Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #6 Страница 45

Смотри, из этого окна

Ему видна была Россия,

Была судьба её видна…

Времена распада, болезни нашей Родины, приходящиеся на бурные и одновременно печальные 90-е годы прошлого столетия, нашли ёмкое и точное отражение в стихах Дмитрия Мизгулина. Сгустками боли такие стихи прорезают общую канву избранных стихотворений, оттеняя лирику и философию, цементируя драматическую историю России ХХ века.

На Родине - как на вокзале -

Сумятица и суета,

И сумрак в прокуренном зале

Такой - не видишь ни черта.

И кому из нас была не видна, не понятна, не знакома эта боль? При этом

в слове “знакома” так и напрашивается сделать акцент на “знаке”, “знаковости”, ибо такой подход определяет, подчёркивает степень значения событий.

Россия пьёт запоем, тяжело,

Как женщина, с надрывом,

безнадёжно,

С протяжным плачем, будто бы назло,

И, кажется, спасенье невозможно.

Оттого и “Тесно стало на кладбищах русских”. Так тесно, что “Места для боли в душе не осталось…”

Пламя пожара уже отметалось.

Нынче и пепел остыл.

Было Отечество. Было - и нету…

Ветер гуляет по белому свету

Между остывших светил.

Но русский поэт не был бы русским поэтом, если бы не помнил гордое слово Русь, не верил бы в неё, как Тютчев. Кстати, Дмитрий Мизгулин весьма оригинально продолжил строки великого русского поэта:

Умом Россию не понять,

А если нет ума - тем боле…

Поэт верит в Россию, как верят в Бога. Иначе жизнь теряет смысл. Так верили наши предки, коим досталось никак не меньше лиха, чем нам, и они не раз поднимали многострадальную Родину из пепла.

Но вновь восстали, поднялись

Из пепла города России,

И купола тянулись ввысь

Ажурные и золотые…

Однако, несмотря на светлую веру, Мизгулин не может отогнать тревожные мысли о будущем страны:

Законы вечные природы

Не отменить. Не осмеять.

Другие, видимо, народы

Россию будут населять.

Печальна участь человечья,

Уйдём, неся свою вину.

И незнакомые наречья

Нарушат храмов тишину.

Вроде бы нечего возразить на эти мрачные пророчества. Но у поэта есть главное богатство - язык. И он обращается к нему, чтобы развеять тягостные предчувствия:

Не решай судьбу иных столетий,

Не гадай о будущем в тоске,

Слушай, как степной полынный ветер

Говорит на русском языке.

Ещё одна опора, на которой удерживается поэтический мир Дмитрия Мизгулина, - вера. Красота и полёт русских храмов золотыми куполами в безбрежное небо поднимаются из стихов поэта. Они, как свечи, зажжённые во Славу Божию. И тот, чьё сердце бьётся в единой гармонии с Нагорной проповедью, входя в храм, знает:

Здесь не обдумывают речи.

Здесь и покой, и тишина.

Мерцая, тускло тают свечи,

Как непрощённая вина…

На паперти сидит старуха,

Прохожий сумрачный идёт…

Пусть теплота Святого Духа

На нас, сердешных, снизойдёт…

У души своя география. Особенно у души поэта. И в общей географии поэтической России у Мизгулина есть своя река. А если верить названию одного из сборников поэта - две реки. Скажем, это могут быть Иртыш и Нева, питающие поэтический мир Дмитрия Мизгулина.

И всё же поэзия души пишется на безбрежном русском небе. Низком и усталом - на Югорском севере, тревожном и ветристом - над Питером (с заметным сквознячком из Петрова окна), на глубоком, намоленном и вечном - над всей Россией.

И полетит душа легка

Туда, где обитают души,

За грозовые облака…

Ибо

…Земные дни во мгле верша,

О небе думает душа.

И вместе с Дмитрием Мизгулиным я повторяю:

Нам всем конец? Не верю!

Рассеется мираж…

Крадущемуся зверю

Читаю “Отче наш”!

Русский композитор Валерий Гаврилин говорил: “Отличить настоящее от подделки просто: перестаёшь чувствовать себя чужим, знаешь, что сосед справа чувствует то же, что и ты…” Так было со мной, когда я углубился в книги Мизгулина: я чувствовал то же, что и он. По слову того же Гаврилина, русский характер складывается из “…святого отношения к жизни, из мудрости, из веселья, из лукавства, из зла, из борьбы с самим собою, из любви и из некоторых фантазий, которые переживает каждый русский человек”. Всё это есть у Мизгулина, поэтому он понятен и близок самому широкому кругу читателей, а я всего-навсего попытался сделать этот круг ещё шире.

