Юрий Галенович - Россия и Китай в XX веке: граница Страница 5

Поэтому советская сторона указывала на необходимость прежде всего восстановить первоначальную линию в соответствии с документами о русско-китайской границе. Наряду с этим требовалось восстановление всех пограничных знаков, постов и других отличительных признаков, обозначающих пограничную линию там, где они были уничтожены или испорчены. Предлагалось также заключить соглашение об охране и режиме границы. Для проработки конкретных вопросов предлагалось создать смешанную комиссию, компетенция и функции которой должны быть определены пограничной подкомиссией. Ван Чжэнтин передал этот проект Л. М. Карахана в подкомиссию.

Позиции китайской делегации, отраженные в памятных записках, которыми неофициально обменялись члены пограничной подкомиссии, заключались в подтверждении заявления советских представителей о том, что соглашение от 31 мая 1924 г. должно являться единственной основой для рассмотрения вопросов о границе. Но при этом китайские представители требовали коренного пересмотра договоров о границе по той причине, что будто бы «современная линия границ является результатом военной агрессии бывшего царского правительства»[20].

Рассуждение китайских представителей о военной агрессии России против Китая совершенно не вязалось с неоднократными официальными оценками, содержавшимися в китайских исторических документах разного времени, которые подчеркивали неизменно мирный характер русско-китайских отношений в течение всех столетий истории двусторонних отношений.

В китайских памятных записках часть текста статьи 7-й соглашения 1924 г. о редемаркации национальных границ толковалась в том смысле, что будто бы «современное положение границ считалось неудовлетворительным и поэтому должно быть изменено»[21]. (В подлинном тексте соглашения от 31 мая 1924 г. слово «редемаркация», или «проверка» (границ), написано по-английски: redemarcation.)

Советские представители доказывали китайским представителям в подкомиссии, что понятие и термин redemarcation означают именно то, что под ним разумеет советская сторона, т. е. восстановление границ: «восстановление их там, где они уже стерты, где, далее, они подверглись нарушению и передвинуты, наконец, где, за отсутствием в прошлом даже отдаленно точного разграничения, границы еще только имеют быть установлены впервые. Сюда же подойдут и другие случаи, на которые опять же в более обстоятельном изложении советской стороною уже указывалось»[22].

Упорно настаивая на буквальном толковании статьи 3-й соглашения от 31 мая 1924 г. об аннулировании всех договоров, китайские представители требовали, чтобы все договорные постановления, касающиеся границ, также подлежали отмене, как и все «неравноправные договоры (даже допуская, что договоры, касающиеся границ, не принадлежат к таким договорам)[23]. За этим, на первый взгляд, формальным требованием выступало намерение представителей китайской стороны подвергнуть полной ревизии существующую договорную советско-китайскую границу при оформлении нового договора. (Здесь представляется важным отметить, что в то время китайские представители допускали, что договоры, касающиеся границы, не принадлежат к категории «неравноправных» договоров.)

В приложенном к памятной записке китайского представителя «Проекте договора о проведении пограничной линии между Китайской Республикой и Союзом Советских Социалистических Республик», переданном советскому представителю на четвертом заседании пограничной подкомиссии 6 мая 1926 г., уже в неприкрытой форме были выдвинуты широкие территориальные притязания. Границу между СССР и Китайской Республикой предлагалось установить: на востоке — в соответствии с Нерчинским договором 1689 г.; в центральной части — на основе Кяхтинского договора 1927 г.; и на западе — согласно Чугучакскому протоколу 1864 г[24].

Этот «проект» перестройки границ умалчивал о существовании Айгуньского договора 1858 г., Пекинского 1860 г. и Петербургского 1881 г., которые, таким образом, должны были попасть под аннулирование без последствий. Это означало выдвижение притязаний на 1,1 млн кв. км советской территории на Дальнем Востоке, в Казахстане и Средней Азии, а также на всю территорию МНР и Танну — Тувинской Народной Республики. В «проекте» приводилась также ссылка уже не на статьи соглашения от 31 мая 1924 г., а на «дух Деклараций Советского правительства от 1919 и 1920 гг.»[25].

На последнем, пятом заседании пограничной подкомиссии 3 июня советский представитель подверг критике позицию китайской стороны и предложил перенести вопрос на рассмотрение полномочных делегатов, с тем чтобы получить указания относительно дальнейшей работы подкомиссии, «дабы ее работа протекала производительно и завершилась благополучно»[26].

