Михаил Ошлаков - Заказное убийство Сталина. Как «залечили» Вождя Страница 5

В такой ситуации непримиримый конфликт между СССР и США сделался неизбежным. И надо признать, что сила в этом противостоянии была на стороне Запада.

Сталин был не тем человеком, чтобы пасовать перед колоссальной мощью Америки. О его отношении к военной угрозе со стороны США хорошо рассказал Константин Симонов, записавший содержание речи Сталина на Октябрьском пленуме ЦК КПСС 1952 года.

Главное в его речи сводилось к тому, – вспоминал Симонов, – что он стар, приближается время, когда другим придется продолжать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих, что, в свою очередь, было связано с темою собственной старости и возможного ухода из жизни. Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо. Может быть, в каких-то моментах его речи и были как составные части элементы игры и расчета, но за всем этим чувствовалась тревога истинная и не лишенная трагической подоплеки. Именно в связи с опасностью уступок, испуга, капитуляции Сталин и апеллировал к Ленину, проявившему бесстрашие в 1918 году, когда была неимоверно тяжелая обстановка, когда сильны были враги: «А Ленин – перечитайте, что он говорил и что он писал тогда. Он гремел тогда в этой неимоверно тяжелой обстановке, гремел, никого не боялся. Гремел!»

Однако силу Британского Союза и Соединенных Штатов Сталин оценивал трезво, понимая, что допустить углубления кризиса в отношениях с ними, а тем более возникновения военного конфликта ни в коем случае нельзя. «Что было бы, – писал Сталин в 1927 году, – если бы пролетарии всех стран не сочувствовали и не поддерживали Республику Советов? Была бы интервенция и разгром Республики Советов». Естественно, что в новых условиях, при отсутствии поддержки и сочувствия мирового пролетариата Советский Союз должен был проводить осторожную и взвешенную политику. Проявлять отвагу – по-ленински означало в этих условиях не бросаться очертя голову на капитал, а проявлять терпение, мудрость и выдержку.

К счастью, история выступила в тот период на стороне СССР. Наша страна получила передышку, поскольку, прежде чем замахиваться на русских, американцам требовалось взять под контроль рынки британских и французских колоний, осуществить свою «маленькую маккартистскую чистку», а также установить в склонном к разброду и шатанию «лагере капитализма» железную дисциплину, необходимую для противостояния с СССР. Все это должно было занять немало времени, в течение которого Советский Союз мог залечить нанесенные войной раны.

В свете этого можно предположить, что сразу после окончания Второй мировой войны Соединенные Штаты нападать на Советский Союз на самом деле не собирались. Вполне возможно, что все их «варварские планы» («Троян», «Чариотир», САК ЕВП 1—49, директива Комитета начальников штабов 1518, директива 432/d и др.) являлись уловками, хитростью американцев, сродни рейгановской «Стратегической оборонной инициативе», и были призваны удержать русских от любых непродуманных действий, до тех пор пока США решают более насущные внешнеполитические задачи. С той же целью, безусловно, Советскому Союзу были продемонстрированы возможности атомной бомбы, сброшенной в августе 1945 года на японские города Хиросиму и Нагасаки.

Истина требует признать, что применение Соединенными Штатами Америки атомной бомбы было не актом варварства, не проявлением органической порочности американской системы, а суровой исторической закономерностью. Будучи изобретенной и сконструированной атомная бомба не могла быть не применена , как не могло быть не применено любое оружие прежних времен. И в доядерную эпоху правозащитники регулярно требовали запретить многие виды оружия: морские и противопехотные мины, пулеметы, различные типы боеприпасов и т. д. Однако, как только у того или иного правительства возникало сомнение, что потенциальный противник оснащает «варварским оружием» свою армию, все человеколюбивые императивы тут же забывались, и «варварское оружие» штамповалось натурально по-стахановски. Атомного оружия это касается тем более, что благодаря применению в 1945 году оно в последующие 40 лет стало главным сдерживающим фактором в международной политике.

