Максим Сбойчаков - Они брали рейхстаг Страница 49

На Парад Победы в Москве отбирали лучших из лучших – представителей всех дивизий, штурмовавших немецкую столицу. В первую очередь уезжали знаменосцы частей с боевыми знаменами, теперь уже ставшими легендарными. На аэродроме они выстроились в одну шеренгу – высокие, стройные, молодец к молодцу. Перед знаменами дивизий на аэродроме склонены фашистские штандарты поверженного берлинского гарнизона.

Специальным самолетом направлялось в Москву и Знамя Победы.

По поручению Военного совета 3-й ударной армии начальник политотдела Ф. Я. Лисицын передал его старшему сержанту И. Я. Сьянову. Вместе с ним отправлялись капитаны С. А. Неустроев, В. И. Давыдов и К. Я. Самсонов, а также сержанты М. А. Егоров и М. В. Кантария.

24 июня они пронесли Знамя перед Мавзолеем Ленина, перед депутатами только что закончившейся Сессии Верховного Совета, принявшей первые законы мирного времени. Это был исторический день – Парад Победы. Сводный оркестр из 1400 человек исполнил «Славься» Глинки. И на Красную площадь, не раз видевшую великого Ленина, вступили колонны войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона.

В сорок первом Гитлер собирался устроить здесь парад своих полчищ. Советские люди вспомнили об этом теперь, увидев в руках наших бойцов склоненные фашистские штандарты. Вот, поравнявшись с трибуной, бойцы делают поворот направо и с презрением бросают их к подножию Мавзолея, прямо в лужи, образовавшиеся от проливного дождя. Бурей аплодисментов встречен этот эпизод.

Два часа продолжался Парад победителей.

После Парада участники штурма рейхстага сдали Знамя Победы в Центральный музей Советской Армии на вечное хранение.

Глава одиннадцатая

На перекличке дружбы

1

Только после Парада Победы и решений Сессии Верховного Совета, когда началась демобилизация, солдаты по-настоящему почувствовали, что война кончилась, и всерьез заговорили о другой, невоенной жизни. Вопрос, чем заменить автомат и пушку, стал неотложным.

Повсюду шли пока еще непривычные политинформации о задачах мирного времени. Парторг Правоторов свои политбеседы в шутку называл прощальными. Он пересказал ребятам роман Ремарка «Возвращение». Опустошенными немецкие солдаты возвращались домой после четырехлетней империалистической войны, лишними они оказались в стране.

– Совсем другое у нас. Мы спасли Родину и всю Европу от фашистской чумы. Дома нас ждут грандиозные дела. Партия зовет народ быстрее восстановить хозяйство, разрушенное войной.

Он вызывал людей на разговор, помогал каждому определить свое место в трудовом строю.

Выбор был так велик, что разбегались глаза, Родная страна заждалась своих сынов.

– Ходил я в разведку, а все мечтал о своем заводе, – говорил лейтенант Сорокин. – Скажу откровенно: соскучился по токарному станку.

Сохранивший любовь к своей шахтерской профессии, Павел Брюховецкий уговаривал Ивана Лысенко ехать с ним в Донбасс «рубать уголек», позарез нужный стране…

Не легко было колхознику Лысенко так круто повернуть свою жизнь, сменить поле на шахту. Посоветовался с женой, прежде чем отправиться в город Юнком.

В результате горячих обсуждений определили, чем станут заниматься и другие разведчики. О себе Правоторов промолчал. Уже давно, с тех пор как получил известие о гибели брата Алексея, решил продолжить его дело. Но знал, что журналистика нелегкий труд и главное – нужно иметь способности. На фронте он пробовал писать в газеты – выходило. Как-то оно пойдет на гражданке, сейчас сказать трудно…

У иных жизнь устраивалась самым неожиданным образом. Так случилось у Гусева.

Фронтовой друг пригласил в гости в подмосковный город Электросталь. Был поздний вечер, когда Кузьма сошел с поезда. Над городом сияли огни. «Красотища! Как полярное сияние», – восхищался он, любуясь световыми переливами. Волны света взлетали внизу – их излучали заводские печи, в которых электричество плавило сталь.

Может, в ту минуту и решил он остаться здесь навсегда. В ярких отблесках плавок померкла его мечта о мичуринских опытах. Пришло к нему и личное счастье. Отыскал он медсестру Катю Остапенкову, они поженились.

Однажды к нему нагрянул желанный гость – Берест. Всю ночь проговорили друзья. Оказывается, Алексей поехал из Берлина в Харьков проведать сестер и в дороге заболел тифом. Сняли его с поезда в Ростове. Врачи приложили много усилий, чтобы спасти лейтенанта. Особенно старалась медсестра Люда, дни и ночи проводила у его койки. Они полюбили друг друга, и Людмила Федоровна стала его женой.

