Евгений Богат - Семейная реликвия Страница 44

С наступлением лета с помощью жены Люси, друзей садится в машину (сам водит автомобиль, хотя сидеть может 2–3 часа в день) и совершает прогулки на природу. Трудностей для Сергея и Люси не существует. Романтика трудных дорог всегда привлекала их. Золотое кольцо, дороги солнечной Молдавии, а в год 150-летия со дня рождения Л. Н. Толстого побывал в Ясной Поляне, после чего появилась в местной газете статья, которую прилагаю к письму.

В зимние долгие месяцы, когда нельзя выходить гулять, он тоскует по солнцу и ветру. Часто, придя к ним, наблюдала, как Сергей, лежа, ловит зеркалом лучи солнца и направляет на себя, потому что окна его квартиры выходят на северо-восток и редкие лучи с трудом проникают в квартиру.

Люся! С этим именем как-то сразу становится светлее и теплее на душе. Она неотлучно находится рядом с Сергеем, как часовой, с той лишь разницей, что 13 лет не уходила со своего поста.

Красивая, обаятельная, умная женщина вышла замуж за Сергея уже больного. Работала учительницей в школе, вела черчение и рисование. Не имея своих детей, всю любовь материнского и человеческого сердца переложила на чужих детей. А когда серьезно заболела (операция на голове), дети приходили классом с поздравлениями и цветами, приглашали вновь вернуться к ним в школу. Сейчас Люся снова работает.

Всегда веселые, жизнерадостные, оба больные, эти два сильных человека побеждают вместе свою неизлечимую болезнь каждый день, час, минуту.

Уважаемый Евгений Михайлович.

Если Вы сможете к нам приехать в Тольятти, милости просим. Мы покажем Вам наш молодой и красивый город, завод. Здесь Вы найдете немало интересных людей, а о таких людях, как Сергей и Люся, не писать нельзя.

Письмо из Тольятти В. К. Гринвальд я бы отнес к жанру классически-судьбинных писем, то есть в нем «сжата» история жизни человека, о котором читатель хочет рассказать писателю.

Письма судьбинные я особенно люблю. Это, по существу, небольшие документальные новеллы, в которых раскрывается характер и жизнь личности, чем-то замечательной. Повествование обычно идет не от первого, а от третьего лица — автор рассказывает не о себе, а о судьбе «сторонней», в которой открылось нечто, достойное стать уроком для многих людей.

Но бывают и иные судьбинные письма — человек рассказывает именно о себе, это, по существу, исповеди, не фабула жизни, а жизнь души. Я перечитываю их иногда по несколько раз, чтобы понять не только строки, но и то — самое существенное в письме! — что живет за строками.

Письма эти я назвал бы потаенно-судьбинными. Большинство из них публиковать нельзя по тем же соображениям, по которым должна быть окружена тайной любая исповедь. Но бывает, что сам автор письма хочет, чтобы урок его жизни чему-то научил современников, и разрешает публикацию письма с непременным условием «не называть настоящего имени».

Вот одно из исповедально-судьбинных писем.

«Мне 56 лет, пишу писателю первый раз в жизни.

Сегодня у меня хорошо на душе. Всю минувшую ночь я беседовала с моей маленькой подружкой. Ей только 25 лет, но жизнь уже начала наносить ей удары. Она тоже надела „маску“ (это ее слова). Нет, маску не шута[7], а благополучия, за которой спрятала лучшее в себе — свое сострадание, умение сопереживать. Боится сочувствия, жалости, непонимания. Отгородилась от людей, не видит выхода к ним.

Она и ко мне явилась не с бедой, а с подарком. С подарком за… доброе отношение к ее семье, за помощь в трудную минуту.

Моя реакция удивила ее. Она смотрела на меня вопрошающими, широко открытыми глазами и не могла понять, почему ее подарок обидел меня.

Для нее стала откровением банальная истина: добро, оплачиваемое материально, перестает быть добром…

Всю ночь потом мы говорили о жизненных ценностях, добре, зле, человеческих отношениях.

Я рассказывала ей о себе, и навстречу моей исповеди раскрывалась ее мятущаяся душа, уже раненная черствостью, равнодушием и неумением сохранить себя в сложной жизненной ситуации.

Мы говорили о судьбах, которые вершим сами, и о судьбах, которые ломают окружающие люди. Как удержаться, как не упасть, как не изменить себе, а иногда — как изменить себя?

Теперь несколько слов о себе. У меня была достаточно сложная, наполненная деятельностью и заботами жизнь, жизнь с крахом на ее исходе.

