Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты. Страница 47

— Как же, — сказал Михаил Антонович. — Обязательно. Четыре витка вокруг Юпитера.

— Потом, мы летим не одни, — сказал Алексей Петрович. — Стартуем вместе с «Викингом». На «Викинге» полетят киношники. Будут снимать Джуп, «Хиус», Амальтею, Джей-станцию…

— Они делают фильм «Страшная большая планета», — тихонько вставил Коля Ермаков.

— Юрковский криво усмехнулся и сказал жестко:

— Это будет интересный фильм. Очень интересный. Героический.

— Н-да, — сказал Алексей Петрович, знавший хорошо, что такое Юпитер.

— Вот чего я все-таки никак не могу понять, — задумчиво произнес Дауге, уставясь в потолок, — зачем нам все это. Венеру мы штурмовали, потому что там была Урановая Голконда. На Марсе выращивают хлореллу. Прелестно. Но ради чего погиб Поль Данже? На Юпитере мы угробили массу средств и несколько замечательных капитанов. А ведь Юпитер — это нуль, ничто. Толстый водородный пузырь…

— А зачем Ляхов ушел в Первую Звездную? — сказал Алексей Петрович.

— Да. Зачем?

— Че-ло-век, — сказал Юрковский.

— Ну и что?

— Всё, — сказал Юрковский. — Просто — Че-ло-век. Сначала он говорит: «Я хочу есть», — тогда он еще не человек. Потом он говорит: «Я хочу знать» — и становится человеком.

— Ясно даже и ежу, — сказал Коля Ермаков вполголоса.

Алексей Петрович посмотрел на часы и сказал:

— Ляхов вышел в зону абсолютного полета. Вы бы лучше рассказали, что нового в мире.

— Этот ваш че-ло-век, — сказал Дауге, — еще не знает толком, что делается в центре Земли, а уже размахивается на звезды.

— На то он и че-ло-век, — сказал Юрковский.

— Ладно, — сказал Дауге. — Расскажи лучше про сороконожку.

— Могу, — сказал Юрковский. — Но сначала мы выпьем.

…В это время Василий Ляхов кончил укладывать пилотов в анабиотические ящики и остался один. Он сидел перед пультом в капитанской рубке, пил содовую прямо из бутылки и прислушивался, как у него что-то скрипит и щелкает внутри. «Фотон» двигался со скоростью 150 километров в секунду. Это была еще очень маленькая скорость.

В комнате было полутемно, только вспыхивали разноцветные огоньки на пульте управления и на громадном, в полстены, экране ослепительно горело на солнце фантастических форм сооружение.

— Ну, видишь теперь? — спросил Быков.

— Угу, — сказал Дауге неуверенно и, подумав, добавил: — Ни черта я, вообще-то, не вижу. Что это за громадина?

Теперь было видно, как медленно поворачивается вокруг оси блестящая толстая труба, утыканная иглами антенн, опутанная мерцающей металлической сетью. Вокруг трубы, нанизанные на нее как бублики на веревку, крутились тороидальные спутники. Дауге насчитал их шесть, но труба не влезала в экран целиком, и других спутников просто не было видно.

— Это склад 18,— сказал Быков. — А «Хиус» во-он там, в верхней части трубы, у кессонов. Ну, неужели не видишь?

— Нет, — сказал Дауге. Он не видел ни «Хиуса», ни верхней части трубы. Их закрывала голова диспетчера. Диспетчером был Валька Страут, и он был занят сейчас ужасно — попросить его убрать голову было бы просто неловко. Кроме того, он важничал и говорил «коротко, ясно и всегда правду». Он чувствовал себя солдатом Космоса.

Кроме чудовищной трубы склада, на экране не было ничего. Дауге не видел даже звезд. Труба, опутанная противометеоритной сетью, висела в бездонной тьме, и светила на солнце так ослепительно, что Дауге иногда начинало казаться, что она пульсирует. Но это был, конечно, обман зрения.

Валька Страут зашевелился и сказал, по-видимому в микрофон:

— Це-десять, це-десять. Ты готов?

— О да, — откликнулся це-десять из репродуктора, — Вполне готофф.

— Це-десять, — строго сказал Страут. — Выходи на старт, даю «зебру».

— Данке, — сказал це-десять.

В пульте что-то загудело, труба на экране погасла. Стало светлее — по экрану побежали змеясь узкие волнистые линии. Дауге увидел в голубоватом свете сосредоточенное лицо Страута с насупленными жиденькими бровями. Потом на экране снова появилась черная бездна, но теперь она была утыкана ослепительными точками звезд. В верхнем правом углу экрана сверкал белый шарик, но был так далеко, что совершенно нельзя было разобрать, что это такое.

Потом из нижнего угла наискосок медленно выползла тяжелая туша звездолета и повисла в центре экрана.

