Владимир Соловьев - Русская тройка (сборник) Страница 46

Практически любой контакт с носителем западной цивилизации начинается для россиянина с выслушивания лекции о том, как надо жить. Тот факт, что мы не находимся в лоне англосаксонской культуры, воспринимается как вызов и угроза неким мировым ценностям, которые в разные периоды истории неоднократно меняли свои имена.

Позволю себе провести достаточно вольные исторические параллели. Бесспорно, одной из самых трагических страниц нашего прошлого является татаро-монгольское иго: кровь, рабство, разоренные русские города. Однако никогда, ни в одном историческом исследовании не встречалось мне утверждение, что захватчики-разорители требовали отказаться от исконной веры и принять иную, или сменить форму правления, или внести поправки в действующее законодательство. Быть может, это связано с тем фактом, что Орда сама в этот момент находилась в религиозном поиске. Тем не менее православие в России страдало вместе со всем народом – это прекрасно отражено в фильме Андрея Тарковского «Андрей Рублев», – но не более того. Удивительно, но даже бесконечные войны с Османской империей никогда не носили религиозного характера, несмотря на свою длительность и ожесточенность.

Совсем по-иному складывались конфликты с нашими европейскими соседями. На протяжении практически целого тысячелетия основной угрозой для самоидентификации России являлся не Восток, а Запад.

Анализируя деятельность Александра Невского именно с такой позиции, начинаешь понимать, почему главной своей задачей он видел борьбу с угрозой с Запада, предпочитая на время договориться с монголами. Ведь рыцари шли не просто за богатствами дальних земель – их главной целью было приведение в католичество восточных варваров. Именно поэтому статус их походов на Русь был крестовым, что было возможно лишь с благословения папы римского. Таким образом, битвы Александра Невского – это в первую очередь сражение за русскую самоидентификацию. Многовековой конфликт с Польшей тоже шел с постоянным вовлечением католицизма как фактора размежевания. Не случайно присягавшие Лжедмитрию отказывались от веры своих отцов и переходили в католичество.

Не собираюсь утверждать, что все войны с Западом были по своей природе религиозными, однако история ясно показывает, что после XVII века, когда сложился, собственно, русский народ, большинство захватчиков вторгалось в Россию в том числе с цивилизаторскими целями. Практически все они, прекрасно осознавая всю тяжесть положения простого народа, которое во все века было трагичным, пытались найти ключи к пониманию его коллективной психологии и, как следствие, внести раздор между правящей элитой и основной массой населения. И Карл XII, и Наполеон Бонапарт, и Гитлер пытались не просто покорить Россию – им казалось, что они освобождают ее: от большевиков, от крепостного права, от рабства, – но почему-то не находили поддержки.

Конечно, Наполеона Бонапарта тяжело заподозрить в религиозных чувствах, он, скорее, носитель совсем иной идеологии – революционно-имперской, в чем-то созвучной государственно-капиталистическим настроениям наших дней. Будучи человеком образованным и просвещенным, выходцем из обедневшей дворянской семьи, переболевшим идеями Великой Французской революции, во время своих походов по Европе он удачно использовал местные конфликты для перетягивания населения на свою сторону, что особенно ярко проявилось во время Итальянской кампании. Казалось бы – в России с ее колоссальным разрывом между аристократией и народом будет нетрудно достичь аналогичных целей. И действительно, император начинает с пропаганды идей равенства и братства, в частности с обещаний отменить крепостное право, однако никакого ожидаемого эффекта это не принесло. Мало того, в долгосрочном плане единственными «заразившимися» оказались представители аристократии, известные нам как декабристы. Надо заметить, что они были не первыми, среди их предтеч были и венценосные особы, однако и Екатерина II, и Александр I сумели не только вовремя остановиться, но и железной рукой пресечь вольнодумие в своем окружении. Судьба Сперанского в этом плане очень поучительна.

