Андрей Малыгин - Крымский узел Страница 45

В принятой 28 июля 1996 года новой Конституции Украины проблема статуса крымских татар не получила какого-либо специального освещения. Ст.24 Основного Закона провозгласила, что «граждане имеют равные конституционные права и свободы и равны перед законом. Не может быть привилегий и ограничений по признакам расы, цвета кожи, политических, религиозных и иных убеждений, пола, этнического и социального происхождения, имущественного положения, места жительства, по языковым и иным признакам».[387] Правда, понятие «коренного народа» все же попало в украинскую Конституцию, однако без какой-либо конкретной привязки, согласно формулировки ст. 11 «Государство содействует консолидации и развитию украинской нации, ее исторического сознания, традиций и культуры, а также развитию этнической, культурной, религиозной самобытности всех коренных народов и национальных меньшинств Украины».[388]

Наиболее существенным моментом, вызывавшим трения между Меджлисом и украинскими властями, была проблема предоставления гражданства большому числу крымских татар, вернувшихся после 1991 года. Как уже было сказано, украинским законодательством предусматривалась довольно сложная система обретения гражданства, затруднявшая путь к нему для большого числа крымских татар. Это вызывало многочисленные нарекания со стороны международных наблюдателей, а так же привело к тому, что Меджлис объявил бойкот выборам в местные советы в 1996 году (заявив, что эта акция не носит антигосударственного характера). Впоследствии процедура получения украинского гражданства крымскими татарами была существенно упрощена, но появились новые предметы разногласий между Киевом и Меджлисом.

В частности, ВС Украины принял новый закон о выборах ВС Крыма, который упразднял квоты для татар в представительном органе полуострова. Попытки организовать противодействие этим решениям со стороны Меджлиса не увенчались успехом (в марте 1998 года Меджлис попытался организовать блокирование железнодорожных путей, но эти действия были пресечены милицией, а против их организаторов возбуждены уголовные дела). Представительный орган татар вынужден был смириться с решениями тех, чьим союзником на протяжении нескольких лет являлся.

Не продвинулась в сторону решения и проблема признания Киевом Меджлиса, который с точки зрения украинского законодательства не имеет права на существование, по крайней мере, в виде политической организации, обладающей официальным статусом. Со стороны украинских властей такой акт создавал бы нежелательный прецедент появления на территории государства институтов, не предусмотренных законами Украины, к тому же к концу 90-х годов возникли большие сомнения в том, отражает ли Меджлис интересы всей крымскотатарской общины (альтернативной Меджлису является, например НДКТ, которое отказывает ему в праве выступать от имени всех крымских татар). Напомним, что лидеры Меджлиса рассматривают эту организацию как «полномочный представительный орган», документы, регламентирующие ее деятельность, позволяют говорить о том, что она задумывалась, как структура, альтернативная официальным государственным институтам и призванная в известной степени подменить их. Ее легализация не только бы породила проблему взаимоотношений этого органа с официальными государственными, но и вызвала бы цепную реакцию создания разного рода «самоуправлений» по этническому признаку (как известно, второй подобной организацией стала т. н. «Дума русской общины», которая была создана как аналог Меджлиса, и хотя ее деятельность не получила развития, сам по себе прецедент достаточно показателен). Непризнание Меджлиса в качестве «полномочного представительного органа», однако, не означает вообще отсутствие реального статуса у этой структуры. Власти Крыма и Украины закрывают глаза на то, что Меджлис не зарегистрирован в Министерстве юстиции, и осуществляют контакты с ним как с общественной организацией. При этом в прессе неоднократно высказывалось мнение о том, что между властями и Меджлисом установился негласный паритет, выгодный как функционерам Меджлиса, так и чиновникам.[389]

«Внешняя политика» Меджлиса включает в себя три основные линии. Первая — контакты с непризнанными государствами (не всеми подряд, а тщательно подобранными), образовавшимися как на развалинах СССР, так и за его пределами. Наиболее показательными являлись здесь контакты с Чечней. С самого начала конфликта Меджлис однозначно и недвусмысленно поддержал «борьбу чеченского народа с российским империализмом». Известно, что некоторые крымские татары участвовали в войне на стороне Чечни, а также то, что чеченские боевики находили пристанище в семьях активистов Меджлиса. Портреты Д. Дудаева являются неотъемлемым атрибутом татарских митингов, а события зимы 1997 года свидетельствуют о том, что татарские радикалы не прочь взять на вооружение и методы борьбы чеченцев.