Скорее всего как Сталину не удалось обмануть американцев относительно перерождения СССР, так и американцам не удалось ввести Сталина в заблуждение по части возможного нападения Америки на Россию. Верно оценив международную обстановку, Сталин решительно и смело демобилизовал армию и сосредоточил ресурсы страны на восстановлении народного хозяйства.

Однако теперь Союзу Советских Социалистических Республик, по замыслу Сталина, предстояло превратиться в совсем иное, чем прежде, государство.

После коммунизма

Здесь надо уточнить, что высказывания Ленина, направленные против национальной государственности, объяснялись, конечно, не ненавистью Ильича к родине, а его верой в необходимость мировой революции и пониманием того, что построить общество нового типа можно только в условиях всемирной коммуны.

Существует расхожее заблуждение, что Сталин придерживался иной точки зрения. «Сталин со своей религией построения социализма в одной стране», – так говорил о нем Л.Д. Троцкий. Это неверно. Сталин никогда не был сторонником построения социализма в одной стране. Он в отличие от Троцкого действительно считал, что необходимо начать строить социализм , не дожидаясь мировой революции, однако то, что его можно таким образом построить , Сталин никогда не утверждал.

Даже на одной шестой части суши не может существовать полностью изолированного, самодостаточного и свободного от необходимости взаимодействовать с внешним миром экономического пространства. В современном мире границы не должны являться препятствием для получения экономической выгоды. Государство, установившее такие границы, рано или поздно обречено на гибель.

Сторонники «чистого социализма» опровергают это утверждение фактами быстрой регенерации советской экономики, которая была успешно восстановлена в условиях изоляции после революции и войны. Однако восстановление экономики – это все-таки развитие «вширь», развитие экстенсивное, количественное, при котором главным образом производятся основные фонды и средства производства. Такая экономика действительно может находиться в относительной изоляции и регулироваться распределением по плану.

Между тем за всяким восстановлением должен последовать качественный рост экономики, ее интенсификация, знаменуемая развитием «вглубь». Этот период характеризуется уже преимущественным производством продуктов потребления и регулируется торговлей на основе рынка, а торговля и изоляция, торговля и административно-командная система – это огонь и вода.

Элементарный пример. Построили, скажем, в Советском Союзе в короткий срок 1000 предприятий для производства средств производства, которые, в свою очередь, «произвели» 2000 предприятий для производства предметов потребления. Куда в условиях изоляции девать первую 1000 предприятий? Они ведь больше не нужны, достаточно оставить 50 для обеспечения текущей модернизации! Единственное решение – выход на новые рынки и включение в капиталистическую конкурентную борьбу. Альтернатива этому только одна – депрессия, загнивание и развал.

Да, вполне реально в советской экономике был послереволюционный и послевоенный рывок. Однако движение страны при этом напоминало лыжника, летящего с трамплина, который, поднявшись в воздух, мчится вперед очень быстро, однако через несколько секунд уже опустится на землю, а дальше – забор.

Можно утверждать, что советская экономика подошла к периоду насыщения, ощутив потребность в выходе на внешние рынки и во внутренней либерализации уже в 1940 году, и только подчиняясь суровой необходимости, диктуемой нуждами войны, Сталин вновь повернул к мобилизации и жесткому административному регулированию. Не будь войны, сам Сталин неизбежно явился бы автором рыночных реформ в СССР.

Гитлеровское нашествие отбросило Советский Союз назад, в очередной раз поставив его перед необходимостью восстанавливаться, для чего требовалось опять «затянуть пояса», усилить изоляцию и жесткость административно-командного регулирования в экономике. Однако, преодолев последствия войны, Советский Союз рано или поздно неизбежно должен был вернуться в общую, увы, капиталистическую, мировую экономическую систему.

Само собой входить в мир капитала с «Марксом в голове», исповедуя интернационализм и придерживаясь «принципов морального кодекса строителей коммунизма», было нельзя, ибо на международной арене царили и властвовали волчьи законы экономического эгоизма. Что поделаешь! Грабить всегда выгоднее, чем дружить, и, следовательно, успешно соревноваться с Западом означало для СССР действовать в экономическом аспекте его же методами.