Горноправдинск, Югра, 2007

ЛЕВ КОНОРЕВ «ВСЁ ПРОЙДЁТ, А КНИГА ОСТАНЕТСЯ…»

(Из воспоминаний о Евгении Носове)

В одну из последних наших встреч в Курске Евгений Иванович Носов рассказал мне прелюбопытный эпизод из писательской жизни своего иркутского друга Валентина Распутина. Оказывается, публикация в «Нашем современнике» распутинской повести «Прощание с Матёрой» не осталась без пристального внимания в «верхах», более того, вызвала серьёзное недовольство, вследствие чего Распутин был вызван в ЦК партии.

- Пригласил его на беседу, так это у них называется, секретарь ЦК Зимянин, - рассказывал Евгений Иванович. - Сразу начал пытать Валентина: для чего, мол, написана эта повесть, странная она какая-то и чуждая нашим устоям, непонятно, какую цель преследовал автор… Ну и т.д. и т.п. Валентин сначала отважно ринулся в защиту своего творения, стал объяснять, в чём смысл написанного, но Зимянин не захотел его выслушать, то и дело перебивал и гнул своё… И тогда Валентин - надо знать его характер - сразу замкнулся, ушёл в себя и больше уже не проронил ни слова. Как ни пытался потом партийный босс вызвать Валю на доверительный разговор, ничего не вышло. И завершилась эта, с позволения сказать, «беседа» одним лишь назидательным монологом Зимянина, а упорно молчавший Валентин так и остался при своём убеждении…

Рассказывал это Евгений Иванович со слов знакомой столичной журналистки, позвонившей ему домой, и были в его пересказе огорчение и обида за близкого ему собрата по перу. А закончил он собственным грустным комментарием:

- Вот уж дожили, так дожили: надо теперь ещё объяснять, о чём написана твоя книжка…

Я живо припомнил тот давнишний и полузабытый разговор, когда просматривал посмертное 5-томное собрание сочинений Е. И. Носова и в заключительном, пятом томе среди множества опубликованных носовских писем увидел письмо, адресованное В. Распутину. Оно примечательно тем, что в нём Евгений Иванович ведёт речь со своим иркутским другом как раз о том самом эпизоде в ЦК.

«От В. Помазневой (звонила домой) узнал, что тебя приглашали в «верха» на беседу, - пишет Е. Носов и тут же дружески подбадривает: - Как говорят, «не бери в голову», не принимай близко к сердцу. Всё пройдёт, даже уйдут сами беседчики, а книга твоя останется. Её теперь ни огнём, ни топором…».

И далее писатель рассказывает В. Распутину о непредвиденной реакции местного курского начальства на поступившую в книжные магазины повесть «Прощание с Матёрой».

«Любопытно, что само начальство хватало твою книжку в лихорадочном ажиотаже, - сообщает Е. Носов. - В Курске она так и не попала в продажу - разошлась из-под прилавка, так что если и пытаются ворчать на тебя за «Матёру», то чисто формально, сами не веря в свои слова».

Вот она, изнанка аппаратных «беседчиков» и иже с ними! Мудрый писатель Носов «просвечивал» их, как на рентгене, насквозь своим проницательным, всепроникающим взглядом. И как прозорлив, дальновиден он был в ту не столь уже давнюю пору, именуемую теперь застоем. Вот сейчас, по прошествии трёх десятилетий, думаешь: ну и где они, в самом деле, эти «беседчики», что осталось от них?.. А книга (книги!) Валентина Распутина, как и других близких ему по духу мастеров слова, оставшихся верными себе, сохранивших приверженность правде и народу своему, живут и поныне, не утратив своей изначальной значимости, и сейчас волнуют умы и сердца людей.

Говоря об эпизоде «допроса с пристрастием» В. Распутина, я совсем упустил из виду, что подобную же нешуточную «проработку» в своё время испытал и Е. Носов. Произошло это, правда, на местном, областном уровне.

Формальным поводом к «разборке» послужила публикация в «Правде» в юбилейном 1967-м году (50-я годовщина советской власти) критической статьи о журнале «Новый мир», в котором были напечатаны рассказы

А. Солженицына, в частности, получивший большой резонанс рассказ «Матрёнин двор». В ту пору в «Новом мире» впервые опубликовался и Е. Носов. Это были остросоциальные рассказы «Объездчик» и «За лесами, за долами». Они-то и стали мишенью, в которую нацелили свои критические стрелы члены существовавшей тогда в Курской писательской организации немногочисленной оппозиционной группы. Логика их рассуждений была тверда, как железобетон. О чём сигнализирует партийная печать?.. О засилии в «Новом мире» произведений космополитических и очернительских. Носовские рассказы опубликованы в этом же неблагонадёжном журнале, следовательно, им тоже присущи черты космополитизма и очернительства… И начались злопыхательские наскоки на писателя.