26 июня 1926 г. по предложению китайской делегации конференция прекратила работу. В китайской прессе было опубликовано согласованное обеими делегациями сообщение о перерыве заседаний на летние каникулы — до 1 сентября 1926 г[27]. Вопреки пожеланиям советской стороны работа конференции так и не возобновилась.

Необходимость в совместном пользовании пограничными реками для судоходства обусловила реализацию соответствующей статьи Шэньянского соглашения от 20 сентября 1924 г. В Сахаляне (Хэйхэ) была создана Временная местная советско-китайская техническая комиссия по судоходству. Она согласовала и ввела с 11 января 1928 г. «Временные правила для плавания по рекам Амур, Аргунь и Уссури», обязательные для обеих сторон. Эти правила служили прототипом для дальнейших совместных решений сторон о порядке плавания по пограничным участкам рек.

Правительство СССР считало выполненной задачу ликвидации ряда договоров, заключенных между царской Россией и Китаем. В ноте НКИД поверенному в делах Китайской Республики в Москве 13 июля 1929 г. говорилось: «Правительство СССР само, по своей инициативе, еще в 1919 г. обратилось к китайскому народу с декларацией, в которой заявило о своей готовности уничтожить все неравноправные договоры, заключенные между Китаем и царской Россией. В договоре 1924 г. эти свои заявления правительство СССР реализовало»[28].

После окончания Гражданской войны граница на Дальнем Востоке оставалась неспокойной, особенно в Приморье. В 1923–1927 гг. только Никольск-Уссурийский погранотряд до тридцати раз отражал нападения на пограничную зону.

В 1929 г. обстановка на границе резко обострилась в результате яростной кампании — в условиях разрыва отношений между Китаем и СССР и захвата КВЖД милитаристом Чжан Сюеляном. С 18 августа в налетах на советскую территорию стала участвовать регулярная китайская армия. Советский Союз был вынужден создать Особую Дальневосточную армию, которая дала отпор этой агрессии. В результате урегулирования конфликта по Хабаровскому протоколу, подписанному 22 декабря 1929 г., на границе установилось мирное положение[29].

В 30–40-е гг. руководители Китайской Республики не могли всерьез помышлять о националистических территориальных притязаниях к Советскому Союзу, поскольку значительная часть территории их страны была оккупирована японскими захватчиками. Советский Союз оказывал существенную помощь китайскому народу в его борьбе против японских интервентов. В то же время в Китайской Республике реакционеры не прекращали националистическую пропаганду территориальных притязаний.

Японские милитаристы, начавшие в сентябре 1931 г. оккупацию северо-восточных провинций Китая и провозгласившие в марте 1932 г. создание марионеточного государства Маньчжоу-Го, открыто угрожали вторжением в пределы СССР. Однако, ограничиваясь оккупацией Маньчжурии, японские милитаристы в целом показали, что они признают и в дипломатической практике уважают договоры о русско-китайской границе. В декабре 1932 г. японская армия, тесня китайские войска генерала Су Бинвэня, остановилась у советского рубежа, когда Су Бинвэнь со своими частями перешел в Забайкалье и был там интернирован.

Готовя плацдарм в целях захвата всего Китая, а затем и для войны против Советского Союза, японские милитаристы предприняли попытки вторжения в Монгольскую Народную Республику. Японская интервенция была предупреждена тем, что СССР гарантировал защиту независимости МНР, подписав 12 марта 1936 г. протокол о взаимопомощи. Стороны договорились о том, что в случае нападения на СССР или на МНР они окажут друг другу всяческую помощь, в том числе и военную[30].

Японо-маньчжурские власти продолжали сотрудничество с Советским Союзом в судоходстве на пограничных реках. Представители СССР, Японии и Маньчжоу-Го в результате переговоров, проведенных с 28 июня по 31 августа 1936 г. в Благовещенске, вновь утвердили правила для плавания судов обеих сторон. Тогда же было заключено Соглашение между Амурским государственным речным пароходством СССР и Харбинским водным управлением Маньчжоу-Го об улучшении условий судоходства. В преамбуле соглашения содержалась оговорка о том, что его действие касается пограничных частей рек, где в соответствии с соглашением совместно проводятся работы.