Сергей Кремлёв - СССР — Империя Добра Страница 44

ПОСЛЕВОЕННОЕ восстановление страны выявило это с ещё большей, пожалуй, ясностью, чем предвоенная её реконструкция! И этот несомненный факт уже не просто тревожил всех внешних врагов России.

Этот факт их уже просто страшил.

В январе 1933 года на объединённом Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин приводил ряд высказываний буржуазной прессы в ноябре 1932 года о первой пятилетке:

«Нью-Йорк таймс»: «Пятилетний промышленный план, поставивший своей целью сделать вызов чувству пропорции, стремящийся к своей цели „независимо от издержек“, как часто с гордостью похвалялась Москва, не является в действительности планом».

«Дейли Телеграф»: «Если рассматривать план как пробный камень для „планируемой экономики“, то он… потерпел полный крах».

«Файненшл Таймс»: «Сталин и его партия в результате своей политики оказываются перед лицом краха системы пятилетнего плана и провала всех задач, которые он должен был осуществить».

Хотя уже тогда та же Financial Times признавала:

«Успехи, достигнутые в машиностроительной промышленности, не подлежат никаким сомнениям… Не надо забывать, что прежде Россия производила только самые простые машины и оборудование…»

А далее орган деловых кругов лондонского Сити писал, что, хотя абсолютные цифры ввоза в СССР машин и инструмента увеличиваются, пропорциональная доля импортированных машин по сравнению с долей произведённых в СССР постоянно уменьшается, что СССР сумел создать свою автомобильную и электротехническую промышленность, что он уже не зависит от импорта сельскохозяйственных машин и «создал производство орудий и инструментов, которое охватывает всю гамму от самых маленьких инструментов большой точности и вплоть до наиболее тяжёлых прессов…».

Уже в результате первой пятилетки Россия, по выражению Сталина, «пересела с обнищалой мужицкой лошадки на лошадь крупной машинной индустрии».

Вторая довоенная пятилетка и начавшаяся до войны третья должны были пересадить Россию — продолжая это сравнение — с лошади крупной машинной индустрии на большегрузный индустриальный автомобиль.

Страшная разруха войны могла, казалось бы, погасить огни Советской Вселенной. В декабре 1941 года выплавка чугуна в СССР уменьшилась по сравнению с июнем 1941-го в 4 раза, производство стали — в 2,8 раза, проката чёрных металлов — в 3 раза, шарикоподшипников — в 21 (двадцать один) раз.

В 1942 году производство промышленности строительных материалов составляло 26 % от довоенного, поднявшись к 1944 году до отметки в 35 % от довоенного уровня. В 1945 году были восстановлены многие из разрушенных предприятий строительной индустрии, расширены старые и пущены новые, однако положение оставалось по-прежнему тяжёлым. Выпуск строительных материалов в целом составлял 41 % от довоенного (цемента — 31,6 %, кирпича строительного — 26,7 %, извести строительной — 38,9 %, шифера асбоцементного — 40,8 %, мягкой кровли — 56,1 %, труб асбоцементных — 38,5 %, стекла оконного — 52,1 %). Выпуск отдельных видов строительных машин варьировался от 0,8 до 11,1 % от довоенного.

А строить надо было!

И строили, доводя отметку по сравнению с 1940 годом вначале до ста процентов, а потом быстро переваливая через эту отметку и идя вперёд.

Для Америки война характеризовалась другими цифрами. Прибыли американских корпораций в 1945 году возросли по сравнению с 1938 годом в 5,8 раза и составили за период с 1940 по 1945 год 117,2 миллиарда долларов. В нынешних ценах это не менее триллиона!

То есть на Соединённые Штаты Америки в ходе войны пролились потоки золота. Золотые брызги долетали даже до широких масс — наученные Октябрём и мировым кризисом 30-х годов, американские «хозяева жизни» теперь понимали необходимость делиться с массой хотя бы крохами, а если надо — отдавать и больше, чтобы большая половина доставалась всё той же «золотой элите».

Америка вновь — как и после Первой мировой войны, пришла в Европу хозяином и так же, как после Первой мировой войны, намеревалась доить Европу, публично давая ей по плану Маршалла на восстановление доллар и втихомолку получая на этот доллар два, а то и три — не считая политических преференций.

