на лицо Ная.

В коридоре загремело, застучало, и красные околыши алексеевских юнкерских бескозырок и черные штыки замелькали в дверях. Генерал стал приподниматься с пухлого кресла.

— Я впервые слышу такую вещь… Это бунт…

— Пишите тгебование, ваше пгевосходительство, — сказал Най, — нам некогда, нам чегез час выходить. Непгиятель, говогят, под самым гогодом.

— Как?.. Что это?..

— Живей, — сказал Най каким-то похоронным голосом.

Генерал, вдавив голову в плечи, выпучив глаза, вытянул из-под женщины бумагу и прыгающей ручкой нацарапал в углу, брызнув чернилами: „Выдать“.

Най взял бумагу, сунул ее за обшлаг рукава и сказал юнкерам, наследившим на ковре:

— Ггузите валенки. Живо.

Юнкера, стуча и гремя, стали выходить, а Най задержался. Генерал, багровея, сказал ему:

— Я сейчас звоню в штаб командующего и поднимаю дело о предании вас военному суду. Эт-то что-то…

— Попгобуйте, — ответил Най и проглотил слюну, — только попгобуйте. Ну, вот попгобуйте гади любопытства. — Он взялся за ручку, выглядывающую из расстегнутой кобуры. Генерал пошел пятнами и онемел.

— Звякни, гвупый стагик, — вдруг задушевно сказал Най, — я тебе из кольта звякну в голову, ты ноги пготянешь.

Генерал сел в кресло. Шея его полезла багровыми складками, а лицо осталось сереньким. Най повернулся и вышел»[146].

Интересно было бы узнать: как такая же процедура выглядела в исполнении финского фельдфебеля? Обещал ли он кого-нибудь из револьвера «звякнуть в голову», или все происходило менее драматично, с традиционной финской немногословностью?

Так или иначе, не во всех финских ротах находились такие решительные фельдфебели. Мауно Лааксонен вспоминал:

«…Форма у нас была такая, что я до сих пор не понимаю, как мы все там не обморозились. В лучшем положении были те, кто взял теплые вещи из дома. Форма образца 1936 года показала себя не с лучшей стороны в сорокаградусные морозы»[147].

Это финский ветеран о финской форме вспоминает? Как у немцев нужно было на войну свои теплые вещи из дома брать, начальство не приготовило. А тем, у кого нет теплых вещей из дома, остается замерзать. Понятно, например, что у финнов проблемы с оружием, прежде всего с авиацией, танками, тяжелой артиллерией всю войну имелись. Небольшой стране оно в больших количествах в мирное время просто не по карману было.

А вот с зимней одеждой и обувью для солдат при большом желании вопрос решить можно было. Даже при ограниченных возможностях финского военного бюджета был он вполне решаемым. Создать мобилизационный запас зимней одежды Финляндия вполне могла себе позволить.

Конечно, имеющиеся у финской армии недостатки вовсе не следует абсолютизировать.

Линия Маннергейма имела слабые места вроде вышеописанного укрепления № 15 и «крысиных нор». Но в целом это была грозная система укреплений, прорыв которой стоил Красной Армии большой крови. Финская армия имела свои недостатки, прежде всего в оснащении. Но при этом она была грозной боевой силой, особенно в специфических условиях войны 1939–1940 годов.

Но и рассматривать ее как некий абсолютный эталон порядка и организации тоже не следует. Были и у нее свои слабые места.

Глава 14

Гренландская армия — самая честная в мире

Возникает вопрос: а была ли вообще на земле армия, в которой воровства не было, в которой интенданты бы не идиотничали?

Возможно, что была. В Гренландии, в 1940–1945 годах. Вторая мировая война действительно была мировой. Даже предельно далекая от всех фронтов Гренландия стала ареной вооруженного противостояния.

Этот остров, принадлежавший Дании, оккупированной немцами в 1940 году, не признал власть Гитлера. Губернатор Эске Брун решил, что из 22 тысяч жителей острова (несколько датчан и гренландские эскимосы) вполне можно сформировать армию. Сам губернатор сделался генералом, из датчан один стал капитаном, один лейтенантом и пятеро — капралами. Предполагалось, что они возглавят войско из гренландских эскимосов. Потомственные охотники, с их умением стрелять и маскироваться, могли бы стать грозными бойцами. Могли, если бы захотели. Но вот желания стрелять в людей у них как-то не наблюдалось.

Советский исследователь Зиновий Каневский в книге «Цена прогноза» так описал реакцию эскимосов на предложение датчан повоевать:

«Вековое общение гренландских эскимосов с медведями привело к простой формулировке: здесь, среди безжизненных суровых гор и льдов, человек человеку — друг, хищный зверь человеку — враг. Само сочетание слов „человек — враг“ прозвучало бы для ушей эскимоса столь же дико, как и „медведь — друг“! Вот почему, когда весной 1940 года эскимосы услышали о человеке-враге, они пришли в неподдельное смятение.

Неужели же могут существовать на свете двуногие враги, целые государства людей-врагов? А если эти враги появятся здесь, значит, с ними придется бороться? Стрелять в них? Стрелять в ЛЮДЕЙ? Нет, на это эскимосы не пойдут. Да и можно ли принимать на веру рассказы белых о том, будто далеко за морем сейчас идет битва между людьми, горят дома, плачут израненные осиротевшие дети? Дети, величайшая радость жизни, смысл ее, ее суть! Нет, в ТАКОМ деле эскимосы не участники… Так генерал Эске Брун, верховный главнокомандующий вооруженными силами Гренландии, остался без армии»[148].