Александр Архангельский - Базовые ценности: инструкции по применению Страница 5

Выборы происходили не в городах и деревнях, решения готовились не в предвыборных штабах; всем правила телевизионная картинка. «Гусинское» НТВ честно отрабатывало государственные кредиты, выбитые для него Примаковым; того же Лужкова с Примаковым постоянно демонстрировали по ТВЦ. Но площадное политическое шоу, придуманное Березовским для Сергея Доренко, оказалось сильнее, эффективнее и победительнее всех этих интеллигентских разговоров о будущей хорошей жизни. Черная клоунада, разыгранная в эфире ОРТ, наркотически подействовала на мозги избирателей; примаковское «Отечество», которое заранее делило портфели в будущей Думе и прикидывало, кто кем станет в 2000-м, когда проложит себе дорожку в Кремль, неожиданно проиграло. Кто помнит выволочку, устроенную уставшим и обиженным стариком Примаковым в прямом эфире НТВ при подведении итогов народного голосования, не забудет эту роскошную сцену никогда.

Тотально подчиненное задачам пиара, не транслирующее и тем более не формирующее никаких ценностных представлений, не обслуживающее хотя бы ближайшие цели, российское телевидение образца 1999 года стало эрзац-политикой. А это значило, что дно пробито, что процесс тотального спуска и катастрофического сужения политического поля продолжается. В 1992-м с верхнего уровня мы спустились на средний, подменили ближайшими целями долгосрочные ценности; в 1996-м со среднего переместились на нижний; теперь от нижнего взяли часть и выдали ее за целое. Русский пиар, бессмысленный и беспощадный, самодостаточный и самопоглощенный, заместил собой весь политический процесс, все его иерархические уровни.

На этом фоне и появился Путин.

СВОБОДНЫЙ РУССКИЙ, ЛИБЕРАЛЬНЫЙ ПАТРИОТ

Как то и было задумано Березовским, ВВП вошел в политику неспешно, вразвалочку. Тем более спокойный, чем истеричнее и нервознее становилась страна; тем более отрешенный и не вовлеченный в мелкие дрязги, чем активнее забрызгивал эфир грязью г-н Доренко. Появляясь на публике, немигающе глядя в экран, Путин выступал подчеркнуто бессодержательно; от любых деклараций уклонялся; в книжке «От первого лица», написанной двумя самыми яркими и дотошными журналистами эпохи Андреем Колесниковым и Натальей Геворкян, ухитрился ровным счетом ничего не сказать о себе и своих воззрениях на экономику, политику, историю. Он не хотел никого отталкивать, никого напрягать; все флаги в гости к нам — такой была его предвыборная стратегия. Тем не менее его фигуру с самого начала окружали шлейфы чужих ожиданий. Массовых: верните нам уверенность, дайте почувствовать государственную защиту от врага, пошлите сгусток патриотической энергии. Элитарных: введите экономику в либерально-рыночные рамки, освободите ее от беспредела, выведите из тени, но не возвращайте в социализм.

Экономическое движение на вольный Запад; патриотическое движение вглубь своей собственной сущности; отказ от телевизионных манипуляций живой жизнью — вот формула общественного «наказа», который носился в разреженном воздухе пиаровской эпохи и немедленно спроецировался на фигуру молчаливого Путина. Как было сказано в рекламе не самого лучшего, но весьма четкого и отзывчивого на запрос эпохи фильма Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник» (1999): «Он русский — это многое объясняет». Если слоган слегка уточнить и нарастить — «Он свободный русский, и это объясняет все» — получится политический портрет ожидаемого Путина образца 2000 года. И одновременно — зачаток базовых ценностей новой России. Либерализм и патриотизм в одном флаконе.

Казалось, вместе с Путиным страна покинет болотное царство телевизионного морока, восстановит естественную иерархию низа и верха, обретет ясный государственный порядок и внятный экономический строй (то есть поставит и осуществит ближайшие цели), нащупает смысловые опоры российской гражданской нации (то есть начнет формировать базовые ценности). И тем самым наметит векторы своего движения сквозь историю. Вместе с мировым сообществом. Без потери самобытности.

Надежды эти не были беспочвенны; отчасти они оправдались. Исключительно своевременная и безупречно мужественная реакция России на события 11 сентября стала исторической вехой; путинский звонок Бушу был примером дальновидной политики, которая проводится вопреки умонастроениям собственных элит и значительной части электората, без оглядки на недавние тяжкие разногласия из-за югославских бомбежек… Опять как в фильме Михалкова, где именно потомок русского оказался лучшим из американцев.