Я врач-дефектолог, работаю в одном из лечебных учреждений вот уже 30 лет. Нелегко и, наверное, нескромно оценивать себя. Но мне кажется, что человек я честный, контактный, может быть, иногда „негибкий“, но во всех случаях опирающийся на доброе начало в людях (может быть, это от моей работы).

Тридцать пять лет назад я вышла замуж за однокурсника. Моим сыновьям сейчас 30 и 22. Имею внука. Был хороший, интересный, теплый дом, с открытой дверью для людей. Пять лет назад разразилась катастрофа. Почти два года длился „осенний марафон“. Метания от семьи к любимой, уходы, возвращения, жестокость мужа, который не мог все это время на что-либо решиться.

Любовь победила, но дорогой ценой. Младший сын не выдержал крушения семьи — тогда он учился в девятом классе, теперь он инвалид II группы…

Думаю, нет необходимости рассказывать о моем душевном состоянии. История „банальная“…

Я выстояла. Почему?

Друзья, да и не только друзья, видят во мне человека сильного и мужественного. Я же только сегодня ночью, в порыве откровения, быть может, желания чем-то „умудрить“ молодую женщину — мою собеседницу, первый раз сформулировала вслух, назвала словами то, что помогло мне удержаться на ногах, не растерять себя, сохранить все интересы, все контакты, все человеческие качества, которыми я дорожила.

Что же мне помогло? Думаю, нет, даже не думаю, а уверена: уровень моих отношений с людьми.

Я стремилась всю жизнь не допускать понижения этого уровня, что бы я ни переживала, что бы ни совершалось в моей жизни.

Я никогда не позволяла себе, чтобы обиды, разочарования, боль от несправедливости (я уже не говорю о быстро меняющихся настроениях) отражались на моих отношениях с людьми. Я давно, в юности, поняла, что судьба человека — это его человеческие отношения. Пишу именно Вам, потому что мне кажется, что мы единомышленники в этом.

Помню, у Вас был очерк „Семейная реликвия“. Моя „семейная реликвия“ не вещественна, не осязаема, ее не потрогаешь, не заложишь в ломбард в тяжкую минуту. Моя семейная реликвия — люди, которые рядом со мной.

И в ситуации крушения семьи все ко мне вернулось сторицей. Товарищи „навещали“ меня не как больную, не как несчастную, они не жалели, не успокаивали. Они утешали тем, что существовали рядом, не давая ни на минуту забыть о их мужественной доброте, душевной деликатности, верности. Они тактично, ненавязчиво заполнили вакуум, в котором я оказалась.

Честно говоря, я была несколько удивлена количеством умело подставленных мне „костылей“.

Все думала: „Почему так?“

И знаете, кто ответил мне на этот непростой вопрос?

„Простой“ человек — рабочий, сосед по дому. Он немного подрабатывал, помогая благоустраивать квартиры. Просьбы всех он удовлетворить не мог, но мне не отказывал никогда. И сейчас, уже состарившись, не нуждаясь материально, безвозмездно опекает мое хозяйство.

Я однажды спросила его: почему он ко мне так внимателен? Он ответил: „Вы — единственный человек в нашем доме, который увидел во мне человека, вы не сунули мне десятку двумя пальцами и не налили стопку водки. Вы посадили меня за стол вместе с семьей, вы вникали в мои трудности, вы помогли мне во многом разобраться, обрести себя“.

Тогда я осознала четко, что отношение людей к моей беде — это не просто сочувствие, это отдача сегодня за далекое вчера. Причем я никогда не думала, что эта отдача будет нужна, я всегда относилась к ним бескорыстно.

Конечно, далеко не всегда мне платили за добро добром. Были и у меня тяжелые минуты, были минуты ожесточения, утраты веры в человека, но я всегда понимала: никогда не нужно отвечать на удары ударами. Зло можно убить только добром. Измену можно вычеркнуть из жизни только благородством. И это нужно в первую очередь тебе самому.

Мой муж не просто предал меня, он ответил злом на мое добро. И несмотря на то, что во мне, конечно же, „работало“ женское самолюбие, жажды мести не было. Нет и сейчас злорадства (его новая жизнь не состоялась, он одинок, утратил друзей и родных).

Я с Вами совершенно согласна: надо уметь сохранять себя и в поражении. Тогда, даже побежденная, ты не будешь повержена.

Я написала Вам сумбурное письмо, письмо после бессонной ночи, когда я разговаривала с моей молодой подружкой и все полнее понимала: моя жизнь — не ошибка…

В этом письме автор, в сущности, рассказывает о себе немного. И в то же время он рассказывает о себе все. Перед нами лишь один — последний во времени — акт человеческой драмы, и перед нами в то же время исчерпывающе полная картина одной человеческой жизни.