Кроме кавказского (восточного) направления, Меджлисом отрабатывалось и юго-западное направление. Еще в начале 1993 года М. Джемилев совместно с тогдашним руководителем Гагаузской республики (Молдова) С. Топалом совершил визит в Турецкую республику Северного Кипра (после оккупации турецкии войсками северной части Республики Кипр в 1975 году здесь было провозглашено так называемое «Турецкое федеративное государство Кипр». В 1983 г. Оккупированная турецкими войсками территория острова — 40 % его площади — получила название «Турецкая республика Северный Кипр») Крымскотатарская и гагаузская делегации были приняты главой Северного Кипра Рауфом Денкташем и другими высшими должностными лицами этого непризнанного государства.[390] Вопрос международного признания, как видно, актуален не только для Меджлиса. Примечательно, что его представители активно знакомятся с «опытом» других непризнанных де-юре правительств. Такой обмен опытом происходит и в рамках Организации Непредставленных Наций и Народов (ОННН), куда Меджлис входит как представительный орган крымскотатарского народа.

Вторая линия международной активности Меджлиса направлена на установление прочных контактов с Турецкой республикой. В 1993 году посол Турции в Украине Аджар Ирмен заявил следующее: «Вопрос о том, насколько хорошими будут отношения Турции с Украиной, непосредственно связан с Крымом. Крымские татары могли бы быть связующим звеном для укрепления этих взаимоотношений».[391] А вот цитата из Доклада о внутренней и внешней политике, сделанного президентом Турецкой республики С. Демирелем на открытии очередной сессии Великого Национального Собрания (парламента) Турции в сентябре 1994 года: «Отныне крымскотатарский вопрос, не давая повода для беспокойства ни одной из сопредельных стран, занял место в повестке дня Турции».[392] Следует отметить, что представителей Меджлиса крымскотатарского народа в Турции принимают на самом высшем уровне, как официальные государственные делегации. Имел место даже случай, когда М. Джемилев (а не мэр города или какое-либо официальное лицо) вел переговоры о заключении побратимских отношений между Бахчисараем и турецким городом Чаталджа, а также совместно с Министром здравоохранения Украины подписал протокол о строительстве в Крыму турецкой фабрики по производству медикаментов.[393]

Визит Джемилева в Турцию в 1996 году был вообще весьма курьезным: несмотря на то, что лидер Меджлиса прибыл в составе официальной делегации, которую возглавлял тогдашний крымский премьер А. Демиденко, именно его восприняли в Турции как высшее должностное лицо Крыма.

Третья линия заключается в поддержании регулярных контактов с различными международными и зарубежными организациями. Практически ни одна зарубежная делегация, посещающая Крым, не избежала контактов с Меджлисом, в то время как до 1994 года довольно часто контакты с официальными крымскими властями у таких делегаций могли отсутствовать.

В начале мая 1997 года Меджлис стал членом Федерального Союза Европейских национальных меньшинств.[394]

Внешнеполитические успехи Меджлиса крымских татар, однако, не повлекли за собой успехов экономических. Как отмечала газета «Авдет»: «Крымские татары очень рассчитывали на то, что открытие в Крыму представительств ряда международных организаций ускорит процесс оказания помощи репатриантам со стороны мирового сообщества. Тем более, что Симферополь (и официальный и неофициальный) получал заверения такого рода. Сначала было ошеломляющее обещание Турции построить 1000 квартир для крымских татар, затем конференция в Женеве, на которой страны доноры выразили готовность выделить около 100 млн. долл. на нужды репатриантов и, наконец, презентация рассчитанной на пять лет программы ООН развития и интеграции Крыма, предусматривавшей инвестирование 15–20 млн. долл. в Крым.