Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века - Томас Моррис Страница 46

Прошел месяц со дня смерти Джорджа Литтла. На смену солнечным зимним дням пришел лютый мороз, за которым последовал ливень, превративший дублинские закоулки в море грязи. Последней метеорологической неприятностью стала неделя сильных штормов, которые обрушились на побережье Атлантического океана, опрокидывая грузовые суда и топя рыбаков. Даже внутри страны ущерб был серьезным. В Типперэри обедневший рабочий и его семья потеряли свой дом и все имущество, когда ураган превратил их жилище в руины. Яркой иллюстрацией приоритетов современных газет стало то, что этому ужасному событию было уделено меньше внимания, чем легким неудобствам графа Дономора, чья карета была вынуждена проехать по объездной дороге из-за упавшего дерева.

В столице ветер срывал черепицу с крыш и гнул ветхие дымовые трубы. Он со свистом проносился по улицам и трепал беспорядочно расклеенные по стенам и фонарным столбам объявления. Среди рекламных проспектов театральных представлений, концертов и политических собраний висели афиши с призывом предоставить информацию о загадочном убийстве в Бродстоне. Они были проиллюстрированы гравюрами с изображением молотка и бритвы и содержали призыв ко всем, кто их узнает, обратиться к суперинтенданту Гаю. Сами орудия преступления мог увидеть каждый, кто пожелает заглянуть в штаб-квартиру детективов в Дублинском замке, и сотни людей воспользовались этой возможностью. Вскоре уже сложно было найти дублинца, который не знал бы, как выглядела злополучная бритва, однако никакой пользы это не принесло. Личность человека с грязным лицом и пышными бакенбардами, зашедшего в магазин Фланагана с бритвой, которую он хотел наточить, так и не была установлена.

Частные проявления недовольства ходом расследования выливались в публичную критику, из-за чего детективы теряли поддержку даже дублинских газет. В одном из вечерних изданий был опубликован обличительный материал под заголовком «Бродстонский фарс». В другом и вовсе презрительно отмечалось, что полицейским «несомненно, силы не занимать, и они без труда разбивают головы своими дубинками, однако немного больше ума, чуть больше способностей, сообразительности и проницательности в выявлении авторов хитроумно спланированных преступлений сделали бы их куда более полезными для общества». Газете Freemans Journal оставалось только защищать их поведение и указывать на опасность неоправданной спешки в расследовании. «Лучше действовать медленно и методично, – утверждала редакционная статья, – чем забегать вперед и рисковать выпустить подозреваемого на свободу из-за отсутствия доказательств». В конце статьи загадочно упоминались некие новые факты, которые позволяли полиции, как никогда ранее, быть уверенной в поимке убийцы. Источником этой информации называлась Кэтрин Кэмпбелл, хотя газета «не сочла целесообразным в настоящее время вдаваться в подробности».

Как бы они ее ни получили, не было никаких сомнений, что корреспондент Freemans Journal имел доступ к информации чрезвычайной важности. После нескольких недель молчания Кэтрин Кэмпбелл наконец-то решила помочь полиции. Более того, она изменила свои показания, и обвинения, которые она выдвинула под присягой, были настолько серьезными, что их ни в коем случае нельзя было допускать в печать.

11

Воскресенье, 21 декабря

37-й день расследования

конце ноября Кэтрин Кэмпбелл была объявлена свидетелем обвинения и в течение нескольких месяцев после этого жила под домашним арестом [18]. Ее попечителем на этот период стал Джон Уорд, сержант подразделения Августа Гая, которое занималось охраной неспокойного района на востоке города. Уорд и его жена жили в доходном доме на Мекленбург-стрит, в нескольких минутах ходьбы от штаб-квартиры дивизиона. Днем на этой улице шла оживленная торговля, однако ночью покупателей сменяла публика совершенно иного рода. С конца XVIII века Мекленбург-стрит и ее окрестности – район, известный как Монто – славился своими публичными домами, а их расположение вблизи доков и армейских казарм обеспечивало постоянный поток клиентов. С наступлением темноты на каждом углу появлялись проститутки, надеявшиеся привлечь внимание многочисленных юношей, которые постоянно туда заглядывали.

Кэтрин вряд ли пришлись бы по вкусу развратные сцены, разворачивающиеся на улицах по ночам, так как она была набожной католичкой, а потому ее редко выпускали во внешний мир, делая исключение лишь для регулярных походов в церковь. Она никогда не пропускала воскресную мессу, а раз в неделю ходила на исповедь в сопровождении миссис Уорд. Именно на обратном пути после одной из таких прогулок жена полицейского заметила изменения в поведении Кэтрин. Девушка была встревожена, но не стала объяснять, что ее беспокоит, сказав лишь, что ей нужно поговорить с мистером Уордом. Когда вечером сержант вернулся со смены, Кэтрин сказала ему, что хотела бы дать показания под присягой. По ее словам, на коронерском суде она солгала, а некоторые факты умышленно скрыла. Мистер Уорд поинтересовался, почему она ждала больше месяца, прежде чем отказаться от своих показаний. Оказалось, ее переубедил священник, на исповеди сказавший, что убийство будет давить на нее до тех пор, пока она не расскажет правду. Мистер Уорд выслушал ее рассказ и быстро понял, что должен как можно скорее передать слова Кэтрин своему начальству.

В воскресенье днем суперинтендант Гай и инспектор Райан прогулялись по грязным улочкам Монто. Их лица были хорошо известны в притонах восточного Дублина, и люди, многие из которых были одеты с учетом температуры в середине декабря, при их приближении скрывались в дверных проемах. Проходя по Мекленбург-стрит, они миновали приличные заведения: бакалейные лавки, магазин сладостей, мастерскую по настройке пианино. Вместе с тем примерно половину улицы занимали доходные дома – внушительные здания в георгианском стиле, разделенные недобросовестными спекулянтами на квартиры разной площади и степени убогости. Дом под номером 77, куда они направлялись, был из их числа. Джон Уорд и его жена жили в тесной квартирке, расположенной между молочным заводом и Приютом для раскаявшихся грешниц – одним из приютов Магдалины, ставшим домом для 35 бывших проституток.

Кэтрин Кэмпбелл, казалось, почувствовала облегчение, увидев гостей. Утром она была на мессе, и ее мучило осознание того, что она совершила грех, который не могли искупить никакие молитвы. Она хотела искупить вину, сказав правду, и получить отпущение грехов, обратившись в полицию, а не к священнику. Ей нужно было признаться в содеянном, и ее исповедником должен был стать суперинтендант Август Гай.

Мистер Гай догадывался, что Кэтрин собирается сказать, но ему нужно было услышать это из ее уст. Он понимал, какие душевные муки предшествовали ее решению, и не хотел их усугублять. Он мягко направлял ее, пока она давала показания, первым делом спросив,