— Ну и старье, — сказал тихонько Дауге. — Импульсник типа «Астра».

— Это Рихтер, — сказал Быков строго. — Рихтер и «Лорелея».

— А-а, — сказал пораженный Дауге. — Так вот она какая, «Лорелея».

Двадцать с лишним лет назад космогатор Карл Рихтер на своем корабле «Лорелея» совершил беспримерную по смелости высадку на Меркурий, где потерял половину экипажа и свои глаза. Оставшись в корабле единственным пилотом, он, ослепший и израненный, сумел привести к Земле изувеченный корабль и остался его капитаном навсегда.

— Це-десять, — сказал Страут. — Старт!

— Есть старт, — отозвался голос из репродуктора.

— Долгой удачи и спокойной плазмы, товарищ Рихтер, — сказал Страут. — И не забывайте про Леониды!

— Данке, мой малтшик, — откликнулся Рихтер. — Трудно в мои годы забыть про Леониды.

Послышался короткий смешок, и все стихло. Из дюз «Лорелеи» ударили бесшумные струи пламени, корабль медленно прополз по черному небу и скрылся за экраном.

— Спутник-9 Земля — Цифэй Луна, — сказал медленно Страут. — Груз — стройматериалы и жидкий кислород.

— Каботаж, — сказал Дауге. — Он что — до сих пор слеп?

— Да, — сказал Быков.

— А электронные преобразователи?

— А! — Быков махнул рукой.

В репродукторе щелкнуло, и раздраженный голос произнес:

— Диспетчер?

— Да, — сказал Страут. — Диспетчер Страут, Ю Эс Си Ар.

— Це-два, — сказал голос. — Капитан Холмов. Валька, ты мне дашь «зебру» или нет?

— Не дам, — сказал Страут. — Леониды.

— Леониды, — произнес капитан Холмов с невыразимым презрением. — Может быть, я из-за твоих Леонид и вторые сутки здесь проторчу?

— Может быть, — сказал Страут.

Холмов помолчал и потом сказал просительно:

— Валя, голубчик, у меня ученые бунтуют. Дай мне «зебру», пожалуйста.

— Нелетная погода, — сказал Страут металлическим голосом. — Леониды, метеорный поток высокой плотности, полеты к внешним планетам прекращены вплоть до особого распоряжения.

— Пожалуйста, — сказал Холмов угрожающе.

— Иди вон и не занимай линию, — сказал Страут. — Отключаюсь.

— И черт меня сюда принес, — тоскливо проговорил Холмов. — Надо было…

В репродукторе щелкнуло.

— То есть, — сказал Быков, — ты и меня не выпустишь, Валентин?..

— Сегодня — нет, — сказал Страут. — Завтра — пожалуй.

— Ладно, — сказал Быков, — завтра так завтра. Мне собственно и нужно — завтра.

Репродуктор снова заговорил, на этот раз по-китайски. Страут отвечал коротко и потом переключил экран. Алексей Петрович увидел черное небо и знакомые очертания своего корабля.

— Узнаешь? — сказал он Дауге.

— Нет, — сказал Дауге.

— Это «Хиус». Новый «Хиус». Мой.

— Он похож на перевернутый бокал, — изрек Дауге.

Фотонный корабль неподвижно висел в центре экрана. Он действительно очень напоминал фужер для шампанского с толстым дном.

— Я таких не видел, — сказал Дауге. — На марсианских трассах работают старенькие «Хиус-1» и «Хиус-3».

— Еще бы, — сказал Быков. — Такая рюмочка сожгла бы любой ракетодром. У него мощность в семь раз больше, чем у старой черепахи.

Старой черепахой межпланетники называли первые модели фотонных кораблей.

— Это «Хиус-9», — сказал Алексей Петрович. — Для планет с атмосферами не годится, тем более если там есть люди. Действует только на трансмарсианских линиях.

— Красавец, — сказал Дауге. — А где жилые помещения?

— Донышко рюмки, — сказал Быков. — Там два этажа. Верхний для жилья, нижний для грузов.

— Чтобы быть подальше от зеркала? — медленно сказал Дауге.

Быков кивнул. Они разговаривали вполголоса, и Страут, кричавший в микрофон по-китайски, заглушал их. На экране появился край какого-то огромного сооружения. «Хиус», медленно разворачиваясь, становился зеркалом вверх, приближаясь к ослепительно сверкавшей площадке. Потом изображение вдруг сменилось, и Дауге увидел давешнюю толстую трубу с тороидальными спутниками — склад. В верхней ее части, маленький, чуть заметный, шевелился «Хиус».

— Ого, — сказал Дауге совершенно невольно.

Алексей Петрович посмотрел на него блестящими глазами.

— Бог мой, — сказал Дауге, словно оправдываясь. — Я сто лет не был на Земле. Никогда не думал, что Спутник-9 такое колоссальное хозяйство.

— А что такое?