Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия» Страница 44

«Сам того не подозревая, он проторил дорогу целому направлению в отечественной и зарубежной словесности. Маяковский, Цветаева и даже знаменитый Джойс со своим «Улиссом» могут быть отнесены к его ученикам. Белый со своими грандиозными замыслами спешил реализоваться. И что ни вещь из-под его пера — то событие, главное из которых стал самый авангардный роман XX века «Петербург».

Легкой, танцующей походкой, с венчиком белесых кудерков, с «сапфировыми глазами», Белый мотыльком порхал между российскими столицами и по заграницам то среди эсхатологов-соловьевцев, то в обществе антропософов-штейнерианцев, всех удивлял и очаровывал. Многие считали его просто сумасшедшим…» («Серебряный век». Киев, 1994).

Я — просторов рыдающих сторож,Исходивший великую Русь,

— так представлял себя сам Андрей Белый. И в сборнике «Пепел» можно найти такие сверхжесткие слова, обращенные к родине:

Те же росы, откосы, туманы,Над бурьянами рдяный восход,Холодеющий шелест поляны,Голодающий, бедный народ…Те же возгласы ветер доносит;Те же стены несытых смертей Над откосами косами косят,Над откосами косят людей.Роковая страна, ледяная,Проклятая железной судьбой, —Мать Россия, о родина злая,Кто же так подшутил над тобой?

Для контраста можно сравнить с тем, что писалось в сталинскую пору. У меня есть книжечка «Песни Страны Советов», изданная в 1940 году, и там все совсем иное: «Шумят плодородные степи, текут многоводные реки…» (слова М. Исаковского), «На просторах родины чудесной, закаляясь в битвах и труде…» (А. Сурков) и вообще: «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер…» (В. Лебедев-Кумач). У Андрея Белого все другое, пессимистическое и мрачное:

Довольно: не жди; не надейся —Рассейся, мой бедный народ!В пространство пади и разбейсяЗа годом мучительный год!Века нищеты и безволья,Позволь же, о родина-мать,В сырое, в пустое раздолье,В раздолье твое прорыдать…

Вот вам два подхода к жизни: ликованье и рыданье. «Вся страна ликует и смеется, и весельем все озарены…» (песня «Спасибо» на слова Н. Добровольского) — и все тот же Андрей Белый:

Туда, — где смертей и болезнейЛихая прошла колея, —Исчезни в пространство, исчезни,Россия, Россия моя!

Так что у каждого из нас есть выбор, как смотреть на Россию — со взрыдом и всхлипом или, напротив, с умилением и восторгом. Кому что ндра…

А пока вы пытаетесь определиться, предстает в своем величии и блеске, несколько окутанный «цветным туманом» Александр Блок.

«Нравится мне его строгое лицо и голова флорентийца эпохи Возрождения», — признавался в своих воспоминаниях Максим Горький. Откуда «голова флорентийца» и «античный локон над ухом» (это уже Ахматова)? Мать поэта из русского рода Бекетовых, отец — Александр Львович Блок — юрист, профессор Варшавского университета, из семьи обрусевших немцев. Полунемец, выходит? «Он был похож на германских поэтов — собирательное из Гёте и Шиллера», — вспоминает о Блоке актриса Веригина.

Друг Блока поэт Вильгельм Зоргенфрей (отец — немец, мать — армянка) так представлял Александра Блока: «В сочетании прекрасного лица со статною фигурой, облаченной в будничный наряд современности — темный пиджачный костюм с черным бархатом под стоячим воротником, — что-то говорящее о нерусском севере, может быть — о холодной и таинственной Скандинавии».

Ах, эти гены! Прапрадед поэта Иоган фон Блок, родом из Мекленбурга-Шверина, был медиком и поступил на русскую службу полковым врачом в середине XVIII века. Отец Александр Львович был сложным человеком и в этой своей сложности не раз бил мать поэта, Александру Андреевну. Они разошлись, и мать Блока вышла замуж во второй раз за Франца Феликсовича Кублицкого-Пиоттуха, поручика лейб-гвардии.

Родовое гнездо матери — Шахматово, где было удивительное сочетание барственности и «народолюбия». Дед поэта, Бекетов, отрицательно относился к немцам, хотя и признавал великие заслуги их писателей, философов и ученых. «То ли дело французы! — восклицает Мария Бекетова, тетка Блока, в своих мемуарах «Шахматово. Семейная хроника». — Этих он любил страстно, а к Парижу питал особую нежность», что и зафиксировал в стихах Александр Блок:

Деды дремлют и лелеют Сны французских баррикад.Мы внимаем ветхим дедам,Будто статуям из ниш:Сладко вспомнить за обедомСтарый пламенный Париж.