Россия в ходе войны пролила потоки крови, слёз и пота. Одной сплошной развалиной стали Сталинград, Севастополь, Новороссийск, Керчь… Были разрушены ансамбли Петродворца и ценнейший памятник русской архитектуры XVII века — Новоиерусалимский монастырь под Истрой… Руины былых прекрасных зданий обезобразили Киев и Одессу, Ростов и Харьков, Минск и Днепропетровск, Запорожье и Тулу, Сталино и Смоленск, Витебск и Ворошиловград, Херсон и Псков, Калинин и Таганрог… Тысячи деревень и сёл сохранились лишь на довоенных картах, в десятках тысяч населённых пунктов — от городов до хуторов — жизнь была уничтожена частично… Были разбомблены или взорваны сотни только крупнейших предприятий в европейской части СССР, в том числе: «Запорожсталь» и «Криворожсталь», киевский завод «Арсенал», Запорожский авиамоторный завод, Сталинградский и Харьковский тракторные, Краматорский завод тяжёлого машиностроения, шахты Донбасса, верфи Николаева и Херсона… Через огромный провал в плотине Днепрогэса вновь прорывались днепровские воды, уже не отдавая народу свою мощь, а — как и ранее — бесполезно. Вновь обнажились пороги, закрыв судоходство на Днепре…

Казалось, сбываются самые смелые планы интернациональной, и прежде всего англосаксонской «золотой элиты» — обессилить русских руками немцев, обессилив при этом и немцев.

Но Россия — эта полуразорённая и полуголодная страна, в считаные годы, без внешней помощи, закабаляющей прочнее, чем военный захват, не просто достигла довоенного уровня производства, но к 1950 году обеспечила себе превышение валового общественного продукта по сравнению с 1940 годом в 1,67 раза, то есть — на две трети!

Было отчего пугаться «золотой элите» капиталистического мира.

Я НЕ СМОГУ даже близко к тому, что тогда было, описать те годы так, чтобы это, описание отвечало духу той эпохи. Очень сложно в двух-трёх абзацах или даже на двух-трёх страницах описать советские 50-е годы так, чтобы даже изначально, с рождения, несчастный обитатель двуглавой путинско-медведевской «Россиянии», знакомый с ощущением счастья лишь по наркотическому трансу, мог бы хоть как-то представить себе то ежедневное ощущение полноты жизни, которое испытывали граждане Советской Вселенной в начале 50-х годов XX века.

Та временная точка, с которой помню себя я, определена достаточно точно. Это весна 1954 года в Харькове, где мой отец учился в Харьковском институте инженеров железнодорожного транспорта. В день празднования Советской Украиной 300-летия воссоединения Украины с Россией мне было примерно два с половиной года. В Харькове, первой столице Советской Украины, в тот день на улицах играли оркестры, проходила массовая праздничная демонстрация, вечером гремел артиллерийский салют, и я это помню точно — детской памятью, а не по рассказам. Я помню ещё лишь восстанавливающийся символ нового Харькова — конструктивистское здание Госпрома на площади Дзержинского. Он был построен в 30-е годы по проекту братьев Весниных. Я помню густые клумбы анютиных глазок в парке Шевченко…

И уж тем более я помню более поздние 50-е годы. Владимир Путин, родившийся со мной день в день — 7 октября, однако на год позже, помнит почему-то «прелести» ленинградской улицы, ставшей, по его же словам, его «университетами», а мне помнится другое: школа, где каждый учебник был как дверь в то или иное знание; детские книги с прекрасными иллюстрациями Владимирского, Сутеева, Конашевича, Лебедева; спичечные коробки с наклейками: «Первая в мире атомная станция», «Шагающий экскаватор», «Первый в мире атомный ледокол „Ленин“», «Пассажирский самолёт „Ту-104“», а потом — «Первый искусственный спутник Земли», и почти сразу — второй, третий спутник, собака Лайка, первое живое существо, попавшее с Земли на орбиту искусственного спутника Земли…

Советская Вселенная жила тогда так человечно, как до этого не жило никогда и нигде ни одно реальное общество в мировой истории. Если объективно проанализировать период жизни СССР примерно с начала 50-х до конца 60-х годов, то, взяв любой социальный разрез, можно увидеть, что СССР тех лет был, безусловно, далёк от идеального, всесторонне развитого и справедливого общества, однако в то время СССР был единственным реально, а не в мечтаниях социалистов-утопистов существовавшим на планете организованным сообществом людей, достойным называться гуманистическим обществом, ориентированным на развитие человека и его способностей.

Единственным!

В СССР — когда он уже достаточно материально и духовно развился благодаря усилиям своих народов и ещё не начал духовно, а затем и материально деградировать в результате действий сил Мирового Зла, концентрация Добра, причём деятельного и влиятельного Добpa, была беспрецедентно большой по сравнению с любым другим предшествующим или последующим периодом в истории человечества.