Алексей поступил на «Ростсельмаш». Не один год был на тяжелой работе пескоструйщика. Затем возглавил ремонтную бригаду, которая завоевала звание коммунистической.

Герой Советского Союза Степан Неустроев продолжал службу в армии.

Командирская учеба, тактические занятия в поле, стрельбы на полигоне, проверка караульной службы на объектах – много дел у заместителя командира полка! Он не только обучал, но и воспитывал подчиненных. Их глубоко трогали его рассказы о годах войны, о мужестве и отваге солдат и офицеров. Нередко речь заходила об уличных боях в Берлине, особенно о штурме рейхстага – последней цитадели фашизма.

В очередной отпуск поехал в Москву, побывал у генерала Переверткина. А от него махнул в Электросталь, узнав, что там работает Гусев.

Встретились, как родные.

– Володя твой чуть постарше моей Тани, а сын мой Юра уже учится в школе, – говорил Неустроев, знакомясь с семьей Гусева.

Приезд Неустроева оказался кстати. Не так давно Гусев послал письмо в Центральный Комитет партии слишком много неверного содержалось в статьях и книгах о штурме рейхстага.

– Внес предложение – собрать в Москве бывших участников.

– Одобряю, Кузьма Владимирович,

2

И вот в 1961 году Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС пригласил к себе участников штурма рейхстага.

В просторном вестибюле с мраморными колоннами радостные возгласы, крепкие объятия, поцелуи. Когда волнения несколько улеглись, экономист из Алма-Аты Герой Советского Союза Сьянов вышел на середину, развел руки, словно собираясь обнять боевых друзей, и печально-торжественно произнес строки Есенина:

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.На перекличке дружбы многих нет…

И смолкли на минуту друзья, вспомнив и тех, кто пал в бою, и кого смерть унесла уже в мирные дни. Совсем недавно погиб бывший командир 79 ск генерал-полковник С. Н. Переверткин.

Два дня длилось обсуждение. Участники совещания делились своими воспоминаниями о том, что видели и пережили в день штурма, восстанавливали картины боя, критиковали ошибки, допущенные в отдельных статьях и книгах.

Горькую обиду высказали бывшие артиллеристы, добровольно ходившие на штурм: нигде о них не сказано ни слова. Входивший в эту группу Александр Лисименко, ныне заведующий промотделом Клинцовского горкома партии, Брянской области, сообщив о том, что недавно при аварии погиб колхозный тракторист Гизий Загитов, предложил найти и поместить в музее его партбилет, пробитый пулей в рейхстаге. Бывший член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант в отставке К. Ф. Телегин поддержал артиллеристов.

Выступающие критиковали тех, кому изменила память, и не стеснялись поправлять друг друга. Понимали: для готовящегося к печати пятого тома «Истории Великой Отечественной войны» надо дать правдивый материал. Дважды брал слово Герой Советского Союза генерал-полковник Шатилов.

От бывшего командования 3-й ударной армии выступили генерал-полковник в отставке Кузнецов и генерал-лейтенант Лисицын.

От иных выступлений многим присутствующим становилось жарко. Недаром полковник запаса Плеходанов шутил:

– Это наш второй штурм рейхстага. Только в стенах научного института.

После рабочего дня диспуты продолжались в гостинице до поздней ночи, перемежаясь воспоминаниями пережитого и рассказами о сегодняшней жизни. Лейтенант запаса Щербина, слесарь Костромского машиностроительного завода, вспомнил, как во время штурма Кунерсдорфа Гусев умудрился поймать перепуганного зайца, из которого после боя они с Пятницким сумели сделать отличное жаркое.

Гусев рассказал, что он получил письмо из села Богадинское, Тюменской области, от Василия Ивановича Ярунова. Вскоре после войны односельчане избрали его, секретаря сельсовета, своим депутатом. «Попросили меня однажды выступить в колхозном клубе, – писал он Гусеву. – В зале большинство женщин. Много молодых, а на лицах паутинки морщин, волосы серебрятся, в глазах печаль. Долго глядел я на них молча, не в силах говорить. Наверно, только теперь по-настоящему почувствовал, какой подвиг совершили наши женщины, которые кормили нас, одевали, ковали оружие и хоронили в сердцах скорбь, когда получали извещения о гибели мужа, отца или брата. Наконец заговорил… И знаешь, Кузьма, о чем? О женщинах, о том, что они вместе с нами шли на штурм рейхстага. Председатель сельского Совета потом сказал мне: «Трогательно говорил, Василий Иванович, однако День Победы у нас с тобой получился не того… Похож на 8 Марта», Я же нисколько не огорчился. Мне было приятно видеть повеселевших женщин. Значит, почувствовали себя участницами битвы, на сердце у них полегчало. А этого мне и хотелось».