На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения - Сергей Юрьевич Катканов Страница 45

изображать лик Христов. Читаешь Евангелия и всей душой чувствуешь, как прекрасен Господь. Прекрасен невыразимо, неизъяснимо, непередаваемо. Даже величайшему гению человеческого духа и то вряд ли дано реалистично показать, каким был Христос. Да ведь тут мало гения, тут нужна святость. Впрочем, святой человек ни когда не взялся бы за такую работу, понимая ее невозможность. Но для провинциального богомаза нет ни чего невозможного. Христа нарисовать? Да раз плюнуть, прости, Господи. И вот сегодня в храмах мы любуемся на эти памятники бездуховности и кощунственной дерзости. Кому они помогут молиться? Глядя на эти лики, начинаешь понимать, откуда взялось гадкое большевистское словечко "Иисусик".

Речь идет вовсе не об уровне мастерства, а о том, что не бывает такого уровня мастерства, которого в данном случае оказалось бы достаточно. Иные лики Леонардо столь же кощунственны, как и мазня провинциальных художников. Иконописный канон избавлял изографов от этой проблемы. Настоящий изограф ни когда не дерзал показать Христа или Пресвятую Богородицу, он символически их изображал, он давал православным знак, а не картину. А это возможно и без большого таланта, и без личной святости, тут не обязательно быть Андреем Рублевым, достаточно быть церковным человеком и понимать, что перед твоим образом люди будут молиться, и твоя задача помочь им в этом. Если изограф имеет личный опыт молитвы и хотя бы средние художественные навыки, он сделает то, что надо. Вершин не достигнет, но этого с него и не спрашивают, храм – не галерея.

Как все-таки замечательно, что сейчас в вологодских храмах начинают появляться современные иконы, написанные по древнему византийскому канону. Они разного уровня, но это воистину настоящие иконы. Перед ними чувствуешь себя в мире молитвы, в мире православия. И как скребет по душе, как оскорбляет религиозное чувство безбожная мазня XVIII – XIX веков, которой до сих пор полно в наших храмах. Ну уберите же это наконец.

Символичная история

Что такое обновленческие тенденции в Церкви, стремление сделать православие более современным? Все они в конечном итоге сводятся к попытке примешать к нашей вере чуточку безбожия. Не правда ли, если добавить к православию немного атеизма, оно будет выглядеть куда более респектабельно. Надо же шагать в ногу со временем.

Но мы, дремучие ортодоксы и фундаменталисты, тупо пытаемся шагать в ногу с вечностью. Мы понимаем, что дух времени это дух безбожия. И мы не хотим украшать православие плодами расцерковленного сознания. В Церкви нет и не может быть ни чего не церковного. Но в наших храмах мы с величайшей горечью порою не только видим, но и слышым нечто совершенно не церковное.

Как порою выделываются и выдрючиваются наши певчие на клиросе – это же просто уму непостижимо. Веке в XIX многие весьма далекие от Церкви композиторы написали музыку для православной литургии. Людей не церковных вообще постоянно мучает странный зуд – желание что-то в Церкви улучшить. Они неспособны понять, что такое литургия, да и не хотят они это понимать, но они уверены, что музыка литургии могла бы быть и получше, посовременнее. Как-то купил на виниловом еще диске литургию Иоанна Златоуста на музыку композитора Грекова. Это нечто чудовищное. Резкие повышения тона, дикие выкрики не вызывают ни чего, кроме желания вызвать милицию. Под это принципиально невозможно молиться. А Грекову-то что? Он и не пытался.

То, что сейчас исполняется на клиросе порою ненамного лучше. Такие концерты закатывают, что хоть из храма беги. Заливаются соловьями на несколько голосов, порою одно слово тянут столько, что за это время можно неторопливо произнести несколько фраз. Это зачем? А это искусство. Клиросные явно не понимают, где находятся и что делают. Как-то затянули "Символ веры" на такую замысловатую мелодию, что верующие растерянно замолчали. "Символ веры" по уставу положено петь хором всем мирянам, но вытянуть такую сложную мелодию миряне без музыкального образования оказались не в состоянии. А клиросные продолжали выделываться, мешая нормальному ходу богослужения. Вот уж "символичная история". Верующие – отдельно, а клиросные – отдельно. Одни пришли молиться, а другие – заниматься искусством. Разумеется, одни другим только мешают.

Как-то, при мне было, поссорился регент церковного хора со старостой и на прощанье заявил ему: «Да я в кабаке гораздо больше заработаю». Вы представляете, что этот кабацкий лабух вытворял на клиросе, когда еще изображал из себя регента? Храм в кабак превращал. А зачем староста его пригласил? Так тот, видите ли, был известным музыкантом, и его задача была создать профессиональный хор.

А вот не надо! Не надо профессиональных хоров. Не надо настоятелям состязаться в том, у кого певчие самые голосистые и у кого из них больше музыкальных премий. Эти профессиональные музыканты в подавляющем большинстве случаев – люди не церковные и не понимают, в чем задача клиросных. Они «исполняют литургию», отыскивая для этого «музыкальные произведения» поинтереснее, да позаковыристее. Они не молятся, они мешают молиться.

А помню, как в одном вологодском храме на клиросе пели простые церковные девчонки под руководством женщины, кажется, с музыкальным образованием, но и она была человеком церковным. Боже, как молитвенно они пели! Да они ведь и не пели. Они молились нараспев. И молиться вместе с ними было так хорошо…

Все просто: клиросные должны молиться, иначе они пребывают вне литургии и только мешают верующим. Я говорю банальности? Но почему же эти банальности не понятны такому большому количеству настоятелей?

Какова же настоящая православная музыкальная эстетика? А вы слышали хор валаамских монахов? Вот звучание истинного православия. Вот небо на земле. Это древние распевы. Наши целомудренно-православные предки вряд ли знали, что такое эстетика, но их души пели молитвенно, и они бы ни когда не позволили в храме пения, чуждого молитве. Они чувствовали, какого именно пения требует православие, а мы этого зачастую не чувствуем. Так возблагодарим же Бога за то, что древние распевы живы и отметем, как ненужный хлам, музыкальные выделения расцерковленного сознания.

Однажды мы с женой были на литургии в Соловецком монастыре. На клиросе пели три стареньких монаха. Это было настоящее чудо. Они пели возвышенно, задушевно и очень молитвенно. Мы прикоснулись к миру подлинной монашеской духовности, то есть духовности истинно православной. Я не помню, какие голоса были у соловецких иноков, конечно, довольно слабые. Я только помню, что молиться вместе с ними было большой радостью. Ради этого стоило прорываться через тоскливый холод Белого моря. На клиросе пели люди, которые неизмеримо духовнее нас, и мы тоже подтягивались за ними, и благодать Божия наполняла душу.

Вот что значит хорошее клиросное пение. Но разве мы заслуживаем такого счастья на каждое воскресение? Не такая архитектура, не