В сравнении со всем этим не столь уж существенной казалась борьба государства с частными телеканалами. Сначала с «Гусинским» НТВ. Затем с ОРТ, которое почти безо всякой борьбы перешло из-под пригляда Березовского под контроль основного акционера, государства. И, наконец, с перепозиционированным под политические нужды ТВ-6. Гусинский действительно был неоплатным должником, а ссылки на то, что миллиардный государственный кредит был дан ему под решение примаковских проблем, не выдерживали никакой критики. Березовский действительно (как, впрочем, и поздний Гусинский, но в разы жестче и грубее) использовал телевидение в качестве информационной заточки и пытался с его помощью управлять страной. Любой политик, который пришел к власти на информационных штыках, предоставленных Березовским, обречен был эти штыки сначала отнять, а потом и зачехлить. Не только у Березовского; у всех.

Но еще важнее другое.

Сейчас мы смотрим на все эти битвы за телевидение сквозь призму заранее известного итога. Мы уже знаем, что в 2005-м, после переподчинения REN TV новым послушным владельцам, в стране не осталось ни одного частного канала, сколько-нибудь независимого от государства. Что введен негласный полузапрет на профессию для самого известного тележурналиста Леонида Парфенова, который Гусинского-то как раз и не защищал. Что силовые методы борьбы с олигархами, впервые опробованные на НТВ и ТВ-6, оказались эффективнее экономических, и это привело к соблазну все проблемы решать с помощью подконтрольной прокуратуры и зависимого суда. Однако ж тогда, в 2000-м и 2001-м все еще не было окончательно решено; плана тотального уничтожения независимого электронного вещания не существовало. Была конкретная задача: информационное зачехление. Она бы и осталась локальной задачей, если бы развитие страны пошло по другому руслу. По тому, который оформился в общественном запросе патриотического либерализма.

НА ПУТИ К ЭПОХЕ МУЛЯЖЕЙ:

ПАРАДОКСЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОСТМОДЕРНА

Как же распорядилась новая политическая элита отпущенным ей кредитом доверия и невысказанным, но вполне различимым «наказом» нации? Она рассудила, что в условиях нестабильности, разброда и шатаний двигаться вперед, реформировать экономику и восстанавливать государство невозможно и бессмысленно. Равно как бессмысленно дискутировать о гражданской нации и ее базовых ценностях, когда бедность выпирает наружу. Наоборот, нужно поменьше произносить сложных слов, а побольше людей успокаивать, укачивать их, убаюкивать на волнах медийного покоя. Да, вокруг много ужаса, страха и крови — то финансовый кризис случится, то дома взорвут, то «Норд-Ост» приключится, то Беслан, — но массовое сознание следует развернуть туда, где ему будет легко, спокойно и уютно; под этим символическим прикрытием можно незаметно провести либерально-экономическую спецоперацию, продолжить преобразования.

А где массовому сознанию легко, спокойно и уютно? В воспоминании о советской молодости. Очереди из памяти выветрились, пожизненное ожидание квартир и парткомовское унижение тоже, забыт непоправимый разрыв между декларациями номенклатуры и ежедневной практикой нормальных людей; солнечная, радужная оболочка молодого счастья осталась. Хорошо ж, сказала власть, вот вам, ребята, пряничек: советский гимн Александрова с перелицованными стихами гимнюка Михалкова, красное знамя для армии, золотая звезда для нее же; берите, не жалко. У нас еще есть. А тем, кто тоскует о тысячелетней истории России, предъявим имперский герб. Всем сестрам по идейным серьгам. Вы тут повозитесь немного, поиграйте с косточкой, погрызите ее, а мы тем временем проскочим со своими реформами. Не беда, что советское противоречит русскому, что гимн расходится с гербом. Это же только знаки. А знаки, как нам говорит всесильное учение постмодернизма, значения не имеют.

Вектор пути был определен, эстетика нового государственного пиара сложилась; оставалось подождать первых результатов.

Что же мы имели к середине первого путинского срока? Базовые ценности: туманны. Еще более туманны, чем были на излете 1999-го, когда достаточно массовые идеологические ожидания сгущались в образ начинающего Путина. Ближайшая цель: стабильность. Точнее, ее иллюзия. Телевидению не велено детализировать информацию о проблемных зонах, от Чечении до Махачкалы, запрещено показывать подробности терактов. Тихо, тихо, все хорошо; успокойтесь. Политические технологии достижения поставленной задачи: прекращение публичного политического процесса, превращение Думы в мощную машину для голосования, стилизация советской жизни без возвращения в ее пределы; игра с советской атрибутикой; сплошные старые песни о главном.