В то же самое время тот факт, что Наполеон не посягал на религиозные чувства и не запятнал себя злодействами, обеспечил ему достойное место в коллективной памяти как народа, так и аристократии, что нечасто бывает, когда речь идет о поверженных завоевателях. Пожалуй, более-менее нейтрально относятся только к шведскому Карлу XII. К Наполеону же некоторая часть российского общества испытывает самую настоящую любовь, подчас гипертрофированную и граничащую с обожанием. Забавно, что в самой Франции отношение к этому великому полководцу и императору гораздо более сдержанное. Такая дикость, как празднование юбилея коронации захватчика, да еще в музее-панораме «Бородинская битва», посвященном славной победе русского народа в Отечественной войне, у французов вызвала настоящее недоумение. К слову, в самой Франции никакие пышные церемонии или выставки, приуроченные к этой дате, не проводились. Думаю, что здесь вопрос не в официальной политике современного российского государства, а в дурновкусии нуворишей, которые, как и их предшественники во все времена, к деньгам пытаются прикупить историю рода и титулы. Некоторых маниакальное увлечение Наполеоном приводит даже к версии о некой кровной связи, пусть и не подтвержденной документально, но проявляющейся во внешнем сходстве.

А сейчас попытаемся ответить на еще один непростой и болезненный вопрос: за что все же так не любят русских? Ну, во‑первых – за что их, собственно, любить? Представьте: вы постоянно видите рядом с собой человека, который внешне похож на вас, но думает совершенно по-другому. При этом вы никак не можете понять, как именно он думает, по каким прихотливым путям движутся его мысли. И самое неприятное – когда вам кажется, что вы поступаете совершенно верно, он вдруг заявляет, что не согласен с вами. Мало того – где-то в глубине души вы понимаете, что в его словах есть справедливость. Вы пытаетесь себя убедить в том, что он просто еще не дорос до понимания ситуации, а потом вдруг видите, что он и грамотнее, чем вы, и читал больше, так что дело уж точно не в том, что он «не дорос». Вот живет он, пожалуй, хуже, и одет как-то не так. Но тут вы с ужасом понимаете, что он просто не хочет как-то по-особенному одеваться, для него не это важно.

Примерно такое чувство возникает каждый раз у носителей западной цивилизации, когда они ни с того ни с сего вдруг замечают, что Россия есть, что она очень большая и что с ней приходится мириться. При этом принимать все идеалы Запада русские не то чтобы не хотят, но относятся к ним с легкой улыбкой, хоть и без неприязни, скорее даже с радостью. Однако, приходя в Россию, западные идеи превращаются в нечто иное. Становятся богаче, глубже – а потом еще и возвращаются в виде выдающихся произведений искусства и культуры. Но позвольте, кто кого собирался просвещать? Мы собирались принести им высокую культуру, а они нам Толстого в нос? И вообще, о чем идет речь? Постойте, мы же считаем, что русские дикари! Но с другой стороны, а как же загадочная русская душа? А как же Дягилевские сезоны? А как же Пушкин и Достоевский?

И вообще – разве не русской короне вечно стремились служить самые выдающиеся умы Европы, понимая, что там и платят больше, и возможности другие? Архитекторы могли позволить себе по собственной концепции выстраивать целые города. Это ведь именно миланские мастера во всю мощь развернулись в Московском Кремле. И в Санкт-Петербург приехали итальянцы, почувствовав, что там-то они обязательно покажут все, на что способны. Великому Леонардо да Винчи не повезло лишь в том, что он не дожил до времен расцвета Российской империи, – вот где ему было бы раздолье! По его идеям и город идеальный был бы возведен, и самолеты летали бы, и подводные лодки исследовали глубины, все бы вертелось и слушалось мастера, и был бы Леонардо руководителем гигантских структур, а там, глядишь, и до Луны бы долетели. Выясняется, что Россия – страна непонятная, некое увеличительное стекло, в глубине которого сидит маленькая золотая искорка, называемая совестью. Не случайно говорят, что в России купола золотые, снег белый и Господь ее любит.

Возникает странное ощущение, что все вокруг какое-то дикое, природное. Какой-то неясный ужас появляется от осознания того, что в твоей жизни есть нечто большее, чем тупой прагматизм. Ведь как приятно с утра, проснувшись, отрезать толстый кусок колбасы, поджарить его и насладиться сытным завтраком, а в полуденный зной выпить в теньке кружечку пива, совершенно не думая о том, что тебе могут сказать: «Этого мало! Должно быть еще что-то. А где же душа?» И вот когда ты ешь колбасу, а тебе начинают говорить про душу, ты невольно начинаешь чувствовать себя неловко. Приходится скорее облизывать жирные пальцы – а других-то нет! И невольно говоришь сам себе: ой, да эти русские, они такие странные. Они, наверное, просто сумасшедшие.