Живой Журнал. Публикации 2010 - Владимир Сергеевич Березин Страница 46

душой себя в Православии ощущаю, никому впрочем, ничего не навязывая. Другое дело, я вот однажды писал рассказ, для которого придумал целую религию. Это была вера малого северного народа, а малые северные народы для жителя средней полосы всё равно что для белого американца — индейцы. Про их жизнь обыватель знает мало, а мифов про них плодится много. Так вот герой в этом мире молился Женщине с медными волосами Аоту, что врачует болезни, Белой куропатке, что смягчает боль, и Великому оленю с двумя головами, которые у него спереди и сзади. Этот Великий олень отмерял человеку жизнь и смотрел одновременно в прошлое и будущее.

Этот северный народ считал, что у людей с юга, даже колдунов, была всего одна душа, и боги забирали её после смерти. "А вот у людей Севера было семь душ — не много и не мало, а в самый раз.

И счёт душам был такой:

Душа Ыс должна была спать с мальчиком в могиле, когда он умрёт. Она должна была чистить его мёртвое тело, оберегать его от порчи. И если человека Севера похоронят неправильно, то душа Ыс придёт к живым и возьмёт с собой столько вечных работников из числа семьи, сколько ей нужно.

А душа Ыт — вторая его душа — унесёт мальчика вниз по реке, к морю — она похожа на маленькую лодочку. Там, где кончается река, царство мёртвых выходит своими ледяными боками из-под земли наружу.

Третья душа, душа Ым — похожа на комара, что живёт в голове мальчика, и улетает из неё во время сна. Именно поэтому иногда мальчику снятся причудливые сны — где сверкают на солнце прозрачные дома, и между ними ходят огромные звери — и среди них толстый зверь с длинным носом, похожим на пятую ногу.

Мальчик видит сны только потому, что маленький комар летит над землёй и ночью мальчик глядит его глазами.

А четвёртая душа по имени Ык живёт в волосах. Оттого, если у человека вылезли волосы, то, значит, жизнь его в Ырте закончилась.

И есть у мальчика ещё три души, что предназначены для его нерождённых детей. И их можно назвать как хочешь — согласно тому, какие дети родятся".

— Современный читатель толстых журналов — кто он? Вы можете нарисовать его коллективный портрет?

— Не знаю, честно говоря. То есть, я предполагаю, что единого образа тут нет. Есть люди, что читают толстые литературные журналы по привычке — это немолодые интеллигенты, особенно в провинции. Они часто не выписывают этот журнал, а ходят в библиотеку. Это один тип читателя.

Второй тип читателя, что читает эти журналы в Сети — через сайт "Журнальный зал". В Сети читают выборочно, не журнал, а автора, конкретную повесть или статью, рецензию или эссе. Наконец, есть люди, что читают литературные журналы по службе — для работы. Это публицисты и рецензенты, журналисты и преподаватели. Потому что понятно, что приличный роман проходит "обкатку" в таком журнале, перед тем, как выйти книжкой — и лишняя корректура, и редактора в журналах ещё хорошие. Вот, знаете, в "Новом мире" какой отдел проверки? Я там писал один текст, и мне напомнили о ссылках. Дайте, говорят ссылку, или уж не разбрасывайтесь цитатами. И не на пиратский какой сайт, а на точную страницу. Мне было жутко стыдно, но они абсолютно правы — в этом и есть культура издания.

То есть, толстые литературные журналы, особенно первая тройка, — это такой фильтр, который, может, и не обещает вам десяти гениев на номер, но откровенную графоманию не пропустит.

— Владимир, на Ваш взгляд, что переживает сегодня наш язык? Назовите, пожалуйста, современные слова и выражения, которые Вам активно не нравятся? Какой новомодный канцеляризм(ы). Вы бы вырвали с корнем из живой речи? Какими, по Вашим наблюдениям, оборотам речи или языковыми формами пополнился русский язык за последние год-два?

— Я хотел бы относиться к ней чутко. Но язык ведь живой, он как музыка — и поэтому есть разные мнения, что хорошо, а что плохо. Сейчас язык живёт как тесто — бродит, поднимается, пузыри по нему идут, и всё оттого, что общество перемешивается. Вот у нас Президент может сказать какие-то слова из жаргона низов, типа "бабло" и "разборка", а скажи так Государь Император с балкона году в 1913, то очевидцы бы решили, что настал конец света.

Это не хорошо и не плохо само по себе, а просто присутствует в нашей жизни — как погода.

Ещё одно обстоятельство: когда я заканчивал школу, человек, знавший английский язык, был редкостью, а теперь уже не редкость и два языка, а без английского и на работу не возьмут. Лет за двадцать лет в нашу квашню упало множество иностранных слов — некоторые из них в ней прижились, а некоторые нет.

Теперь о том, что не нравится: мне не нравится слово "фотки" в значении "фотографии". Есть такая иррациональная ненависть.

Слово "быдло" мне очень не нравится — при этом я признаю, что понятие, которое за ним стоит, вполне существует. Ещё в русском языке сложно со словами, описывающими физическую любовь — слова-то есть, но недаром зовутся "непечатными". А то, что люди придумывают им на замену и вовсе ужас какой-то. Парадокс.

С другой стороны я считаю, к примеру, что изменение окончаний с ранее обязательного "тракторы" на "трактора" ничего страшного не несёт. А другие могут вовсе так не считать.

Я вот думаю, что мой любимый Николай Лесков и не менее любимый Исаак Бабель — вполне современные авторы. Они очень разные, и в свои времена казались эксцентричными, а вот сейчас мне (для себя самого) кажутся ориентирами.

Извините, если кого обидел.

01 марта 2010

История про ответы на вопросы (VI)

Запишу я и сюда часть ответов, чтобы не пропало http://www.formspring.me/berezin

— Вы счастливый человек? Ну, ясно, что на этот вопрос однозначно ответить невозможно: это зависит от погоды, от настроения.

— Сейчас как-то не очень. Хотелось бы побольше радости, но тут уж только молиться и надеяться. Знаете, 25 ноября 1866 года Тютчев написал письмо дочери — он поздравлял её с днём ангела. В этом письме какой-то холодный ужас, ужас от познания мира. Тютчев создал самый жёсткий формат поздравления: письмо написано по-французски, перевод этой части письма следующий: "Всё, что ты мне говоришь о последнем письме о живительной силе, которую черпает душа в смирении, идущем от ума, конечно, весьма справедливо, но