Для внука, то есть для Александра Блока, на первом месте была любимая и обожаемая Россия. Судьба Блока и судьба России слились воедино. Об этом писал в своих воспоминаниях Борис Зайцев:

«В предвоенные и предреволюционные годы Блока властвовали смутные миазмы, духота, танго, тоска, соблазны, раздражительность нервов и «короткое дыханье». Немезида надвигалась, а слепые ничего не знали твердо, чуяли беду, но руля не было. У нас существовал слой очень утонченный, культура привлекательно-нездоровая, выразителем молодой части ее — поэтов и прозаиков, художников, актеров и актрис, интеллигентных и «нервических» девиц, богемы и полубогемы, всех «Бродячих собак» и театральных студий — был Александр Блок. Он находил отклик. К среде отлично шел тонкий тлен его поэзии, ее бесплодность и размывчивость, негероичность. Блоку нужно было бы свежего воздуха, внутреннего укрепления, здоровья (духа).

Откуда бы это взялось в то время? Печаль и опасность для самого Блока мало кто понимал, а на приманку шли охотно — был он как бы крысоловом, распевавшим на чудесной дудочке — над болотом».

А кругом, куда ни кинешь взгляд, —Ночь, улица, фонарь, аптека.Бессмысленный и тусклый свет.Живи еще хоть четверть века —Все будет так. Исхода нет.

Многие стихи Блока — о России, которая предстает то женой («О, Русь моя! Жена моя!..»), то подругой, то девушкой «разбойной красы», но всегда этот женский образ в слезах, в страдании, в борении и плаче:

О, нищая моя страна,Что ты для сердца значишь?О, бедная моя жена,О чем ты горько плачешь?

А плакать и маяться есть, конечно, о чем, это — сама история России с ее кровью и трагизмом.

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…Вольному сердцу на что твоя тьма?Знала ли что? Или в бога ты верила?Что там услышишь из песен твоих?Чудь начудила да Меря намерилаГатей, дорог да столбов верстовых…Лодки да грады по рекам рубила ты,Но до Царьградских святынь не дошла…Соколов, лебедей в степь распустила ты —Кинулась из степи черная мгла…За море Черное, за море БелоеВ черные ночи и белые дниДико глядится лицо онемелое,Очи татарские мечут огни…Тихое, долгое, красное заревоКаждую ночь над становьем твоим…Что же маячишь ты, сонное марево,Вольным играешься духом моим?

Все кончилось, как известно, кровавой революцией. Старая культура была разрушена, а мечты Блока о превращении «России в новую Америку» не осуществились. Вместо Америки — подвалы ЧК, экономическая разруха, новая бюрократия, цинизм и аморальность,

И вечный бой!Покой нам только снитсяСквозь кровь и пыль…Летит, летит степная кобылицаИ мнет ковыль…

Вечное поле Куликово и вечный бой — какое прозрение поэта! Бой с врагами, бой за коллективизацию, за индустриализацию, федерацию-хренацию и еще бог знает за что, но только бой и бой, сражение за сражением, битва за битвой (за урожай, за Сталинград, за технический прогресс и т. д.).

И черная, земная кровьСулит нам, раздувая вены,Все разрушая рубежи,Неслыханные перемены,Невиданные мятежи.

Вот историческое «Возмездие» за гордыню, за имперские амбиции, за русскую национальную идею, за третий Рим… А Блок?

А это кто?Длинные волосыИ говорит вполголоса:— Предатели!— Погибла Россия!Должно быть, писатель —Вития…

Автору «Двенадцати» в новой жизни не нашлось места: он оказался ненужным новой власти. Перед смертью Блок записывал в дневнике: «Слопала-таки, поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка».

Слопала матушка Блока, слопала.И не поперхнулась даже…Но что посыпать голову пеплом?..Не он первый, не он последний…

А мы с вами всматриваемся в новую фигуру — в лидера русского символизма Валерия Брюсова. Брюсов без всяких там немецких корней. Чисто нашенский. Русский. Дед поэта Кузьма был крепостным графа Брюса, у которого много лет состоял буфетчиком. Отец Яков Кузьмич. Мать — Матрена Александровна, женщина русская, но обожавшая читать французские романы.